Владимир Поселягин - Истребитель. Трилогия
Выйду ночью в поле с конем
Ночкой темной тихо пойдем
Мы пойдем с конем по полю вдвоем
Мы пойдем с конем по полю вдвоем
Мы пойдем с конем по полю вдвоем
Мы пойдем с конем по полю вдвоем
Ночью в поле звезд благодать
В поле никого не видать
Только мы с конем по полю идем
Только мы с конем по полю идем
Только мы с конем по полю идем.
группа «Любэ»
Закончив Кобзоном:
А у нас во дворе
Есть девчонка одна –
Между шумных подруг
Неприметна она.
Никому из ребят
Неприметна она.
Я гляжу ей вслед –
Ничего в ней нет.
А я все гляжу,
Глаз не отвожу.
Есть дружок у меня –
Я с ним с детства знаком,
Но о ней я молчу
Даже с лучшим дружком.
Почему‑то молчу
Даже с лучшим дружком.
Я гляжу ей вслед –
Ничего в ней нет.
А я все гляжу,
Глаз не отвожу.
Двухчасовой концерт закончился в полдвенадцатого ночи, на этот раз тоже повезло, его не прерывали, и он закончился вполне благополучно. Гости из других частей уезжали вполне довольные, и радостные. Мы с парнями возвращались на аэродром, когда шедший слева Олег Мясоедов, барабанщик, спросил:
– Товарищ лейтенант, а откуда у вас эти песни?
– Нравятся?
– Да, особенно эта, про «Коня», или вот «Алиса»
– Пишу да пою. В голову приходят вот я их в тетрадку то, и записываю, а некоторые нет…
– А сколько вы песен написали, вот мы тридцать слышали, вы только их поете.
– Я пою те, что попроще. А так у меня их не меньше двухсот написано.
– Ого, – загалдели мои спутники. Шли мы толпой человек в сорок. Тут были и мои музыканты, и слушатели в основном из моей группы, и другие присоединившиеся, так что слышали все.
– А спойте какую‑нибудь, которую мы не слышали, – стали простить меня мои спутники.
– У меня горло пересохло, хриплю уже.
– Ну пожалуйста, товарищ лейтенант, – узнал я голос нашей официантки Любы.
– Ну хорошо, слушайте эту.
Мы расположились где‑то в двухстах метрах от наших землянок, и я, глотнув воды, поданной мне кем‑то в темноты, спел им «Дрессировщика», благо хрипел почти как Боярский. Что ни говори, а они таки заставили спеть ее на бис, и только потом скрепя сердце отпустили. И почему все концерты заканчиваются так одинаково?
Утром приехали специалисты из КБ, которые устроившись в специально приготовленных для них землянках, стали возиться с самолетами. Старшим у них был сам авиаконструктор и создатель этих машин Таиров.
Пилоты, назначенные на машины осматривали их, восхищаясь огневой мощью, все‑таки оно состояло из одной крупнокалиберной пушки «ШФК‑37» калибра 37 мм, двух 23‑мм пушек, и двух пулеметов «ШКАС», а это не фунт изюма, а реальная мощь. Блин, мне эти машины нравились все больше и больше.
– Всеволод Константинович, когда вы все‑таки дадите разрешение на ознакомительный вылет? Мне хотелось бы погонять его на виражах, проверить устойчивость, и систему управления, не сложна ли она для переучивания на новую машину, – спросил я у Таирова.
– Через полчаса. Сейчас Павел закончит осматривать «шестерку» и вполне можете пробовать.
– Хорошо. Вы не знаете что там с установкой трофейной радиостанции на самолет?
– Этим Борис Фельдман, занимается. Это его специфика, насколько я знаю. Там есть некоторые проблемы, но они решаемы, все самолеты будут радиофицированы, если будут радиостанции.
Вылетов пока не было, и я, пользуясь этим решил облетать одну из ТА‑3. Пока самолет готовили, я поболтал с конструктором.
Оказалось, опытных вариантов машин было создано десять, то есть без моторов вооружения и оснастки, но только две из них доукомплектованных допустили к испытаниям. Из‑за войны их опробование понемногу стали сворачивать, вот Всеволод Константинович и подсуетился с боевой проверкой, с помощью своего родственника, и товарищей в штабе ВВС, которые подали докладную записку Сталину. Именно он приказал отправить все машины в наш полк, видимо из‑за меня, Таиров прямо не сказал, просто намекнул. И только по счастливой случайности оказалось что дивизией командует родственник конструктора. Быстро дооснастив остовы машин, и погоняв их, Всеволод Константинович отправил самолеты своим ходом на наш аэродром, а сам двинулся со своими людьми поездом и машинами, так они и оказались у нас.
Аппарат мне понравился, делая виражи на десяти тысяч, в летном комбинезоне, я дважды одни и те же ошибки не повторяю, так что мне было довольно комфортно.
– Смотрите, в штопор свалился, – выкрикнул кто‑то из персонала КБ.
Сотрудники КБ с Всеволодом Константиновичем тревожно следили за всеми маневрами едва видневшегося самолета, и срыв в штопор, заставил поволноваться их. ТА‑3, было детищем не только Таирова, но и их тоже, и работники переживали не меньше отца машины.
– Не видно, упал похоже, – упавшим тоном выдохнул один из спецов, когда самолет стал не виден из‑за деревьев. Все ожидали толчка земли, от упавшего в двух километрах самолета. Или звука взрыва, но вместо этого, неожиданно, ревя обеими моторами. Над ними пронеслась стремительная тень и крутнувшись вокруг своей оси стала снова набирать высоту, как вдруг у самолета заглох один мотор. Было видно, как пилот пытается справиться со сразу ставшей неуклюжей машины, сменившей на свои элегантные порхания на резкие рывки.
– Черт! Рации нет, нужно немедленно дать приказ на посадку, – громко скомандовал кто‑то рядом. Обернувшись, Всеволод Константинович увидел командира одного из полков, с которым познакомился всего пару часов назад.
– Дежурный, ракету! – скомандовал майор Запашный.
Самолет, в это время выпустив шасси пытался набрать высоту, но потом после ракеты стал планировать на ВПП. Вот он коснулся полосы и покатился по ней, но тут вдруг неожиданно запустился заглохший мотор, и «тройка» снова стала набирать высоту, оторвавшись от полосы. На трехстах метрах у нее снова заглох мотор, но на этот раз другой, уже правый.
– Да он тестирует полетные характеристики при одном работающем моторе, – догадался кто‑то.
– Спасибо, я уже понял, – ответил Всеволод Константинович.
Покрутившись над аэродромом еще минут десять Суворов повел машину на посадку, но и тут он не обошелся без привычного «выпендрежа», как сказал один из местных. Крутнувшись вокруг оси, почти у самой земли, лейтенант, показывая великолепные летные данные, посадил тяжелый истребитель на три точки.
Подогнав машину к капониру, я заглушил оба двигателя, позволив машине катиться, притормозив только у места стоянки.
– Ну как? – это было первым что я услышал как только откинул фонарь. Подставляющий к корпусу лестницу, один из инженеров, вопросительно ожидал моего ответа, как и остальные.
– О! – показал я большой палец, что вызвало вздох облегчения у всех работников КБ.
– Что скажешь, Суворов? – спросил подошедший Запашный. Не знаю почему, но смотрел он на меня не совсем по‑доброму.
– Нормально, товарищ майор. Доложиться?
– В письменном виде непременно. А пока устно.
– Есть устно.
Я спустился на землю и отойдя в сторону запрыгнул на ящик из‑под патронов, осмотревшись, спрыгнул поставил еще один, и снова залез. Балансируя, я начал говорить:
– Самолет хороший. Это, одним словом. А теперь начну говорить что так, и не так: По моему мнению со свободным рулем он продольно устойчив при всех летных центровках, имеет большую поперечную и положительную путевую устойчивости. Это хорошо. Нагрузки на рули и элероны в полете несколько велики. Велика и нагрузка на руль высоты при посадке. Бафтинг на самолете отсутствует. На одном моторе с выпущенными шасси самолет идет со снижением. Полет на одном моторе с убранными шасси возможен. Кабина летчика просторна, обзор вперед и вверх хороший, вбок недостаточный, вниз неудовлетворительный, назад отрицательный. Винтомоторная группа самолета работает надежно. Подходы хорошие. Охлаждение моторов на всех режимах достаточное. Посадочные приспособления: шасси, щитки, тормоза – работают надежно. Что мне нравиться в этой машине – это мощное стрелково‑пушечное вооружение, сильное бронирование экипажа, высокая живучесть винтомоторной группы за счет установки двух моторов воздушного охлаждения, способность производить все фигуры высшего пилотажа. Безопасность при потере скорости, нет тенденции к сваливанию на крыло, возможность продолжения полета с убранными шасси на одном моторе. Что не понравилось – это значительные усилия на ручку руля высоты при посадке, большие нагрузки на ногу, без пользования триммером при полете на одном моторе, плохое конструктивное и производственное выполнение фонаря, ухудшающее обзор, плохой обзор в стороны и назад. По моему личному мнению, такой самолет пригодился бы не только для борьбы с немецкими мотомехколоннами, но и для обеспечения ночных рейдов самолетов дальней авиации, блокировка аэродромов противника. Подавление ПВО, и в авиации ВМФ при выполнении задач по дальнему прикрытию морских конвоев, разведки и бомбоштурмовых ударов по малоразмерным судам противника. В общем, самолет мне понравился. Хороший аппарат. У меня все.
