Владимир Леви - Доктор Мозг. Записки бредпринимателя
– Всепроникающая творческая сила Вселенной. Поток всеобновления, всеразвития. Призвание, вдохновение, гений – действие этой силы, выплески из потока. Такие данности не составляются ни из каких досок, блоков или кирпичиков, ниоткуда не доставляются.
– Ну, а Свыше? От Бога?
– Для меня это вопрос, не требующий ответа.
Свою последнюю, шестую книгу, выдержавшую 14 изданий (первое – в 1989 г.), Дельгадо назвал «Счастье». Его собственную, такую длинную и такую короткую жизнь, при всех ее испытаниях и разочарованиях, можно определить этим словом.
D-r Mozg. MegaRecipe № 17.
Двери счастья. От тех, кто нашел ключи.
Блез Паскаль: Кто входит в дом счастья через дверь удовольствий, тот обыкновенно выходит через дверь страданий.
Хелен Келлер: Когда одна дверь счастья закрывается, то другая открывается; но мы часто так долго смотрим на закрытую дверь, что не видим другую.
Альберт Эйнштейн: Я счастлив уже тем, что родился.
Яков Кротов: Счастье – побочный эффект осмысленности жизни.
Виктор Франкл: Счастье подобно бабочке. Чем больше ловишь его, тем больше оно ускользает. Но если перенести свое внимание на другое, оно прилетит и тихо сядет вам на плечо.
Джордж Оруэлл: Человек может быть счастлив лишь при условии, что счастье не ставится целью жизни.
ВЛ: Христианское «собирайте сокровища не на земле, а на небе»; буддийская непривязанность и йоговское оставление плодов действия; притча об Эвридике, оставшейся навсегда в Аиде от одной лишь оглядки Орфея, – все об одном: счастье может быть состоянием, но не может быть целью. Счастье нельзя делать мишенью. Если эта цель ставится, то не достигается. Если в эту мишень стреляют, то промахиваются, и выстрел с наибольшею вероятностью поразит самого стреляющего.
Ищущий счастья подобен актеру, играющему своего героя не чтобы жить в его образе и выразить его суть, а только ради зрительских аплодисментов; или музыканту, играющему не чтобы передать красоту и смысл музыки, а чтобы выразить себя. И тот, и другой остаются вне искусства и душевно фальшивят. Тот, кто слышал и видел, как играет один из величайших пианистов мира Гленн Гульд, сразу поймет, о чем речь. Пример абсолютной искренности, абсолютной дисциплины, абсолютной свободы и абсолютного счастья жизни в музыке. Как Гленн Гульд играет, так и жить надо, чтобы счастливым быть.
Царь Гедон и оргазмотрониз чемодана «То ли еще будет»
And by a strange alchemy of brain
His pleasure always turned to pain.
Edgar Allen Poe «Romance»
Буквальный перевод этого эпиграфа из «Романса» Эдгара По: «И странной алхимией мозга его удовольствие всегда превращалось в боль». А художественный и, по-моему, сущностно более верный, мог бы звучать так:
Своевольной алхимией мозга
Сотворялась из розы розга.
Нет пока внятного объяснения, почему самые важные для человечества идеи, новшества, изобретения зачинаются и разрабатываются, как правило, не одним человеком, а параллельно и независимо двумя или несколькими.
Обозначаются запросы, созревают условия. Души и умы самых чутких представителей рода людского, как сверхчувствительные антенны, ловят потребности и возможности, витающие в смысловой атмосфере. А может быть, и Кто-то Незримый, заботясь о надежности воплощения своего замысла, поручает его, на всякий случай, не одному исполнителю?..
Расскажу еще об одном первооткрывателе адско-райского механизма.
– Всмотритесь в лицо этого человека. Как эксперт-физиономист что скажете?..
– Лицо умного и волевого человека. Опытный любитель вкусно пожить, бонвиван-селадон… И какая-то двойственность… Пожалуй, и что-то страшноватое чуется… Холодно-пристальные глаза, в которых прячется то ли жестокость, то ли тоска и отчаяние. Рот несколько хищный. Кажется, в лице этом есть что-то немножко змеиное и волчье, как у Юлия Цезаря…
– Как у слегка потрепанного и постаревшего Цезаря, если бы он, зная, что впереди его ждут полторы дюжины заговорщических ножей, воткнутых в тело, все же решился бы перейти Рубикон, но не решился объявить себя императором.
Нечто подобное в судьбе этого человека и вправду произошло. Рубикон дозволенного в своей профессии перешел. Стрелы и ножи справедливой критики и несправедливой хулы получил – не в физическое тело, но в социальное. Славу в стране и мире обрел минусовую, но, по максиме великого Юлия: «лучше быть первым в деревне, чем вторым в Риме», Цезарем в своей научной деревне остался.
Американский психиатр Роберт Гэлбрет Хиз, многолетний глава отделения психиатрии и неврологии медицинской школы Тулейнского университета в Новом Орлеане. Еще один пионер электродного вторжения в человеческий мозг. Дельгадо на чуток опередил его с первым научным докладом на эту тему, зато Хиз и опыты провел поосновательнее, и дров наломал пострашнее, и претерпел посильнее.
В годы долгого расцвета и сомнительного успеха – стройный, гибкий, высокий, под метр девяносто, точный в движениях, рано поседевший, но бодрый господин. Для широкого круга малознакомых – дистантный и вежливый доктор, ироничный и немного высокомерный; светило науки с солидными связями, а потом со скандально испорченной репутацией. Для узкого круга своих – Долговязый Боб, добрый умница, жизнерадостный любитель вкусно пожить и щедро угостить, обаятельный щеголь и остроумец, энергичный пройдоха, веселый циник.
На самом деле он не был ни тем, ни другим, ни третьим, ни пятидесятым.
Тайный мыслитель с тайной печалью,
себя запечатавший тайной печатью –
– вот кем он был в задумчивом детстве, когда на вид был вяленьким шалопаем, похожим на картофельный отросток, а в подростковости – глистообразным упрямым оболтусом, плохо вписывавшимся в военизированный режим питсбургской школы скаутов.
Разъезжал заматеревший и разбогатевший мыслитель по Новому Орлеану в длинном шикарном лимузине вишневого цвета, больше ни у кого в городе такого не было. А за 50 миль от города держал ферму с прекрасным домом – целое поместье, которому дал название «Гедония» – Страна Наслаждений. Всевозможные развлечения, игры, верховая езда, музыка и танцы, роскошный бассейн, баня, восточная кухня с умелым поваром, коллекция изысканных вин (сам не пил). Часто возил туда друзей, иногда любовниц и, пока был в фаворе, благорасположенных журналистов. Себя именовал шуточно: Царь Гедон.
Хозяин страны Гедонии, ровесник Дельгадо, прожил поменьше, чем испанец, но тоже довольно долго, 84 года (1915–1999). Пятеро детей, куча внуков и правнуков. Был первым исследователем и врачом, предоставившим человеку возможность электрически стимулировать собственный мозг.
– Все то же самораздражение? Наподобие олдсовских крыс?
– Да, но не в ящике Скиннера, а в свободном пользовании, в лечебных целях.
Когда Олдс совершил свое открытие, он еще ничего не знал о работах Хиза, скептически относился к публичным демонстрациям Дельгадо и чистосердечно полагал, что именно он, Олдс – первооткрыватель центров удовольствия. Нет – хотя лавры первого, по-настоящему научного исследования мозгового рая по праву принадлежат Олдсу, хронологически первыми обнаружили эти центры Дельгадо и Хиз, и не у кого-нибудь, а у людей.
– Вы уже знали об этом, когда впервые ознакомились с работами Олдса?
– И я еще не знал. Подрабатывая референтом-переводчиком медицинской и биологической литературы, впервые натолкнулся на имя Хиза в американских журналах, где он сообщал, что обнаружил в крови больных шизофренией особое белковое тело: иммуноглобулин «тараксеин» («сумасводитель», слово от греческого корня, означающего «безумие»). Антитело это, по тогдашнему предположению Хиза, имело особое сродство к септальной области мозга – той самой срединно-глубинной структуре, откуда шли главные кайфы при электростимуляции. Хиз думал, что тараксеин эту область блокирует, не дает ей работать, и в результате возникает ангедония: снижение способности испытывать положительные эмоции, преобладание отрицательных. При введении в кровь здоровым людям тараксеин, утверждал Хиз, вызывал кратковременные психические нарушения по шизофреническому образцу.
Сенсация! – Тут же пошел вал подтверждений из лабораторий мира, в том числе и нашей страны – да, есть в крови шизофреников такой зловредный психоядовитый белок! – обнаружен, детектед! – и ретивые фармацевты начали спешно изготовлять антитараксеические противоядия.
Но следующим витком, как в науке водится, пошла серия скептических проверок. Хладнокровные независимые исследователи, один за другим, никакого тараксеина в крови пациентов не обнаруживали. Свежая мифологема развеялась и быстро забылась. Позднее и сам Хиз повторил собственные опыты, ничего не нашел и признал, что это мог быть какой-то исследовательский мираж, артефакт.