Руслан Мельников - Тевтонский крест
За секунду до столкновения острие рыцарского копья приподнялось, блеснув перед самыми глазами Бурцева. Да, в последний момент он приподнял‑таки свой щит. Да, реакция рукопашника спасла его от сокрушительного удара в голову и неминуемой смерти. Но не от поражения в поединке.
Это было похоже на автокатастрофу. Все равно что, вжав до упора педаль газа, налететь на кирпичную стену. Ну, может быть, с той лишь разницей, что стена сейчас была сложена из железа и сама двигалась навстречу автомобилю.
Его ударило все. И сразу. Дикая скорость вражеского коня и приличный разгон Уроды. Рука Казимира, удерживавшая длинное древко копья, и масса тяжеловооруженного всадника.
Высокая задняя лука рыцарского седла поглотила отдачу и удержала князя. Бурцева же удержать не могло уже ни‑че‑го.
Наконечник княжеского копья вогнал весь накопленный в себе чудовищный импульс разгона в щит Василия. И щит превратился в таран. А таран этот сшиб Бурцева с лошади. Мир замелькал в калейдоскопе красок и болезненных вспышек.
Он падал оглушенный, ошарашенный. Падал, нелепо размахивая руками, теряя оружие и даже не пытаясь сгруппироваться. А потом был еще один удар о землю. Не менее страшный. И еще один, и еще. Несколько раз Бурцев перекатился по грязному, и рытому копытами тракту. И замер наконец в блаженном оцепенении.
Был еще вкус крови во рту. И липкое на губах. И было трудно сделать вдох. Воздух почему‑то казался неподатливо плотным и вязким. И не желал входить в легкие. Все? Отмучился?
Затуманившееся сознание уже направлялось куда‑то по своим, не зависящим от Бурцева делам, бросив беспомощное тело на произвол судьбы. Сведенные в неимоверном напряжении мышцы начали расслабляться. Последнее, что он увидел, были кресты. Черные тевтонские кресты на белых щитах и плащах. И гибнущие краковские дружинники. И связанная Аделаида, к которой подъезжал куявский князь Казимир с обломком своего копья.
Глава 43
– … за, пес!
Было дурно, было плохо, возвращаться из небытия не хотелось. Но слишком настойчиво хлестали его по щекам, слишком громко кричали прямо в ухо:
– Открой глаза, пес!
Он попробовал пошевелиться. Никак! Все тело словно скрутила невероятной силы судорога. Только вот судорога не впивается в кожу крепкими путами. Связали! Правда, как‑то странно. Бурцев не валялся беспомощным кулем в ногах победителя. Он стоял.
Бурцев открыл глаза…
Нет, не стоял. Висел на веревках, примотанный к стволу одинокого сухого дерева посреди поля. Без оружия, без доспехов. Спасительная роща, откуда началась их атака, была так далеко. Аделаида – еще дальше. А‑де‑ла‑и‑да! Малопольская княжна, окруженная эскортом всадников с черными на белом крестами, уже въезжала в ворота Сродовской крепости.
На месте недавней стычки хозяйничали с десяток крестоносцев и несколько кнехтов Казимира. Бурцев скрипнул зубами: тут полегли все краковские дружинники. Все до единого. В живых остался только он. Остался или оставили?
Сучковатый ствол и сухая шершавая кора больно царапали руки, шею, затылок. Путы за малым не сдирали кожу.
– Ну, очухался?!
Откуда‑то сбоку выплыло мясистое лицо Казимира. Сейчас, когда куявский князь был без шлема и даже без войлочного подшлемника, видно, что он и в самом деле лыс, как колено девицы. Княжеский череп блестел от пота. Эх, сейчас бы по этой черепушке да хорошенькой дубинкой. Бурцев не сдержал усмешки.
– Напрасно скалишься, пес! – процедил сквозь зубы Казимир. – Скоро скулить начнешь.
Лающий звук (вот уж где пес так пес!) немецкой речи заставил князя вздрогнуть. С почтительным поклоном Казимир повернулся к говорившему.
Человек, заставивший склонить голову князя Куявии, восседал на высоком статном жеребце. Всадник тоже был высок. И худ. И белобрыс. И неулыбчив. Есть такая бедная на сокращения лицевых мышц мимика, которую принято называть застывшей. Или мертвой. В общем, рубахи‑парня с душой нараспашку из незнакомца явно не получилось бы.
Латы всадника прикрывала длинная белая кота без рукавов, с двумя – спереди и сзади – разрезами для верховой езды и плащ на меху. Из‑под грубого сукна накидки виднелись только кольчужные рукава и плетенные из мелких колец перчатки, а на ногах – кольчужные чулки с металлическими поножами.
Держался худощавый наездник так, словно ничего, кроме легкого одеяния, на нем сейчас не было. Привычные латы, сколь бы тяжелыми они ни являлись, ничуть его не стесняли. В руках незнакомец держал шлем. Такой же горшок‑топхельм, что у Казимира, только чуть более обтекаемой формы и без устрашающих рогов. На голове – шапочка‑подшлемник из плотной ткани с толстым слоем уплотнителя и кольчужный капюшон. У седла – треугольный щит. На боку – длинный меч в простых ножнах. Ничего лишнего, ничего нефункционального.
Но, конечно же, в первую очередь внимание Бурцева привлекли кресты! Крест на всю грудь коты, крест на левом плече плаща, крест на щите. И еще один – совсем уж маленький – крестик на снятом шлеме. Кресты – черные, тевтонские, но обрамленные желтой каймой. Кроме того, в центре перекрестия красовался небольшой схематичный щит того же золотисто‑желтого цвета. На этом геральдическом щитке можно различить изображение черного орла.
Ох, не простой крестоносец подъехал к Казимиру! О том же свидетельствовала и почти вассальная почтительность куявского князя, который каждому встречному‑поперечному кланяться не станет.
Всадника с черно‑желтыми крестами сопровождал конный копейщик в кольчуге и серой накидке. Беспросветно черный крест на ней был изображен в усеченном Т‑образном виде. У мистера «Т», как окрестил про себя Бурцев этого вояку, каждая эмоция отражалась на раскрасневшемся лице. Сейчас, например, парень прямо‑таки раздувался от важности.
Всадник с черно‑желтыми крестами еще что‑то произнес по‑немецки. Смотрел он на Казимира, но голову склонил к своему спутнику.
А‑а‑а, понятно. Мистер «Т» тут у них за переводчика! Что ж, в самом деле важная персона.
– Господин Конрад Ландграф Гессенский и Тюрингский, магистр ордена Святой Марии спрашивать, тот ли есть это рыцарь, что возглавлять смелый атак на ваши люди, герцог Казимир? – торжественно и с сильным немецким акцентом провозгласил копейщик.
– Скажи пану Конраду, сержант, что это именно тот человек, – хмуро ответил князь, названный на западноевропейский манер герцогом. – Хотя в его благородном происхождении я лично весьма сомневаюсь. Скорее всего, это не рыцарь, а один из польских разбойников, которые прячутся в Силезских лесах.
Вновь зазвучала немецкая речь. Мистер «Т» переводил ответ Казимира.
С «дойчем» у Бурцева было плоховастенько, а генетическая память на сей раз молчала. Предки‑германцы в роду Бурцевых, видимо, отсутствовали. Впрочем, сейчас его больше занимал титул Конрада, с геральдической четкостью отчеканенный переводчиком в сержантской «должности»[12]. Неужели, это и есть тот самый магистр, о котором с такой ненавистью говорили Аделаида и Освальд. Вот уж поистине мир тесен – дальше некуда.
– Господин Конрад Ландграф Гессенский и Тюрингский, магистр ордена Святой Марии говорить, что тем удивительнее есть доблесть простолюдина, который напасть на рыцари герцога Куявии и одолевать их, если бы не помощь наш случайный отряд из Сродобург. Еще господин Конрад желает узнавать, зачем лесной разбойник атаковать герцога Казимир?
– Этот человек хотел похитить княжну Агделайду Краковскую. И, кстати, не в первый раз. Его опознал кнехт, состоявший на службе у моего верного вассала Якуба по прозвищу Одноух. Неподалеку от Врацлава этот плененный лиходей отбил Агделайду у моих воинов. Как мне донесли, он – чернокнижник, способный извергать адский смрад, от которого слезы застилают мир и в добрых католиков вселяется бес. Люди, коих касается дыхание зловонной огненной геенны, в страшных корчах катаются по земле, словно безумцы.
«Казимиру поведали о „колдовском“ действии спецсредства „черемуха“», – понял Бурцев. Сравнение слезоточивого газа с адским смрадом прозвучало оригинально.
– Позже, – продолжал Казимир, – Якуб Одноух с малым отрядом выследил этого колдуна и похищенную им княжну. Но чернокнижник своими заклятиями призвал на помощь хорошо известного почтенному магистру разбойника – Освальда Добжиньского, осмеливающегося носить рыцарские шпоры. А сам растаял в воздухе и увлек с собой Агделайду. Мои люди нашли его доспехи: шлем с прозрачным забралом и панцирь из неведомого металла. Шлем, по моему приказу, раскололи секирами и боевыми молотами. Но зачарованные латы не пробивали даже арбалетные болты, пущенные с десяти шагов. Тогда я приказал сжечь проклятые доспехи, а то, что от них осталось, – утопить.
Вот идиот! Бурцев криво усмехнулся. Утопить единственный на весь этот мир титановый бронежилет!
