Олег Кожевников - Комкор
Глава 2
Уже полностью отрешаясь от всех посторонних мыслей и возвращаясь к сиюминутным событиям, я шагнул в сторону тормознувшего метрах в десяти от меня, трофейного грузовика, за мной, естественно, последовал и Шерхан. Туда же подошли выбравшиеся из своих броневиков, сержанты Ковалёв и Брызгалин. У капота Хеншеля у нас произошло мини совещание, вернее, это были мои приказы на порядок дальнейших действий, при этом сержанту Ковалёву приходилось кричать практически в ухо, чтобы до него дошли распоряжения. Приказы были очень простые - быстро рассаживаемся по автомобилям и в темпе вальса гоним в штаб бригады. Там я ориентируюсь по обстановке, захватываю с собой Пителина и, пополнив колонну эмкой начальника штаба, двигаемся в Волковыск, при этом мы с Шерханом теперь передвигаемся в кабине 'Хеншеля'. Порядок движения бронеавтомобилей остаётся прежним, задерживаемся только возле стоящих неподалёку танков КВ, чтобы выяснить, кого же всё-таки бомбили немцы и оценить последствия этого авиаудара. Дальше двигаемся без остановок до, организованного силами бригады, пункта сбора бойцов Красной армии, потерявших свои части и бегущих на восток. Этот пункт должен был располагаться километрах в пяти от места, где мы попали под авиаудар - на дороге между Зельвой и Сланимом и служил своеобразным заслоном. Командиром там был лейтенант госбезопасности Бедин, который до начала войны отвечал за содержание и охрану интернированных поляков, работающих в качестве дорожных рабочих в Белостокском областном Гушосдоре НКВД СССР. Лейтенант после начала немецкого вторжения попал в кошмарную ситуацию - не имея никаких приказов на эвакуацию интернированных поляков, он вместе с тридцатью семью бойцами был вынужден сидеть возле своих подопечных и обречённо ожидать появления частей вермахта. У лейтенанта нервы были уже на пределе, когда у него сформировалось решение расстрелять почти пятьсот бывших польских военнослужащих и после этого эвакуироваться со своими бойцами. Спасло поляков, да и самого Бедина, скорее всего, арестованного бы после такого самоуправства, моё появление в лагере интернированных. А там я оказался по просьбе жителя Белостока Ежи Топехи. Он работал водителем рейсового автобуса и был мобилизован вместе со своим транспортным средством после начала немецких бомбардировок и передан в моё распоряжение. Именно на его автобусе мы добирались в место расположения штаба бригады. Так вышло, что по пути в бригаду пришлось вступить в схватку с немецким десантом. В этом бою принял участие Ежи, он тогда спас мне жизнь. После этого я не мог отказать Ежи в помощи по освобождению из лагеря интернированных поляков его родного брата. Направляясь туда, я собирался вытребовать у Гушосдоровцев нескольких дорожных рабочих (включая и брата Ежи) в распоряжение седьмого ПТАБРа для возведения противотанковых укреплений, а потом, добравшись до своей бригады, распустить этих поляков по домам.
В процессе разговора с лейтенантом госбезопасности я понял, какая опасность нависла над всеми поляками, содержащимися в лагере Гушосдора, и предложил Бедину расформировать лагерь, распустив всех интернированных, а для отчёта перед его начальством составить акт, что все они переданы в распоряжение седьмого ПТАБРа для возведения противотанковых укреплений. Для лейтенанта это был отличный выход из того кошмарного положения, в котором он оказался, и моё предложение было практически сразу же принято. Более того, Бедин со своими людьми после расформирования лагеря Гушосдора присоединился к бригаде. Вот эту группу бывших охранников, усиленную взводом младшего лейтенанта Анисимова из роты Курочкина, я и направил на организацию своеобразного пункта сбора и фильтрации, потерявших командование и пытающихся покинуть зону боевых действий, военнослужащих. Прошедшие проверку красноармейцы и командиры, направлялись в спешно формируемый лейтенантом Курочкиным, сводный батальон. Лиц, не прошедших проверку, а так же паникёров и провокаторов я приказал расстреливать на месте. Такое решение сформировалось у меня из-за собственных наблюдений и рассказов подчинённых о положении, сложившемся на дорогах после начала немецкого вторжения - везде творился форменный бардак; никаких пикетов, заслонов, проверок документов, одним словом, настоящий рай для диверсантов и провокаторов. Все структуры НКВД сразу куда-то испарились, а большим армейским начальникам было не до того, ведь фронт трещал по швам. Я был не очень большим начальником, но зато имел в этом вопросе личный, весьма шкурный интерес. В моей бригаде практически не осталось резервов, а тут - тысячи растерянных, потерявших командование красноармейцев бродят по дорогам. Нельзя было упускать возможность пополнить ряды бригады этими бойцами. Многие из них уже побывали в боях и, как правило, не были трусами; растерявшиеся - да, слегка запаниковавшие - может быть, но если красноармеец, очутившись в такой ситуации, не побежал выпустив из рук оружие, он однозначно подходил нашей бригаде. Вот таких людей и должен был отбирать заслон Бедина. А подчинённые у него были людьми опытными, и врагов в наши ряды не пропустили бы.
Доведя до командиров бронеавтомобилей порядок дальнейших действий, я приказал всем сверить часы; на моих, трофейных, по которым все и установили свои хронометры, было 17 -10, так что небольшой резерв времени у нас был. Совещание в Волковыске было назначено на 23-30, а отсюда до этого города было всего-то километров тридцать пять. В мирное время до него можно бы доехать минут за сорок, а сейчас, конечно, трудно было предположить, что творилось на дороге, но у меня возникла одна мысль, как пробить путь, если предположить, что всё шоссе забито техникой. Возможность это сделать была связана с танками КВ. Издали казалось, что они, вроде бы, не пострадали от бомбардировки, значит, вполне вероятно, что хоть один из них может двигаться, значит, его можно мобилизовать и использовать как таран для пробития пробок на шоссе. Если танкисты начнут особо кочевряжиться, сошлюсь на приказ Болдина по стягиванию тяжёлых танков в Волковыск. Так что, никуда эти танкисты не денутся, придётся им выполнять приказ генерал-лейтенанта, лишь бы техника у них была работоспособна, а дальше - возьму их в оборот, и как миленькие поедут впереди нашей колонны.
На самом деле причиной, по которой я решил задержаться у разбомбленной колонны, и были, собственно, эти танки, а вовсе не забота о пострадавших в автомобильной колонне. Не до этого было - судьба всей страны решалась в эти дни; проявишь мнимое милосердие, бросишь силы на спасение нескольких человек, а погубишь весь свой народ. Вот тяжёлые танки, это да, тем более, если они отстали от своей части, тогда их можно и даже нужно попытаться присоединить к бригаде. Скорее всего, бронетехника двигалась отдельно от колонны грузовиков - те в Слоним, а танки в сторону Зельвы. По-видимому это был всего лишь танковый взвод, ну, по крайней мере, остатки от роты, полк же, куда входило это подразделение где-то на западе, а, значит, в этом бардаке они его быстро не найдут, только бездарно угробят весь свой оставшийся моторесурс. В бригаде же мы им найдём достойное применение, в крайнем случае, если дизеля этих броневых монстров дышат на ладан, используем танки в качестве дотов; хлипких мест в нашей обороне полно, и такая техника, введённая в бой в нужном месте, весьма сильно её укрепит. Воодушевлённый открывающимися перспективами я, подталкивая Шерхана, заставил его забраться в кабину Хеншеля, встал на подножку и, не закрывая двери, скомандовал Синицину двигаться по направлению к танкам.
Остановились мы метрах в десяти от танка, вокруг которого суетилось несколько человек, несмотря на жару облачённых в чёрные комбинезоны и шлемофоны. Ближе подъехать мы не смогли, мешали две воронки от авиабомб, но даже теперь было видно, что танки прилично пострадали от авианалёта; корпуса у всех машин были в глубоких бороздах от осколков близких взрывов авиабомб, а кое-где видны даже вмятины в броне. Моя надежда использовать эти стальные горы в интересах бригады почти угасла, особенно когда я увидел немного в стороне, двух, по-видимому, серьёзно раненых, танкиста. Они лежали на траве полураздетые, одного из них перебинтовывал не пострадавший их товарищ.
' Какой же силы удары испытали эти танки, если члены экипажа, даже защищённые такой толстой бронёй пострадали, - подумал я, - судя по бороздам, ребята в танке чувствовали себя как внутри камнедробилки. Наверное, и механизмы повреждены, хорошо хоть боезапас не сдетонировал.'
Уже скорее по инерции, чем надеясь на чудо, что какой-нибудь танк сможет двигаться, я спрыгнул с подножки грузовика и подошёл к танкистам. Трое из них занимались повреждённой гусеницей, а стоящий невдалеке лейтенант танковых войск подбадривал своих подчиненных не без помощи матерных выражений. Увидев меня, он осёкся, мгновение изучал мои петлицы, потом хриплым, прокуренным голосом представился:
