Митицуна-но хаха - Дневник эфемерной жизни (Кагэро никки)
Итак, эта луна завершалась, и, может быть, оттого, что свадьба была еще далека, ками перестал проявлять беспокойство. Незаметно пришла пятая луна.
Четвертого числа шел сильный-сильный дождь; сыну от ками принесли письмо: «Когда наступит перерыв в дожде, прошу Вас прибыть ко мне. У меня есть что сказать Вам. Хозяйке я прошу почтительно передать, что ничего не говорил ей о своих думах относительно моих предшествующих жизней». Так он вызвал к себе моего сына, хотя оказалось, что никакого дела у него не было: поболтав с ками о разных пустяках, сын вернулся домой.
***
Сегодня, невзирая на дождь, моя воспитанница совершает паломничество. Полагая, что и мне ничто не препятствует сделать это тоже, я решила отправиться с нею. Одна из дам, приблизившись ко мне, прошептала:
- Хорошо бы для богини сшить одеяние. И преподнести ей.
- Действительно, попробуем, - решила я и сшила три кукольных платья из плотной ткани. В каждое из этих платьев я вложила по стихотворению, и в каждом - пожелание; богиня, конечно, знает, какое. В одно:
Белое платье
Богине преподношу.
Пусть она сделает
Отношения наши
Такими, как прежде.
В другое:
Отгибаю я
Поля китайской одежды.
Как мне сделать
Любимого
Столь же послушным?!
В третье:
Платье простое
Богине
Я подношу
И теперь буду ждать, -
Были простыми молитвы.
Когда стало темнеть, мы вернулись домой.
***
Как только рассвело, утром пятого числа, в Праздник ирисов, пришел мой брат:
- Что это?! Сегодня - день ирисов, а у тебя до сих пор не развешаны цветы! Надо было сделать это еще с ночи.
Все переполошились, стали расстилать ирисы, дамы собрались открывать решетчатые ставни.
- Пока оставьте ставни как есть! - воскликнул брат. - Не спеша расстелем цветы. Посмотрите, все ли хорошо.
Мы, однако, открыли ставни. Ветер дул в обратную сторону и гнал вчерашние облака; приятный запах ирисов быстро заполнил все комнаты. Сидя вдвоем с сыном на циновке, мы отбирали самые разные растения, приговаривая:
- Это будет редкостный целебный шар!
Пока мы возились с цветами, кукушки, ставшие уже привычными в последнее время, целой стаей сели на крышу уборной, и вокруг разнеслось их громкое кукование. Возникло острое чувство, будто эти звуки пронизывают нас. Кто-то вспомнил стихи «Горная кукушка сегодня, в день ириса», - и все стали распевать их. Едва поднялось солнце, принесли письмо от ками: «Если вы поедете смотреть на состязания младших лучников, - я с вами», - было там. «К Вашим услугам!» - ответил сын, и, поскольку посыльный торопил его, сейчас же уехал.
***
На другой день, тоже рано утром, ками передал письмо (сам он не приехал): «Вчера я не мог говорить с Вами ни о чем, потому что у Вас в это время очаровательно пели. Теперь я прошу Вас уделить мне Ваше время. Горечь от холодности госпожи лишает меня способности мыслить. Так вот, если мне суждено жить, я когда-нибудь познаю брак! Ну ладно, не буду об этом распространяться».
***
Еще через два дня, и опять утром, он вновь написал моему сыну: «Удобно ли Вам приехать, или лучше мне приехать к Вам?». Сын сразу же выехал к нему, потому что я сказала ему:
- Поезжай скорее, чтобы он не приезжал сюда.
Сын вернулся и, как обычно, заметил:
- Никакого дела у него не было.
***
Прошло еще два дня, и ками написал сыну всего несколько слов: «Приезжайте. Я должен обязательно с Вами поговорить». Записку принесли опять рано утром. Сын велел передать: «Сейчас выезжаю». Но через непродолжительное время пошел сильный дождь и шел не переставая до самой ночи, так что выехать он не смог.
- Бесчувственный. Напиши хотя бы письмо, - заметила я, и сын написал: «Мне помешал выехать проливной дождь».
Не переехать
Воды Накагава
В наводненье.
Вам каково
На дальнем берегу?!
Ответ был такой:
Чем стану думать
О любви,
С которой не увижусь,
Не лучше ль жить
На вашем берегу?!
Между тем опустился вечер, дождь прекратился, и ками приехал сам. Как всегда, он заговорил прямо, без околичностей. Я сказала гостю:
- Смотрите, не успели Вы загнуть один из трех пальцев, о которых изволили говорить, как месяц закончился.
- Это как получится, - ответил он, - дело ведь не решено окончательно, поэтому может быть, закончив их загибать, я начну считать сначала. Как бы это посреди срока вырвать середину из календаря господина!
Мне показалась эта мысль забавной:
- Диких гусей заставить пораньше вернуться домой! - произнесла я в ответ и искренне рассмеялась.
Потом я вспомнила блестящий вид Канэиэ и сменила тон:
- Если говорить откровенно, дело не только в этом. Есть еще одно, причина, по которой мне трудно обратиться к господину.
- Да в чем же дело? Как бы мне хотелось узнать! - Такими словами он столько раз укорял меня, что я решила объяснить ему, как все обстоит на самом деле, но подумав, что передать это будет непросто, взяла последнее письмо Канэиэ, оторвала те места, которые не желала показывать, а остальное протянула, сказав:
- Я чувствую, что нехорошо показывать письмо вам, но хочу лишь, чтобы вы поняли, как мне трудно говорить об этом.
Он вышел с письмом на открытую галерею и долго читал его при неверном свете луны, потом вошел в помещение со словам:
- Написанное совершенно сливается с тоном цветной бумаги и его не различить. Если позволите, я посмотрю его днем.
- Да я сейчас же порву это письмо.
- Немного еще подождите, не рвите, - попросил ками, не показывая вида, что он хотя бы приблизительно рассмотрел, что здесь написано, и добавил: - Мне говорят, что, поскольку подходит срок дела, с которым я так надоедаю вам, я должен быть осмотрительнее. Не станет ли это навевать на вас уныние?
Время от времени он читал вслух какие-то стихи, но так, чтобы не слышно было, о чем. Наконец, уходя, ками сказал:
- Завтра нужно идти на службу. Помощника о его делах я велю известить. А теперь позвольте откланяться.
Вечером, когда я уже лежа просмотрела у себя на подушке письмо, которое показывала ками, я с удивлением обнаружила, что в нем отсутствовали (кроме того, что оторвала я вчера) и другие куски, и среди них - те места, где на обороте были наброски моего стихотворения «Какой же это жеребенок?!»
***
Рано утром в адрес моего сына от ками пришло письмо: «Я простудился, и, как уже доводил до Вашего сведения, не смогу навестить Вас. Пожалуйста, приезжайте сюда около часа Лошади». Подумав, что ничего особенного, по обыкновению, не произошло, сын не стал торопиться с отъездом. И тут принесли письмо мне. Оно было написано тщательнее, чем обычно, и в нем были такие трогательные слова: «Насколько возможно скоро я хотел поговорить с Вами, но мне было очень неудобно настаивать на своей просьбе... Вчерашнее письмо действительно читать было трудно. Специально говорить обо мне господину Вам тоже было бы тяжело, но я прошу в разговоре с ним как бы случайно коснуться мимолетной моей сущности, чтобы он хотя бы в мыслях проникся ко мне сочувствием».
Я не увидела в его письме ничего такого, что требовало бы ответа, и не стала отвечать. Но на следующий день мне сделалось жаль автора письма, он показался мне еще таким юным, и я написала ему: «Вчера я не отправила Вам ответ, потому что здесь кое-кто соблюдал религиозное воздержание, а кроме того, уже совсем стемнело, так что вышло это, как говорится, не по моей воле. Я подумала о возможности время от времени касаться в разговорах с господином Вашего дела и решила, что в моем положении такой возможности не представится. Разве я не согласна с припиской, которую сделали Вы от всего сердца?! Относительно цвета бумаги: не думаете ли Вы, что письмо господина было бы трудно читать даже днем?»
***
Как раз в то время, как я приготовилась послать это письмо, в доме у меня стали собираться буддийские монахи, и я спешно отправила посыльного.
Рано поутру от ками пришло письмо: «Дома у меня все время были посторонние люди. А потом уже стемнело, да и посыльный Ваш ушел.
В печали
Провожу все дни.
И превратился в тень,
В которой впору скрыться
И кукушке.
Что мне делать? Что же касается нынешнего вечера, примите мои извинения!» - было в его письме. Я ответила: «Вчера я была пожалована Вашим ответным письмом. Странно, что Вы так извиняетесь.
