Дмитрий Емец - Череп со стрелой (СИ)
Одним словом, ВПЕРЕД! Давай, милая, погнали!
Не позволяя Гульде усомниться, Сашка напра—вил ее в «раковину», и умница Гульда послушалась. Афродита начала колебаться, но увидела на Сашке такую же куртку и помчалась за ним, желая прояс¬нить, нельзя ли влюбиться и в нее тоже.
Два всадника нырнули в клокочущую воронку ‹‹раковины». Сашка едва успел глубоко вдохнуть. На куртке у него повисли клочья пены. Вокруг тоннель, где в мутной неподвижности тянули свои прильнувшие к стенкам эльбы, однако сегодня все было не так. Стенки тоннеля вздрагивали и ходили ходуном как живые. Тоннель казался огромным сокращающимся кишечником.
Крылья пегов не успевали отбивать все паутинки, со всех сторон атакующие их всадников. Сашка оказался не готов к таким яростным атакам. Забыв, что этого ни в коем случае нельзя делать, он кричал, задыхался от ярости, и чем сильнее он кричал и чем больше задыхался, тем больше болотной гнили оказывалось у него в легких. Начались галлюцинации. Это была какая—то вереница снов, когда, выходя из одного кошмара, сразу проваливаешься в следующий. Сашка старался ничему не верить, ни на что не обращать внимания, но у него не получалось, потому что его не просто били, а знали, куда бить! Стоило сосредоточиться на самой незначительной вещи — и сразу же вокруг нее выстраивали целую вселенную ужаса и подозрительности.
— Иди к нам! Наш мир умер, умрет и ваш—ш—ш! Но мы захватим рабов и будем повелевать ими веч—ч—ччно! Отдай нам то, что у тебя, и станешь одним из нас—с!
— Ни за что!
— Ваш—ш—ш мир гниет. Закладки, которые вы носите, только продлевают его агонию. Мы щедро наградим тебя, только иди к нам!
Сашка не знал что отвечать. Его собственные мысли уже почти не принадлежали ему. Постепенно страх и мрак настолько заполнили его, что ему хотелось только одного: разжать руки, расслабить колени и позволить телу безвольно соскользнуть в болото.Возможно, он так бы и сделал, но, опомнившись, подставил лицо под поднимавшееся крыло Гульды.
Влажное, болотомпахнущее крыло ударило Сашку по щеке. Он очнулся и понял, что едва не потерял все. Главное, чего от него добивались эльбы, — чтобы он бросил повод и перестал сопротивляться. Человек в шторм управляет большой лодкой, которую бьет волнами. И вот ему внушают, что от его усилий ничего не зависит, зачем держать руль, когда лодку просто швыряет из стороны в сторону. Он бросает руль — и в следующую секунду лодку переворачивает. И только исчезая в пучине, он понимает, что лодкой все—таки управлял и погиб только потому, что струсил.
Ты еще будешь наш—ш—ш—ш—ш—ш!
Сашка не запомнил момента, когда его выбросило из болота.Он просто понял, что летит уже по двушке, а с ним вместе летит Даня. На куртке Дани стремительно таяла пена болота,которой он был заплеван с головы и до ног.
— Нет, ну они там все перебесились! Ксенофонт все—таки Equus asinus! Типичный такой Equus asinus! — убежденно сказал Даня.
— Кто?
Ну дикий осел он, а не философ! Он утверждал, что Сократ говорил, что врагам нужно причинять больше зла, чем сделали бы враги. Но я—то помню цитату Платона! Платон говорил, что Сократ учил прощать людям и обиды, и боль, и всякое зло, какое бы они ни причинили.
В голосе Дани не было ни малейшего удивления, он встретил в болотефилософа Ксенофонта и что тот вступил с ним в беседу. Сашку же поразило другое: там, где ему мерещатся ужасы, другим, оказывается, является Ксенофонт.
— Как—то ты больно легко от эльбов отбиваешься! — сказал Сашка.
Даня скромно улыбнулся:
— Есть такое дело. Я обнаружил, что чаще всего эльбы меня обманывают, когда я мыслю эмоционально. И я воюю с ними развернутыми суждениями.
— Чем?
— Надо сделать что—то неприятное, а они сразу орут: «Не хочу! Не могу!» Раньше я думал, что это мое «не хочу!», и уступал. А при развернутой мысли я говорю себе: «Да, я не хочу этого делать, но почему? Даня, сформулируй причину!» И сразу понимаю, что мне лень, я трушу, я устал, мне себя жалко, я хочу спрятать голову в песок Тут мой мозг уже видит, что аргумент гнилой, и я назло эльбам делаю все наперекор.
Внизу мелькали сосны. Сообразив, что Гульда и Афродита летят в привычное им место Прииска, куда сегодня как раз и не нужно, Сашка попытался повернуть Гульду. Это оказалось непросто. Кобыла озадачилась и, озадачившись, заупрямилась. Она повела себя как правильная домохозяйка, которая привыкла готовить на завтрак овсяную кашу, а от нее потребовали утку с брусникой. Сашка похлопал ее по шее и кое—как убедил послушаться. Про Гульду говорили, что она самая женственная кобыла ШНыра и реакции у нее совершенно как у девушки. Она точно так же дулась, фыркала, тянула шею и смешно прощала обиду за яблоко или кусок сахара которые схватывала с ладони как бы нехотя, чтобы не подумали, что она рада.
Впереди показалась Первая Гряда. Еще не подлетев к ней, Сашка ощутил растерянность. Он понял, что у него нет точных ориентиров. В прошлый раз его принес сюда Сахар, а он даже не запомнил дороги: тот же лес внизу, те же склоненные сосны, точно причесанные невидимым гребешком. Перед Сашкой тянулась бесконечная гряда. Нагромождение камней, скал, гранитных пальцев, глинистых вкраплений.
Что ему делать? Искать старые раскопы? Но они здесь повсюду. Сколько шныров перебывало здесь за сотни лет, и все копали и искали, переносили живые искры этого мира в свой мир, обновляя, исцеляя его, мешая ему, протухнув, разделить судьбу болота.
Гряда постепенно приближалась. С седла пега представлялось, что можно протянуть руку и потрогать скалы. Но Сашка знал, что это обманчиво. Лететь еще долго. И где они сейчас? Правее нужного места? Левее? Если поиски затянутся, время нырка истечет и придется вернуться ни с чем.
Сашка потянул повод Гульды в одну сторону, потом, передумав, в другую. Кобыла раздраженно дернула ухом. И снова в ней проглянула женщина, говорящая: «Ты вначале определись, чего хочешь сам, сформулируй свои желания, а потом уже загружай меня своим обществом!»
Наконец они долетели до гряды. Сашка то снижался, то заставлял пега набирать высоту, надеясь, цто с высоты узнать будет проще. Какие же одинаковые эти скалы!
— Любопытная эстетика хаоса в полотне развернутого пространства! Но все же нельзя ли достичь консенсуса в отношении наших целеустановок в рамках общей программы передвижений? Мне вообще—то красную закладку искать! — сказал Даня, вынужденный повторять за Сашкой все его непонятные движения. Афродите это тоже не нравилось, но, как существо, влюбленное в Данину куртку, она пока все ему прощала.
Сашка что—то промычал. Его мычание Дане не понравилось.
— Стоп! Так мы заблудились, что ли? — заподозрил он.
Сашка хотел сознаться, что так оно и есть, но внезапно его левую руку обожгло. Он увидел, что фигурки ярки до ослепительности, а на том месте нерпи, где никаких фигурок прежде не было, теперь пылает череп.У Сашки перехватило дыхание. Он коснулся черепапальцами и с изумлением их отдернул. Напугало его даже не прикосновение, а то, что никакого прикосновения не было! Черепасловно не существовало. Глаз его видел, причем объемно, но пальцы гладили лишь шершавую кожу нерти.
На Сашку смотрели пустые глазницы. Зажатая в зубах стрела была направлена вперед и влево. Пока Сашка смотрел на нее, стрела повернулась еще сильнее. Проверяя, Сашка потянул повод Гульды, и наконечник стрелы торопливо дернулся продолжая показывать туда же, куда и раньше.
‹‹Как стрелка компаса! Но разве здесь есть полюс?›› — подумал Сашка.
Сердце ускорилось, заспешило, и несколько секунд спустя Сашка уже летел по стрелке, послушно следовал за ним на Афродите. Прошло десять минут. Пятнадцать. Сашка, жадно вглядывающийся в скалы, начинал уже сомневаться, как вдруг стрелка дернулась, но уже не в сторону, а вниз. Теперь она показывала сквозь нерпь исквозь Сашкину руку. При этом никакой боли Сашка не испытывал.
Снижались они кругами. Пеги очень берегут ноги и складывают крылья только при нырках. Здесь же нырком не пахло, и Гульда с Афродитой осторожничали. Все это время стрела четко держала направление. Скалы по—прежнему казались Сашке не слишком похожими, и лишь в самом конце, когда Гульда все—таки села и угол зрения стал привычным, Сашка убедился, что перед ним тот раскоп, откуда, как поплавок, торчал круп Сахара.
Привязанная Гульда сразу потянулась пастись. Афродита некоторое время размышляла, что она любит больше, Данину куртку или свежую траву, и с некоторым сомнением, но все же выбрала траву. Спрыгнув в раскоп, Сашка заглянул в темный проход под камнем:
