Илья Канаев - Петр 2 альтернативный
Добрались до дворца Меншикова мы скоро. Встречал меня сам хозяин вместе с дочерью и сыном, щуплым 13-летним пареньком. Кроме них, на набережную высыпала большая толпа придворных.
Когда вступил на набережную ухнули салютом пушки, народ заорад 'Виват!' и я важно пошел вперед по ковровой дорожке во дворец.
Остерман на правах моего гофмейстера показал новые покои. Потом был пир. В большом зале за П-образным столом сидели придворные. Рядом со мной Меншиков, герцог Голштинский и прочие официальные лица. Я старался не ерзать, благосклонно принимать здравицы в мою честь и в честь других присутствующих. Про себя думал, что быть монархом достаточно скучно и утомительно. Одно из главных условий успешного царствования - публичность монарха. Народ или хотя бы достаточно широкий круг придворных должен регулярно меня лицезреть. Совсем не обязательно при этом общаться - подданным достаточно видеть мое лицо. Надо будет сделать заказ придворным художникам на мои изображения для развешивания в присутствиях. Только выбрать вариант, где я выгляжу взрослее и солиднее. Вот кстати второе условие моего нынешнего выживания - не делать необдуманных поступков. Любое мое слово может привести к бедам. Даже гримасы мои придворные читают с жадным любопытством. Поэтому выдержка и терпение! Живое общение проявлять только в приватной обстановке, где неудачное сказанное можно поправить. Но и в личном общении поменьше вещать самому, а давать человеку выговориться. Если беседу правильно построить по всем канонам дипломатии - собеседник станет твоим преданным сторонником. А сторонники мне нужны сейчас в первую очередь.
Кстати, размещение гостей за столом соответствовало властной и придворной иерархии. Ближе всего, кроме герцога и светлейшего сидели с одной стороны цесаревны Анна и Елизавета Петровны и сестра Наталья. Рядом с Натальей присел сын Меншикова, ой не с проста! Тут же разместились царевны Екатерина и Прасковья Ивановны (эта с супругом Мамоновым - командиром Петропавловской крепости), а также первая статс-дама пожилая Анастасия Голицына. С другой стороны - члены Верховного Тайного Совета - Головкин, Апраксин, Голицын, Остерман. Чуть дальше фельдмаршал Сапега с сыном, сенаторы Юсупов, и Черкасский. Напротив них, после Меншикова-младшего - члены Синода: митрополит Новгородский Феофан, архиепископ Ростовский Георгий, тверской архиепископ Феофилакт. Далее по обеим сторонам из военных чинов адмирал Гордон, генерал-аншеф Миних, генерал-фельдцейхмейстер Гинтер, вице-адмиралы Сиверс, Головин, Сенявин, Вильстер, Сандерс. Командиры гвардейцев - Салтыков, Матюшкин, Измайлов, Шаховской, Шепелев. Дальше еще много знатного народа, в том числе мои камергеры и камер-юнкеры, послы иностранных держав и прочие и прочие!
Вся эта орава теперь подчинялась мне, но стоит ее сдвинуть - обнаружится, что она не монолитна, разбита на разные враждующие группировки и не все из них воспринимают меня серьезно. Придется мне с каждым проводить индивидуальную работу. Вот, например, не вижу здесь командира преображенцев Бутурлина или руководителя закрытой недавно Тайной канцелярии Ушакова или президента Коммерц-коллегии Нарышкина. Похоже, Меншиков устраняет от властного олимпа своих и моих противников. Осталось только отправить домой Анну Петровну с Карл-Фридрихом и можно браться за самого Светлейшего князя, а до сегодняшнего дня он защищал мои интересы.
Впрочем, всю эту толпу, которая ко мне поближе надо будет разбавить новыми выдвиженцами, а лучше заменить постепенно. Проблема только в том, что вся верхушка сформирована по принципу родовитости и ротация кадров идет из их родственников чуть помоложе, но ничуть не лучше профессионально. Единственное новшество, которое сделал мой дед - массовый прием на службу иностранцев. Но мне нужно сделать следующий шаг - продвигать мелкопоместных дворян в руководстве армии и страны. Опять же не сразу.
Через некоторое время я покинул собрание и добрался до своей комнаты. Сел за стол и неудобным пером написал небольшое письмо. Запечатал и попросил Лопухина передать его Остерману. В письме написал предупреждение бискупу любекскому о том, что в ближайшие десять дней ему нельзя сходить на берег, если он не хочет заразиться оспой. В записке для Остермана, приложенной к письму, просил его переписать моё письмо, исправив грамматические ошибки и передать его адресату. Через некоторое время мой воспитатель и вице-канцлер по совместительству появился сам.
- Как ты себя чувствуешь, Петр Алексеевич?
- Благодарю, Андрей Иванович, хорошо.
- Вы уверены насчет того что написано бискупу?
- Нет. Не уверен. Но если случиться так, а я ничего не сделал чтобы предотвратить это - на мне будет грех.
- Но откуда такие сведения, Государь?
- Предчувствие у меня такое, Андрей Иванович.
- Ты стал верить предчувствиям, Петр Алексеевич?
- Иногда. Только не говорите никому, а то засмеют.
- Никто не посмеет, Ваше императорское величество, и все же...
- Отлично. Я рад, что ты мне поможешь, барон.
После ухода Остермана пожаловал сам Светлейший князь, хозяин этого дома и всей России на данный момент. Выглядел он довольным и еще радостно поздравил меня с воцарением на престол. Я как можно радушнее поздравил его тоже и предложил присвоить ему титул генералиссимуса. Мне на жалко, так как и без меня бы решили то же самое. Но Меншиков впечатлился, даже осекся. Взволнованно поклонился
- Благодарю тебя, Государь!
- Не о чем, Александр Данилович! Если бы не ты, то императрицей сейчас бы была Анна Петровна!
- Трон твой по праву, Петр Алексеевич!
- Я знаю. Еще у меня просьба - подыщи достойных людей для двора моей сестры.
Раз уж в моей истории он своего сына втиснул в обер-камергеры к Наташе, сделаем вид что это моя инициатива.
- Ты читаешь мои мысли, Государь! Сделаю непременно!
Я поколебался, говорить ли ему о моем нежелании жениться на его дочери. Решил что не время.
Вновь выбравшись из тишины своего кабинета прошелся по комнатам и залам дворца. Как обычно бывает во время долгой пьянки - народ начинает разбиваться на группы. Этому способствовала величина дворца и обилие уединенных уголков, где можно посплетничать, обсудить какие-то вопросы, поиграть в карты или бильярд на деньги или просто выпить в своей компании.
В одной из комнат расположилась петербургская богема, центром которой была Елизавета Петровна. Рядом с нею семнадцатилетний модник Семен Нарышкин, большой любитель юных девиц лейб-медик Лесток, камергер, а по слухам даже любовник тетки Александр Бутурлин, камер-юнкеры Воронцов и Петр Шувалов, а также бойкая девица Мавра Шепелева.
- Иди Петя к нам! Мавруша анекдоты рассказывает! - позвала меня Елизавета.
Шепелева в это время уже была одной из самых известных сплетниц, а лет через пятнадцать прославилась титулом 'чесащицы пяток' императрицы Елизаветы Петровны. В этот раз она рассказывала историю взаимоотношений при курляндском дворе Анны Иоанновны. Любовником герцогини до последнего времени был обергофмейстер Петр Бестужев, но недавно они не поладили о чем-то с Меншиковым. Быть бы Бестужеву сейчас под арестом, как Девиер, да Анна Курляндская упросила его не трогать. Самое пикантное, как только Бестужев вынужден был уехать из Митавы в Петербург, его место в постели герцогини занял 'конюх' Бирон.
- Да Бестужев старый совсем! Неужто он любовник Анькин? - засмеялась Елизавета.
- Старый - не старый, а все говорят, что еще тот кобель он! И дочка у него еще та стерва!
Дочка Бестужева, аграфена Волконская, до недавнего времени была душой небольшого кружка придворных лиц. Но несколько дней назад Волконская попала под арест. Что-то связанное с умершим австрийским послом Рабутиным или просто против Светлейшего интриговали. Вместе с княгиней теперь в опале мои бывшие учителя Маврин, чернокожий Абрам Ганнибал (тот самый любимый предок Александра Пушкина!) и кабинет-секретарь умершей императрицы Черкасов.
Тему опалы врагов Меншикова не стали развивать в его собственном доме. Никому не хотелось оказаться следующим в списке репрессированных. Перескочили на тему современной моды. Елизавета похвасталась новой прической в стиле рококо под названием 'неженка'. Семен Нарышкин, пришедший без обязательного парика, объяснял секреты своей прически 'а-ля Катогэн' в виде зачесанных назад волос, завязанных в хвостик черной лентой. Чтобы поддержать новую моду, спросил у Нарышкина имя парикмахера.
Незаметно перешли к обсуждению лошадей. Бутурлин доказывал, как хороши лошади липицианской породы из Вены, подошедший в нашу компанию Сергей Голицын хвалил андалузскую и лузитанскую породы. Другой новоприбывший, английский резидент Клавдий Рондо сообщил о ежегодных скачках в Ньюмаркете, где последние годы нет равных жеребцу Флейнт Чайндерсу и его сыну Блэйзу. Я расспросил об условиях скачек. Надо бы и в России устроить свой конезавод и скачки. Может удастся улучшить породу российской кавалерии, а то к Семилетней войне она выглядела бледновато по сравнению с рослыми и быстрыми лошадьми немцев. Как-то незаметно перешли на разговор по-английски, который знал Игорь Семенов пусть и вариант XXI века. Диалог с англичанином замер, когда я почувствовал тишину в зале. Даже в этом продвинутом обществе знание английского не было распространено по сравнению с знанием немецкого и французского языков.
