Санин Евгений - Мы - до нас
- Это, в виде исключения, конечно, допустимо, - подумав, согласился, наконец, академик. – И даже, пожалуй, так оно и должно быть на самом деле! Ведь князь Борис хитрый враг, а уж если он рядом, то надо все время быть настороже!
К началу второй недели репетиций многие уже сроднились с пьесой, и, употребляя наряду с современными – древние слова, жили одновременно, сразу как бы в двух разных эпохах.
За приглашенных и давших согласие приехать на генеральную репетицию известных актеров, играл Молчацкий. Он все реже подделываясь под Станиславского останавливал студентов и кричал им: «Не верю!..» Благодаря его стараниям у всех все начало получаться. Кроме, казалось бы, тех, у кого не должно было быть никаких проблем – Людмилы и Стаса… Людмила старательно выполняла все, чего требовал от нее режиссер. Стас тоже соблюдал все мельчайшие исторические детали, научился искусно делать свой голос старше, но, как ни старался заботливо и нежно относиться к своей любимой невесте - ничего из этого у него не получалось.
Наконец, Молчацкий, не выдержав, остановил однажды репетицию, отозвал Стаса в сторонку и сказал:
- У вас с Людмилой две главные роли, а вы играете, простите, как… манекены! Запорем же весь спектакль! – Он помолчал и просительно посмотрел на Стаса: - Может… вернем на сцену Елену?
- Нет… - даже не думая, упрямо замотал тот головой. – Об этом не может быть даже речи!
- Ну тогда постарайся увидеть в Людмиле Гориславу! – попросил Молчацкий. - И у вас, поверь, сразу же все получится!
- Хорошо! – вздохнув, пообещал Стас и невольно покосился в сторону как всегда хлопотавший на кухне Лены.
Виделись они теперь с ней только во время обеда. Ужин для паломников приносила ее мама или брат.
Ваня не раз пытался выяснить, в чем дело, начинал горячо защищать сестру, рассказывая, как она ждала его, как отвадила всех местных ухажеров, как целых пять дней бегала встречать поезд, прежде чем Стас дал сообщение о своем приезде…
Стас каждый раз отмалчивался или уводил разговор в сторону.
И у них с Леной оставались только недолгие мгновения, когда она во время обеда передавала ему миску с супом, которая каждый раз дрожала над столом, и неизвестно еще по чьей вине больше – ее или Стаса…
Сама Лена словно закаменела и ни с кем не общалась. Да и к ней стали относиться с какой-то прохладцей. Даже Юля и та, процедив однажды с презрением: «Святоша!», больше не подходила к ней. Да у нее особо и не было времени подходить. Новостей становилось все больше – Владимир Всеволодович обзванивал, приглашая все новые коллективы, из многих городов уже сами звонили желающие приехать на юбилей, а надо же было узнать все!
Так пролетела одна неделя… замелькала вторая…
И все это продолжалось до тех пор, пока не случился маленький казус, имевший такие большие последствия, что Владимир Всеволодович слег в медпункт, а студенты все, как один, отправились на поиски плиты.
2
Стас растерянно взглянул на академика и ужаснулся…
Произошло это так.
Сделав в райцентре копию плиты такой, что издалека ее невозможно было отличить от настоящей – даже все выщерблины были на месте, Молчацкий установил ее на прежнем месте и куда-то ушел по своим делам.
Кто-то из студентов, увидев плиту, ахнул «Мозаика нашлась!», оказавшаяся поблизости Юля моментально разнесла эту весть по всем участку. И тут раздались такие громкие крики, что, услышав их, Владимир Всеволодович тут же выбежал из своей палатки, а завхоз, наоборот, нырнул в свою. Но если завхоз вышел с явно облегченным лицом оттого, что у него ничего не пропало, то академик, подойдя к плите, всмотрелся в нее, схватился за сердце и стал медленно оседать на землю. Хорошо, что рядом были поддержавшие его студенты, и быстро приехала вызванная по мобильному телефону машина скорой помощи.
Ложиться в больницу накануне юбилея Владимир Всеволодович наотрез отказался и согласился лечь, и то на денек, в медпункт. Сопровождать его вместе с врачом, на правах сына известного кардиолога, поехал и Стас.
В медпункте Владимиру Всеволодовичу сделали укол, и ему сразу стало немного полегче. Сунувшегося было в палату с извинениями Молчацкого медсестра выставила вон, чтобы еще раз не потревожить больного, а сама ушла готовить капельницу. Один он оставаться не захотел, и поэтому попросил Стаса посидеть с ним.
Они поговорили о том, о сем, что не касалось волнующего и тревожного, и, наконец, Стас, вдруг вспомнив, сказал:
- А, между прочим, вы лежите на том же самом месте, на котором отец Тихон лежал!
- Да? - как будто даже обрадовался Владимир Всеволодович. – То-то я смотрю, как-то легко и спокойно на этой койке, и мне становится все легче и легче!
Вошедшая медсестра поставила капельницу, попросила Стаса сообщить ей, когда будет заканчиваться раствор, и когда они опять остались одни, академик неожиданно сказал:
- Ну, а теперь говори, что ты там хотел мне сказать о своих учебных планах?
Стас испуганно посмотрел на больного: ведь то, что он собирался сказать, могло расстроить его куда больше, чем появление ни в чем не виноватого Молчацкого. И он, показывая глазами на капельницу, осторожно ответил словами самого же Владимира Всеволодовича:
- Да стоит ли сейчас об этом сейчас? Сами видите – не время и не место для этого!
- Почему? – удивился тот. – Долго залеживаться я здесь не собираюсь. Перед юбилеем и во время него, нам уже будет не до разговоров. Так что - самое время и самое место! Вопрос-то, как я понимаю, серьезный?
- Да… - опустив голову, прошептал Стас.
- Ну тогда не тяни, говори, пока не закончилась эта клепсидра! – кивнул он на пузырек, называя его словно водяные часы в античности.
- Хорошо…
Стараясь, сделать это как можно осторожнее и тактичней Стас рассказал все, что уже поведал Ване с Леной и с виноватым видом: «повинную голову и меч не сечет», выдохнул:
- Вот…
- Да, действительно неожиданное и очень серьезное решение! – внимательно выслушав, согласился Владимир Всеволодович и закрыл глаза.
Стас растерянно взглянул на него и ужаснулся: неужели это действительно его так огорчило, что… Он уже собирался помчаться к медсестре, но, снова посмотрев на больного, не поверил своим глазам.
Владимир Всеволодович улыбался! И, как ни странно, глядя на него с пониманием и – сомнений не было – полным одобрением!
- Хорошее дело ты задумал! – с каким-то особенно глубоким чувством, произнес он. – Важное. Но и – трудное! Я сам в свое время мечтал об этом. И Вася… отец Тихон, - поправился он, погладив край койки, - тоже… Но, к сожалению, у меня таланта на это не хватило, а у него – времени… Надеюсь, ты сделаешь то, что не удалось нам. А я со своей стороны всячески буду содействовать тебе в этом! И не улыбайся ты, словно князь, получивший желанный удел! - остановил он просиявшего Стаса. - Я же ведь не только в деле получения необходимых для этого исторических знаний помогать тебе буду, но и критикой, причем, самой суровой!
Когда пузырек-«клепсидра» закончилась, медсестра сказала Стасу, что больному нужно теперь поспать, и у входной двери, на его вопрос, что ему сказать студентам о состоянии Владимира Всеволодовича, ответила:
- Приступ миновал. Ему бы сейчас, конечно, положительных эмоций побольше! Но… откуда их взять, пока не нашлась настоящая ваша плита?!
3
Людмила оглянулась и увидела сидевшего позади на земле Стаса…
Узнав от Стаса о последних словах медсестры, студенты все, как один, направились к оставшемуся за старшего Валентина и потребовали немедленно предоставить им выходной день.
- Зачем? – удивился тот. – Погода сегодня явно не для купания. Скорее, сгорите все, чем загорите! К тому же по области передавали, что со дня на день ожидается штормовое предупреждение. Не лучше порадовать Владимира Всеволодовича какой-нибудь новой удачной находкой?
- Да что может быть лучше плиты, которая пока еще явно где-то поблизости? – удивился Стас, и студенты принялись дружно скандировать:
- Мы требуем выходной!
- Вы-ход-ной!
- Вы-ход-ной!
- Хорошо, наследники Емельяна Пугачева, потомки Степана Разина, последователи Ивана Болотникова и прочих бунтарей, берите! – сдаваясь, поднял руки Валентин и попросил: - Но с условием, что честно скажете, что вы надумали? Все-таки я в ответе за вас!
