Аляска Ангелини - Невыносимый
— Какой позор, рабыня. Мы поработаем над этим, — Джейми ставит графин на стол, пододвигая его ко мне. Он или слишком умен, пытаясь ослабить мой контроль, или слишком туп, чтобы напоить меня в стельку. В таком случае я перестану быть хорошим человеком.
Слышится звон тарелок, и я хочу встать. Нужно предложить помощь, чтобы приблизиться к ней. Но голос Джейми отвлекает меня от Дианы.
— Мне нужно поговорить с тобой о продлении моего отпуска до тех пор, пока Диана не уедет. Я без проблем могу работать отсюда, но на встречах меня не будет, — он смеется. — Если ты не захочешь приехать и сыграть роль няньки вместо меня.
— Что же…
Звон битого стекла заставляет нас обоих обернуться.
— Дерьмо, прости, Господин, — Диана приседает, собирая осколки.
У меня перехватывает дыхание от вида ее обнаженной киски. Я подскакиваю на ноги, словно хищник, глядя только на то, что принадлежит мне.
— Ох, — она одергивает руку, и я понимаю, что произошло. От созерцания крови, покрывающей ее ладонь, мой мозг сопротивляется фантазиям, как я режу Диану, размазывая красную влагу по коже, в то время как поддразниваю ее. Другая же часть меня приказывает покончить с этим и удостовериться, что с ней все в порядке.
— Позволь мне взглянуть, — говорю я, приближаясь. Джейми оказывается рядом со мной быстрее, чем я думаю.
— Разожми руку, — его тон такой же низкий, как и мой.
Она тяжко выдыхает, но повинуется.
— Дерьмо, порез очень глубокий. У меня здесь нет аптечки, — Джейми поднимается и хватает несколько бумажных полотенец. — Прижми посильнее, а я сбегаю и узнаю, есть ли что–то полезное на стойке у консьержа.
Он идет к двери и через несколько секунд исчезает. Кровь течет непрерывным потоком, расползаясь пятном на полотенце. Я очарован этим зрелищем.
— Рана неглубокая. Ее не придется зашивать.
— Диана, — я с трудом сглатываю, борясь с желанием опрокинуть ее на стол, притянуть к себе за бедра и трахать, как и в каждой моей темной фантазии, в которой существует только она.
— Да, Севастьян?
Поток темно–красных капель скользящих по коже замедляется. Я убираю свой палец от пореза, размазывая кровь по ее ладони. У Дианы перехватывает дыхание, и ее взгляд поднимается, встречаясь с моим. В нем столько эмоций, что я подхожу ближе. Девушка тут же делает шаг в сторону, поворачиваясь ко мне спиной. Что–то в ее отказе заставляет меня дернуться вперед. Я разворачиваю Диану, хватая за волосы, и толкаюсь в нее грудью, прижимая к задней стенке. Меня встречают мягкие изгибы, когда я вдавливаю ее в свое тело.
— Без трусиков? Кому ты пыталась отправить сообщение, Диана? Мне или ему? — я прижимаюсь членом к ее заднице, разрывая платье до бедер. В тот момент, когда мои пальцы проникают в гладкую, влажную щель, я впиваюсь зубами в ее плечо. Она стонет, когда я дважды толкаюсь в ее киску и еще крепче сжимаю кожу зубами. — Я предполагал, что ты уже горячая и влажная, именно так, как мне нравится, — прижимаю ладонь к клитору, и она кричит так громко, что это пробивается через туман животной похоти, в котором я прибываю. Но я не останавливаюсь. Не могу. Ее запах… руками удерживаю девушку еще крепче. Я хочу никогда не отпускать ее. Если бы я только мог сказать ей то, что действительно хочу. То, что люблю ее всей душой. — Я бы умер за возможность трахнуть тебя, рабыня. Я так по тебе скучал, — я зарываюсь лицом в ее шею, и посасываю кожу так сильно, что чувствую металлический привкус крови, который так много говорит мне. Черт возьми, ей нравятся мои метки. Быстро толкаюсь в нее пальцами и начинаю проникать ими так чертовски глубоко, что издаваемые ею звуки становятся только громче и протяжнее. Довести ее до состояния, когда она впивается в стенку ногтями, не занимает много времени. Капает кровь, и я шепчу проклятия.
— Ох… бл*дь. Ты должен остановиться. Ты должен… — она извивается всем телом, когда сквозь нее проходят спазмы оргазма. Я рад, что у меня простые брюки, которые позволят мне трахнуть ее, лишь расстегнув ширинку. Улыбаюсь, отступая назад. Засовываю пальцы в рот и постанываю от ее вкуса, облизывая их.
— Если ты настаиваешь, чтобы я остановился, — поднимаю руки вверх, будто сдаюсь и отступаю назад, — то я так и сделаю.
На ее щеках румянец. Восхитительная. Да, это именно то слово, которое приходит мне на ум, когда я смотрю на ее прекрасное лицо. Она быстро одергивает платье и хватает губку. Диана начинает отмывать кровавые пятна.
— Я поверить не могу, что ты сделал это. Ты больше не мой хозяин. Ты не можешь просто прийти и… сотворить подобное, — возмущается она.
Я смотрю на нее слегка свирепо, скрещивая руки.
— Тебе не понравилось это?
— Невероятно, — фыркает она. — Это не относится к делу. Не делай так больше. Ты не имеешь права, не после того, как повернулся ко мне спиной.
Прячу взгляд, ощущая себя полным мудаком из–за чувства вины. Я не хочу ничего больше, чем сказать ей обратное. Хочу потребовать, чтобы она подняла свою задницу и шла к двери, потому что мы едем домой, но я знаю правду. Неподходящее время. Это должно закончиться и лучше, если это произойдет сегодня. Я совершил поступок, противоречащий моему плану. Все изменится, когда мы будем готовы.
Ее лицо омрачено печалью, и я отхожу еще дальше, не в состоянии отвести от нее глаз.
— Мне очень жаль. Ты права. Этого больше не повторится.
Глава 22
Диана
— Я же говорил, что это сюрприз. Что скажешь? Подходит?
Я поворачиваюсь по кругу, с улыбкой осматривая гостиную, обставленную мебелью. Останавливая свой взгляд на Джейми, я подхожу и опускаюсь на колени у его ног. Это в последний раз. Технически, я свободна уже больше недели, но сегодня мне захотелось сделать это из уважения.
— Большое тебе спасибо. За все.
— Не нужно благодарить меня. Я всего лишь передаю тебе ключ. Это подарок от Господина. Он просил передать, что поздравляет тебя с окончанием курсов по повышению квалификации и желает тебе всего самого лучшего в твоей новой жизни. Плюс, нас с тобой связывают несколько историй. Мы можем навещать друг друга в любое время.
Улыбка сползает с моего лица, и я начинаю подниматься.
— Господин? Я не могу принять это, — тихо говорю я. — Я…
— Будем считать, — говорит он, перебивая меня. — Это не тот подарок, который ты можешь вернуть. Это твое. Кроме того, он хочет видеть тебя счастливой после всего, что случилось. Это его способ извиниться.
Хочу сказать, что мне не нужна квартира. Мне нужен… он.
— Я позвоню и поблагодарю его лично.
— Хорошая девочка. Сделай это. Ему будет приятно услышать это от тебя. Он постоянно о тебе спрашивает, даже если отказывается переступать порог моего дома.
Закрываю глаза, а в памяти всплывает последний раз, когда я его видела. Воспоминания возвращаются обратно и неважно, как сильно я пытаюсь их оттолкнуть, они просто приходят. Он сказал, что никогда больше не прикоснется ко мне, и не солгал. После того, как Джейми вернулся и увидел отметину на моей шее в виде небольших следов от зубов, я боялась того, что произойдет дальше. Зря. Господин единственный, кто все контролировал, независимо от того, в чьем доме я жила. Джейми знал это. Он стоял тихо, пока перевязывал мою руку, и ни один из мужчин не произнес ни слова. Ужин прошел спокойно, а потом меня отправили спать. Когда я проснулась, Севастьяна уже не было.
— Он не хочет быть рядом со мной. Вот почему он держится в стороне.
Джейми хватает меня за запястье, когда я начинаю отворачиваться.
— Он любит тебя, Диана. Однажды ты это увидишь.
Я качаю головой.
— Да, у него есть ко мне чувства. Но любовь… нет. Когда ты любишь кого–то, ты ни чему не позволишь разлучить вас. Он даже не попытался что–то сделать. Ни тогда, когда я уходила, ни даже сейчас.
— Ты не знаешь, через что он прошел и сколько людей от него зависит. Когда ты ушла, он взял нового раба. Мужчину, ему около пятидесяти. Чувак просто появился у его двери с пистолетом в руке. Господин никогда ни от кого не отказывается, если может помочь. Он полон решимости искупить свое прошлое, в котором не увидел явных признаков склонного к суициду человека. Это чувство вины уничтожает его с каждым рабом, которого он пытается спасти. Не вини Господина за то, что он делает. Просто поддержи его. Поддержи его. Ему это нужно, Диана. У него никого нет. Действительно, никого.
Я поднимаю руки и убираю волосы с лица. У меня болит сердце за Севастьяна и не только из–за того, что я очень скучаю по нему. Он через многое прошел, но продолжает проживать тот момент день за днем. Он никогда не исцелится, если и дальше будет держаться курса "Господин и раб". Должен быть другой способ помочь не только ему, но и остальным.
— Кроме того, — продолжает он, — это действует в обоих направлениях. Говоришь, что он не боролся, но что сделала ты?
