U ghlaza - Alana Inosh
После одной такой прогулки я возвращалась домой довольно поздно: уже совсем стемнело, шёл дождь. На крыльце я вдруг ощутила бешеное сердцебиение и присутствие кого-то знакомого в доме. Окно спальни приглушённо светилось. Нет, это не воры, подсказывало мне что-то…
По ступенькам я поднималась с небывалой слабостью в коленях. Ещё никогда в жизни я так не волновалась. Спальня была вся уставлена свечами разного калибра и формы, на полу алели лепестки роз, а на шёлковых простынях возлежала обнажённая спящая красавица. Я подошла к ней, дотронулась до волос. Сомкнутые ресницы дрогнули – значит, притворялась, чертовка.
– Давно ты тут отдыхаешь? – усмехнулась я, присаживаясь рядом.
Эрика открыла глаза и очаровательно надула губки.
– Хоть бы сказала, что ты рада меня видеть…
И вся соблазнительно изогнулась на постели, скользя по своей груди розовым бутоном. Её глаза сияли радостью и нетерпением, и я поняла: она ни на день обо мне не забывала.
– Как-то уж очень всё это… хм, стремительно, – пошутила я, обводя взглядом эту романтичную обстановку. Свечи, розовые лепестки, белый шёлк простыней – беспроигрышный вариант, и тому, кто скажет, что это – избито, я плюну в глаза. Это не избито, это – неувядающая классика.
Эрика возмущённо приподнялась на локте.
– Стремительно?! – вскричала она. – Да я видела тебя в снах чёртову кучу лет! Потом ты появилась на миг, мы поцеловались под зонтом, тебя ранили… и всё! – ты опять пропала ещё на одну чёртову кучу лет! По-моему, «прелюдия» была достаточно длинной. Я хочу с тобой в постель здесь и сейчас, и это не обсуждается! Иди ко мне!
Это прозвучало страстно, гневно, обиженно, требовательно и чертовски очаровательно. Когда прекрасная обнажённая девушка так приказывает – к чертям колебания, надо беспрекословно повиноваться, что я и сделала с радостью. Этой ночью мы не сомкнули глаз ни на минуту, кучей разных способов достигая пика блаженства снова и снова. За час до рассвета она уехала, пообещав, что вернётся на следующую ночь, а я ещё до полудня валялась в постели, любуясь засосами на теле и чувствуя себя счастливой идиоткой. И мне было плевать, что она – вампир, а я – охотница. Я влюбилась.
С наступлением темноты она вернулась, с порога впившись в мой рот поцелуем, и всё повторилось. Мы просто не могли насытиться друг другом, и не нужны были никакие слова.
Нет, конечно, мы не только занимались любовью. Где-то на пятый день, немного утолив чувственный голод, мы начали разговаривать, гулять, кататься по городу на машине, ходить в театр и в кино. Оказалось, мать Эрики была из России, и она знала этот язык довольно хорошо. Я поведала, что мой отчим тоже был русским (правда, с греческими корнями) – так называемым белоэмигрантом. К нашим забавам добавилось ещё и взаимное обучение: я с Эрикой вспоминала русский, который когда-то знала в совершенстве, но в отсутствие практики успела подзабыть, а её обучала греческому.
Наша идиллия продолжалась месяца три или четыре, пока у меня не подошли к концу деньги. Снова нужно было отправляться на «заработки», то есть, в казино, и мне пришлось уехать. Эрика не хотела меня отпускать, говоря, что у неё денег полно, нам хватит, но сидеть у неё на шее мне не хотелось.
Сыграла я тогда неудачно: хотела удвоить сумму, но вместо этого потеряла то, что успела выиграть. А когда я покинула казино – голодная, злая, на грани отчаяния – на улице мне что-то вонзилось в плечо. Это был дротик с какой-то дрянью, наподобие тех, какими усыпляют диких зверей. Огни вечерней улицы поплыли у меня перед глазами, дурнота подступила к горлу, потом страшно захотелось пить. Я едва доплелась до магазина, купила бутылку минеральной воды. Попила – как будто чуть полегчало.
Я знала, что для сведения счётов друг с другом у вампиров была в ходу не только грубая сила, но и коварство – яды, только до сих пор ещё никогда с этим не сталкивалась. Видимо, мне мстили за мою охотничью деятельность – другой причины в голову не приходило. Как быстро действует яд, сколько у меня времени? Неизвестность висела глухой пеленой. «Эрика, Эрика», – стучало в висках. Хоть успеть бы перед смертью ещё раз увидеть её, прильнуть к губам… Я решила рвануть обратно в Берн. Успею – не успею, но хотя бы попытаюсь…
Вести машину было тяжело, меня постоянно куда-то уносило. Приходилось останавливаться и пережидать приступы дурноты. Денег оставалось совсем мало – только на бензин едва хватало. Невидимой нитью меня вёл образ Эрики – её чудные волосы, молочная кожа, сладкие губы… Держаться, не умирать, доехать до неё, приказывала я себе.
Уже утром – я была всё ещё каким-то чудом жива – мне встретился на дороге голосующий парень с рюкзаком. Видно, он путешествовал автостопом. Я вела машину в таком состоянии, что сама рисковала разбиться, а брать ответственность ещё и за пассажира было бы просто преступлением, но что-то подсказывало мне: остановись. Я притормозила.
– Мне до Берна, – сказал парень – рыжий, веснушчатый, с длинными кроличьими зубами, в кепке и смешных жёлтых штанах. – Не подбросите?
– Садись, – сказала я.
Мы поехали. Я изо всех сил старалась делать бодрый вид, чтобы пассажир не заподозрил, что мне плохо, и у меня вроде бы с горем пополам получалось – покуда я молчала. Как назло, парень оказался не в меру разговорчивым – трещал без умолку о себе, о своей семье, об учёбе в колледже искусств, о страсти к путешествиям. Пытался он расспрашивать и меня, но мой язык еле ворочался во рту, и меня хватало только на односложные реплики. Разговор явно не клеился. Парень замолчал ненадолго, и я мысленно возблагодарила небеса, но не тут то было.
– Вы что… пьяны? – спросил он, подозрительно всматриваясь в меня с заднего сиденья.
– С чего ты взял? Ничуть, – ответила я, но сама чувствовала, что вид у меня, скорее всего, неважный. Чудо, что попутчик не заметил этого раньше.
– Я же слышу, как вы разговариваете, – настаивал парень. – Вы с трудом можете связать два слова! А если вы не справитесь с управлением, и мы перевернёмся?
– Парень, успокойся, – сказала я. – Я не пьяна.
– Да нет же, вы пьяны! – не унимался он. – Остановите машину, я выйду!
– Да не пьяна я! – простонала я. И зачем-то призналась: – Меня отравили.
Попутчик на пару секунд потрясённо заткнулся, а потом забормотал:
– О господи… Какой кошмар! Но что же делать? Вам нужно срочно в больницу!
– Именно туда я и еду, – процедила я, едва не теряя сознание.
На какой-то миг я перестала чувствовать руки: они просто лежали на руле, как чужие. Если бы сейчас был поворот, мы бы точно слетели с дороги. Ноги ещё действовали, и я нажала на тормоз.
– В чём дело? – переполошился пассажир. – Вам плохо? О боже мой!
– Сейчас… секунду, – бормотала я, теряя чувствительность в языке.
Видимо, я ненадолго потеряла сознание. Лицо мне оросила вода, и это вернуло меня к реальности. У парня в рюкзаке была бутылка минералки, и он, видимо, ею меня обрызгал. На шее у него вздулись вены… Сосуды, по которым, пульсируя, текла алая спасительная жидкость. Во рту у меня начали расти клыки, выдвигаясь из пазух, и я не могла это остановить.
Мой организм для выживания снова требовал крови. Снова было как во время того боя, когда мы брали штурмом итальянский гарнизон… Бедняга этот парень… Лучше бы он не садился ко мне в машину.
Удивительно, сколько во мне было силы даже в таком состоянии: парень потрепыхался подо мной, как придушенный цыплёнок, всего с минуту, а потом затих.
Я отпустила его, смертельно бледного и обмякшего, когда мой наполненный до отказа желудок уже распирало. Сколько я высосала? Литр? Два? Или больше? Мне стало лучше, руки и ноги снова слушались меня, а дурнота как будто отступала. У несчастного парня еле-еле прощупывался пульс, горло было разодрано – как будто дикий зверь постарался.
– Чёрт, – прошипела я и втопила педаль газа. Вот теперь уже ему срочно требовалось в больницу…
Бедняга не дожил до неё – отдал Богу душу на подъезде к Берну. Я остановила машину и, уткнувшись лбом в сложенные на руле руки, долго сидела так… Без слёз, без истерик, без чувств. Больше его не увидит семья, не поцелует девушка, не поприветствуют сокурсники.
Дротик с остатками яда лежал у меня в кармане. Теперь уже было ясно, что он – медленного действия, но вот существовало ли противоядие? Зачем я вообще ехала к Эрике – чтобы умереть у неё на руках, тем самым напугав и причинив горе? А может, противоядие всё же есть, и Эрика что-нибудь знает об этом?
Я вытащила тело парня из машины и положила на придорожную траву. Глядя в спокойное бледное лицо, я думала: стоило ли отнимать у него жизнь, чтобы спасти свою? Так или иначе, я сделала это не намеренно, просто не рассчитала… Выпила слишком много. Проклятье…
– Прости меня, – пробормотала я, гладя рыжие вихры парня. – Прости меня, приятель. Я клянусь, что найду и прикончу ту мразь, из-за которой пришлось тебя погубить.
