Selena Laurence - The Kingmaker
Он вздохнул и оглядел свой стол — чистый. В настоящий момент у него имелось восемь клиентов в маленьких штатах, кандидаты, чьи кампании были местного порядка, с участием местного персонала. Его роль заключалась быть стратегом и консультантом в вопросах политики. Он почувствовал всю иронию, создавшегося положения — он был слишком высокого уровня, чтобы лично принимать участие в этих небольших местных кампаниях, но уже не настолько был важен, чтобы его наняли для чего-то большего.
На телефон пришло текстовое сообщение от Лондон с соответствующим рингтоном.
«Ты приедешь ко мне домой, познакомиться с моей матерью?»
«Да», — ответил он. Было удивительно, что Лондон дважды за эту неделю побывала у своей матери, после десяти лет отчуждения. Но ему показалось, что это неплохо, по крайней мере он хотел сделать все, что было в его силах, чтобы улучшить их отношения.
Пришел ответ от Лондон.
«Спасибо. Я буду в семь».
Дерек взглянул на часы, ему лучше поторопиться, если он собирался попасть к ней вовремя. Схватив портфель и пиджак, он оглядел пустой кабинет и покачал головой. Завтра будет другой день, и все будет по-другому, а сейчас он знал — сегодня он будет трахаться с красивой женщиной. Он усмехнулся. Жизнь была не так уж и плоха.
Дерек кивнул Оуэну, дежурившем у двери в дом Лондон. Он подумал, что через пару недель они могли бы отказаться от услуг службы безопасности, но еще маячили редкие папарацци, и пока он не хотел рисковать, он не хотел, чтобы они преследовали Лондон. Прошедшие дни она ходила по магазинам и ресторанам, где ей приходилось не обращать внимание на шепот у нее за спиной и косые взгляды. В конце концов, это же округ Колумбия, скандал недели все еще красовался на первых полосах газет, а Дерек и Лондон удосужились их внимания — на прошлой.
— Мисс Шарп еще нет дома, — сказал Оуэн.
— Хорошо. Уверен, что она вот-вот должна подъехать, и если прибудет ее мать, пропусти ее, пожалуйста. Фаррах Амид.
— Да, мистер Эмброуз.
Дерек зашел внутрь, опустив свой портфель на пол фойе, направился на кухню, когда он был здесь в прошлый раз, припрятал бутылку виски. Он налил в стакан на пару пальцев и хотел присесть на диван в гостиной, но услышал какую-то возню у входной двери.
Он открыл дверь, его тут же ослепила вспышка фотокамеры, Дерек поднял руку к глазам, чтобы защититься от слепящего света.
— Мистер Эмброуз! — выкрикнул человек.
— Вы незаконно проникли на частную собственность, — заявил Оуэн.
Дерек опустил руку и осмотрелся по сторонам. На дорожке перед двориком Лондон стоял репортер вместе с фотографом. По дорожке к входной двери двигалась темноволосая женщина средних лет, в которой Дерек тут же узнал мать Лондон.
— Мы стоим на общественном тротуаре, мудак, — отметил репортер охраннику.
Как только зрение Дерека прояснилось, в нем вспыхнул гнев.
— Послушай, меня совершенно не волнует, что ты находишься на общественном тротуаре, если ты не отстанешь, мне придется обратиться в полицию, обвинив тебя в домогательстве. Тебе стоит найти кого-то другого, — он спустился с маленького крыльца и направился к Оуэну и Фаррах.
— Пожалуйста, заходите, — с улыбкой сказал он ей.
Она быстро кивнула ему в ответ.
— Спасибо.
Он чувствовал запах пота, исходящий от репортера. У парня были грязные волосы, клетчатая рубашка болталась навыпуск, и кажется о не менял ее несколько дней. Фотограф сделал еще один снимок, и вспышка озарила лица всех, как призраков в ночи.
— Отведи ее внутрь, — попросил Дерек Оуэна, который стал поддерживать мать под локоть, направляясь к дому.
— Вы впервые знакомитесь с семьей своей девушки? — спросил репортер, полностью игнорируя заявление Дерека.
— Вам следует уйти, — ответил Дерек, скрестив руки на груди и устойчиво широко расставив ноги.
— Фаррах! — прокричал парень ей в спину. — Вы поддерживаете связь с отцом Лондон?
Дерек услышал вздох и повернулся, чтобы взглянуть на Фаррах, на лице которой отразился шок. Он повернулся к ней, и следующий вопрос репортера выстрелил ему в спину.
— Он пишет письма своей дочери? Может звонит?
Мать твою. Дерек с трудом боролся с желанием ударить этого ублюдка и покончить со всем раз и навсегда.
— Что за черт побери ты несешь? — хмурясь на парня спросил Дерек. — Ее отец умер.
— Нет, не умер. Правда, Фаррах? — закричал репортер. — Отец вашей дочери ведь не умер? На самом деле, в прошлом месяце он был обвинен международным судом за военные преступления уже в десятый раз, не так ли?
У Дерека скрутило живот. Он повернулся к Фаррах, которая прикрыла руками рот и смотрела на него глазами, наполненными ужасом, постоянно при этом качая головой. Его мысли крутились, опережая одну другую, создавая полный бардак, он решил повернуться назад к репортеру, но увидел Лондон, стоящую в нескольких шагах на тротуаре с белым лицом и поджатыми губами. Она смотрела на него, не мигая. Его сердце совершило удар сначала один, второй, потом он глубоко вздохнул, опять начиная поворачиваться, и его ослепила очередная вспышка фотокамеры, и он понял, что это правда. Все было правдой.
— Пожалуйста, Дерек, — плакала Лондон, выбегая за ним из дома. Он был не приклонен, решительным шагом направляясь к своей машине.
— Дерек, позволь я все тебе объясню, — она бежала, едва поспевая за ним, и радуясь, что не надела сегодня шпильки, на ней были балетки и джинсы.
Ее сердце колотилось, кожа зудела и у нее было такое чувство, что она разваливается на части. Дерек стоял у машины, положив руку на водительскую дверь, она наконец догнала его.
— Дерек! — схватившись за лацкан его пиджака, словно цеплялась за жизнь, она заглянула в ледяные глаза. Да, теперь он смотрел на нее ледяным взглядом, и она с потрясающей ясностью поняла, что этот мужчина был ее Дереком, который когда-то смотрел на нее с нежностью. Перед ней стоял совершенно другой человек, и она боялась, что ее Дерек ушел от нее навсегда. — Позволь мне все тебе рассказать, что на самом деле произошло, то, что мне самой известно, и почему я не рассказала тебе раньше.
Он стоял неподвижно, словно превратился в камень, и в этот момент она готова была поверить, что его сердце тоже окаменело. Его взгляд ничего не выражал — ни любви, ни сожаления, ни тоски. Было такое чувство, что его любовь к ней прошла, именно в тот момент, когда он, стоя во дворе, услышал ее секрет, который она так охраняла.
— Ты хоть представляешь, что ты со мной сделала? — тихо спросил он.
Она быстро кивнула несколько раз.
— Мы можем сообщить, что ты ничего не знал, что это всего лишь моя вина, и я никогда не встречалась с этим человеком.
— Это правда? — спросил он, слегка наклонив голову в бок, как бы оценивая ее ответ. — Это правда, что ты никогда не встречалась с ним? Мне трудно уже поверить, что правда, а что нет.
— Я практически никогда не встречалась с ним, — поправилась Лондон. — Мне было только два года на тот момент.
— Так ты могла бы встретиться с ним потом, — покачал головой с отвращением Дерек. — Как ты могла ничего не рассказать мне? Как ты могла позволить мне пустить всю мою жизнь коту под хвост ради тебя, и не сказать, что ты — дочь человека, которого называют Гитлером XXI века?
Она насторожилась.
— Я занимаюсь политикой, ради Бога. В стране, которую осаждают исламские террористы. Вся моя сознательная жизнь была посвящена утверждению демократии и защите свободы. Я имел вход в узкий круг выдающихся лидеров западного мира, которых мне довелось узнать.
Он опустил голову, его поза была усталой и побежденной.
— В моем мире — патриотизм и верность своей стране — это все. Никто никогда не сомневался в моей любви и к патриотизму моей стране.
Он вздохнул, а Лондон со страхом смотрела на него.
— Я никогда не мог предположить, что настанет такой день, когда встанет вопрос о моей любви к своей стране, — он покачал головой. — Я не мог себе даже это представить в кошмарном сне. Ты не представляешь, каково это заниматься работой всей своей жизни, которая летит к чертям, потому что на повестку для встал вопрос — суть всего, что я делаю, и я попал в своей лояльности под сомнение своего народа. Целой нации.
— Дерек, — прошептала она, слезы катились у нее по щекам.
— Я дал тебе все, — его голос звучал хрипло, о чем говорила вся его надломленная поза. — И я сделал это добровольно, с радостью. Я все сделал для тебя, потому что люблю тебя. Но когда триста двадцать миллионов американцев завтра проснутся и прочитают свежие газеты, что я трахаю дочь Мухаммеда Роухани? — Лондон вздрогнула и резко отстранилась от него, от горечи и больно жалящих слов. — Ты уничтожила единственное, что у меня оставалось — любовь моей страны и мою любовь к тебе.
Он открыл дверцу, и она зарыдала.
— Нет, пожалуйста, нет. Прости. Мне очень жаль. Я должна была тебе все рассказать. Я должна была. Я сообщу всем, что ты ничего не знал. Я проведу пресс-конференцию или дам интервью — все, что сможет тебе помочь.