Брендон Сандерсон - Архив Буресвета. Книга 1 : Путь королей
— Я знаю, что это кажется странным, сын. Но Элокар куда сложнее, чем принято считать. И переживает из-за того, что подданные видят в нем труса, поскольку он так сильно боится убийц, и ищет другие способы показать свою храбрость. Иногда это глупые способы... но Элокар не первый, которого я знаю, выходящий на битву без страха, но съеживающийся от ужаса при мысли о ножах среди теней. Напускная храбрость — признак неуверенности в себе. Король учится править. Ему нужно охотиться. Ему нужно доказать самому себе и остальным, что он по-прежнему достаточно силен, чтобы руководить воюющим королевством. Поэтому я поддержал его. Успешная охота в контролируемых обстоятельствах может улучшить его репутацию и уверенность в своих силах.
Адолин медленно закрыл рот: слова отца зарубили его возражения на корню. Странное дело — теперь, после объяснений, действия короля казались вполне осмысленными. Адолин посмотрел на отца. «Как могут они шептаться, что он трус? Разве не видят его мудрость?»
— Да, — проговорил Далинар, и его взгляд сделался отрешенным. — Твой кузен куда лучше, чем думают многие, и куда более сильный король. По крайней мере, он может им быть. Мне лишь надо придумать, как убедить его покинуть Расколотые равнины.
Адолин обомлел:
— Что?!
— Я сначала не понимал, — продолжил Далинар. — Объединить их. Я должен объединить их. Но разве они уже не объединены? Мы сражаемся вместе здесь, на Расколотых равнинах. У нас общий враг — паршенди. Я начинаю понимать, что мы объединились лишь на словах. Великие князья не жалеют пустых слов для Элокара, но эта война — это противостояние — для них игра. Соревнование друг с другом. Здесь мы их не объединим. Нам надо вернуться в Алеткар и обеспечить безопасность родной страны, научиться трудиться бок о бок, как единый народ. Расколотые равнины нас разделяют. Все слишком сильно переживают из-за возможности заполучить богатство и славу.
— Отец, богатство и слава — сама суть существования народа алети! — возразил Адолин. Неужели ему это не померещилось? — А как быть с Договором Отмщения? Великие князья поклялись свершить возмездие и наказать паршенди!
— И мы попытались исполнить клятву. — Далинар посмотрел на Адолина. — Я понимаю, что это звучит ужасно, сын, но есть вещи поважнее отмщения. Я любил Гавилара. Я отчаянно по нему скучаю и ненавижу паршенди за то, что они сделали. Но Гавилар положил жизнь на то, чтобы объединить Алеткар, и я скорее отправлюсь в Преисподнюю, чем позволю его снова разломать на части.
— Отец, — с болью проговорил Адолин, — если что и происходит неправильно, так это то, что мы не прилагаем достаточных усилий. Ты думаешь, великие князья играют в игры? Ну так покажи им, как это делается! Вместо того чтобы рассуждать об отступлении, мы должны говорить о продвижении, о нанесении удара паршенди, а не о продлении осады.
— Возможно.
— Так или иначе, нельзя даже упоминать об отводе войск, — продолжил Адолин. — Люди уже болтают, дескать, Далинар потерял хребет. Что они скажут, если узнают о таком?.. Ты ведь с королем еще ничего не обсуждал, верно?
— Нет. Не нашел правильных слов.
— Прошу тебя, не говори с ним об этом.
— Посмотрим.
Далинар повернулся к Расколотым равнинам, и его взгляд опять стал отрешенным.
— Отец...
— Сын, ты высказал свое мнение, и я тебе ответил. Не усугубляй ситуацию. Ты получил донесение арьергарда?
— Да.
— А что с авангардом?
— Только что проверил и... — Он умолк. Проклятье. Прошло уже достаточно времени, — вероятно, пора королю со свитой двигаться дальше. Остаток армии не мог покинуть это плато, пока король не окажется в безопасности на другой стороне.
Адолин вздохнул и отправился за донесением. Вскоре они все пересекли расщелину и направились к следующему плато. Ренарин рысью подъехал к Адолину и попытался увлечь его беседой, но брат едва отвечал.
Его охватила странная тоска. Большинство людей в армии — даже те, кто был всего на несколько лет старше Адолина, — бились рядом с его отцом в те славные дни. Юноша понял, что завидует тем, кто знал его отца и видел, как он сражался, до того как Заповеди подчинили его себе.
Изменения начались, когда погиб король Гавилар. В тот ужасный день все пошло наперекосяк. Потеря брата чуть не сокрушила великого князя, и Адолин знал, что никогда не простит паршенди причиненной отцу боли. Никогда. Люди сражались на Равнинах по иным причинам, но Адолин пришел сюда из-за этого. Может быть, если они одержат победу над паршенди, отец снова станет прежним. Может быть, те призрачные видения, что мучают его, исчезнут.
Впереди Далинар негромко разговаривал с Садеасом. Оба хмурились. Они едва выносили друг друга, хотя когда-то были друзьями. Это также изменилось в ночь смерти Гавилара. Что же между ними произошло?
День шел своим чередом, и в конце концов они прибыли на место охоты — два плато, на одно из которых должны выманить чудовище для атаки, и другое — для тех, кто собирался наблюдать. Как у большинства, у этих плато была неровная поверхность, покрытая стойкими растениями, привыкшими к постоянным бурям. Уступы, углубления и неровный ландшафт превращали сражения на них в весьма опасное дело.
Адолин присоединился к отцу, который ждал у последнего моста, в то время как король в сопровождении отряда солдат перешел на наблюдательное плато. За ним должна была последовать свита.
— Сын, ты хорошо справляешься с командованием. — Далинар кивнул группе солдат, которые отсалютовали ему, проходя по мосту.
— Они опытные воины. Им едва ли нужен командир во время перехода с одного плато на другое.
— Да, но тебе требуется опыт руководства, а им нужно увидеть в тебе командира.
Подъехал Ренарин, — похоже, пришло время им перейти на наблюдательное плато. Далинар кивком велел сыновьям отправляться первыми.
Юноша развернул коня, но замешкался, увидев, как со стороны военных лагерей быстро приближается всадник, нагоняя охотников.
— Отец! — Адолин указал на всадника.
Далинар тотчас же повернулся, следуя его жесту. Однако Адолин вскоре опознал вновь прибывшего. Это был, вопреки его ожиданиям, не гонец.
— Шут! — крикнул Адолин, взмахнув рукой, и всадник направился к ним.
Королевский шут, высокий и худой, ехал верхом на черном мерине. Он был одет в жесткий черный сюртук и черные штаны, которые гармонировали с его темными ониксовыми волосами. Хотя на поясе у него висел длинный и тонкий меч, это оружие, насколько Адолину было известно, никогда не покидало ножен. Скорее дуэльная рапира, чем боевой клинок, — то есть в значительной степени символическое лезвие.
Приблизившись, голубоглазый Шут поприветствовал их кивком; на его лице играла одна из привычных проницательных улыбочек. На самом деле он не был светлоглазым. Да и темноглазым тоже. Он был... что ж, он был королевским шутом, единственным и неповторимым.
— О принц Адолин! — воскликнул Шут. — Ты и впрямь умудрился отклеиться от молодых женщин из лагеря на достаточно долгое время, чтобы поучаствовать в охоте? Я впечатлен.
Адолин издал тихий и тревожный смешок:
— О да, все только об этом и говорят...
Шут вскинул бровь.
Адолин вздохнул. Шут все рано или поздно узнает — было немыслимо что-то скрыть от этого человека.
— Я пригласил вчера одну даму на обед, но... э-э-э... на самом деле я приударил за другой. Дама оказалась ревнивицей. Так что теперь со мной не разговаривают обе.
— Адолин, не устаю восхищаться тем, как ты умудряешься ввязываться в подобную неразбериху. Каждый новый случай захватывает сильней, чем предыдущий!
— Э-э-э, да. Захватывает. Именно это и происходит, да.
Королевский шут снова рассмеялся, хотя продолжал держаться с достоинством. Он не был обыкновенным придворным дураком, какие встречаются в иных государствах. Шут был самым настоящим королевским оружием. Оскорблять приближенных ниже королевского достоинства, поэтому Элокар пользовался Шутом — как пользуются перчатками, когда нужно взять в руки что-то мерзкое, — чтобы не приходилось снисходить до грубости или враждебности.
Этот новый шут появился несколько месяцев назад, и было в нем что-то... необычное. Он знал вещи, которых не должен был знать. Важные вещи, полезные вещи.
Шут кивнул Далинару:
— Ваша светлость.
— Шут, — сухо бросил Далинар.
— И принц Ренарин!
Юноша в ответ даже не поднял глаз.
— Ренарин, не поприветствуешь меня? — изумился Шут.
Ренарин молчал.
— Он думает, ты станешь насмехаться над ним, если он заговорит, — объяснил Адолин. — Сегодня утром брат сказал мне, что в твоем присутствии не произнесет ни слова.
— Прелестно! Значит, я могу говорить что хочу и он не станет возражать?
Ренарин забеспокоился.
Шут наклонился к Адолину:
— Я вам рассказывал о том, как позапрошлым вечером мы с принцем Ренарином шли по улице военного лагеря? Нам повстречались две сестрички, ну, знаете, такие голубоглазые, и...
