Алексей Андреев - Сядьте на пол
Однако и сторонникам коллективизма можно задать ряд каверзных вопросов. Всякий ли коллектив воспитывает «полезных членов общества»? А как же травля изгоев, драки? Ага, это неправильный коллектив. Давайте тогда определим признаки правильного.
«‑ Кит, вы в саду гуляли?
‑ Да, парами.
‑ А ты с кем был в паре?
‑ С одеждой.
‑ С какой ещё одеждой?!
‑ С Одеждой Васильевной!» (март 2007)
Школьные истории про хулиганов и страдальцев ‑ лишь вершина айсберга детских «неформальных отношений». Отношения очень разнообразны, просто взрослики не привыкли в это вникать, пока нет серьезных последствий. Между тем, отношения эти начинают складываться ещё в детских садах, когда ребенку всего три года. Кит сменил три садика из‑за наших переездов, и у меня была возможность понаблюдать, как проходят стадии коллективизации.
Первые два месяца ‑ типичный новичок, изгой. Идут жалобы на поведение ‑ пытается показать себя. Причём жалуются даже не воспитатели, а «общественное мнение». Привожу его утром, а они там на прогулку одеваются. Кто‑то из детей говорит мне: «А ваш Никита дерётся!» И тут же остальные начинают жаловаться. Несколько раз такое наблюдал. Удивительная спонтанность коллективного сознания. Флешмоб. Впрочем, я подозреваю, что синхронизацию этому коллективному разуму задают все‑таки воспитатели.
Затем становится заметно, что на самом деле коллектива нет, а есть отдельные группы по три‑четыре человека. Это как раз настоящие, самоорганизованные микро‑коллективы. Тут вам и Три Мушкетёра, и «Битлз», и типичный состав современного IT‑стартапа. Хотя в детском саду эти группы ещё нестойкие, как молекулы воды в облаке пара. Здесь Кит и начинает вписываться.
Первыми приятелями становятся девочки. «Они дают игрушки», как отмечает Кит. С мальчиками отношения конкурентные, но постепенно тоже возникают альянсы: «Я подружился с Серёжей, а его Петя слушается». Или «Мы дружили с Алёшей, но он стал дружить с мальчиком, который был против нас».
Иногда я помогаю. Одна парочка играла на площадке после садика, мы с Китом подошли, и я спросил, можно ли нам поиграть с ними. Научил их играть в прятки. На следующий день смотрю, тусуются вместе на прогулке.
Ну и наконец, происходит полная «вписка». За неделю до Нового года Кит приходит с заявлением:
‑ Сегодня был хороший день. Меня все слушали: три Зорры и Ледяная Птица.
Я удивляюсь: как‑то быстро. Начинаю выяснять, не было ли каких подвижек в коллективе. Оказывается, у них там ветрянка. И первым заболел пацан, который был вроде лидера. Кит перехватил влияние. Потом бывший лидер возвращается, но, кажется, он уже не рулит. Кит ходит королем... и перед Новым годом тоже выходит из игры с ветрянкой. После праздников всё начинается снова.
Эти игры происходят в фоновом, партизанском режиме, как некая параллельная реальность, спрятанная на прогулках и в других кусочках свободного времени; основное же время занимает официальная деятельность детсада, где надо лепить из пластилина морковки, учить примитивные стишки или просто "вести себя". Поневоле задумаешься, что было бы, если бы морковки и стишки сократить, дав больше времени на свободную коммуникацию и самоорганизацию.
Неудивительно, что я гораздо больше интересовался партизанской частью детсадовской жизни. И даже подкидывал «оружие». Это могли быть мелки для рисования на асфальте. Или каштаны, которые мы любим собирать осенью, а жена потом ругается, что их скопилось в доме слишком много ‑ я предложил Киту взять их с собой в сад и просто раздать детям, каждому по одному. И посмотреть, что будет. Просто как новый повод для контакта, новая игра.
Был случай, когда он потерял на прогулке в саду губную гармошку. Я посоветовал ему сделать общее объявление через воспитательницу. Сделал. И точно: один мальчик видел, где гармошка на улице лежит. Нашли. А я для себя отметил, что они совсем не понимают принципов взаимопомощи: один не догадался сам спросить, другой не подумал рассказать, пока не спросили.
Какое отношение имеют эти истории к школьной травле? Да самое прямое. Травля ‑ это игра, в которую играют дети, которым не дали играть в другие игры. Вот печальный парадокс: школа мучает детей надзором в классах (где много места, много света и есть конкретная деятельность), но при этом оставляет их без присмотра в наиболее критических, в наиболее противоестественных ситуациях, вроде тесных раздевалок и тёмных коридоров.
Принято считать, что дурные привычки «идут с улицы». Но вспоминая уличные и школьные конфликты своего детства, я был поспорил: в школе было хуже. Городок моего детства не относился к благополучным, там жило много досрочно‑освобожденных зеков (это называлось «выпустить на химию»), и детки у них были под стать. Тем не менее, даже у них существовала дворовая этика: честные драки поощрялись, а долгие издевательства ‑ нет.
Может, дело в том, что на улице больше возможностей для манёвра? Да и друзья могут подключиться: не те случайные люди, с которыми тебя сажают в классе, а именно друзья, у которых принято стоять за своих. И наконец, на улице всегда есть куча других интересных занятий.
Получается, что именно взрослые создают детям уродливую ситуацию школьной раздевалки. Причём эффект этот давно известен, особенно после «Стэнфордского тюремного эксперимента», проведённого профессором психологии Филиппом Зимбардо в 1971 году. Одной группе студентов было предложено сыграть заключённых, а другой – надсмотрщиков. В итоге и те, и другие слишком хорошо «вошли в роль»: надсмотрщики стали проявлять настоящий садизм, а жертвы быстро сдавались. Зимбардо сделал вывод, что среда и ситуация влияют на поведение людей гораздо сильнее, тем предполагала психология того времени, в которой был моден индивидуализм, персональный психоанализ и прочие культы «личных качеств характера».
Это конечно не означает, что все дерущиеся дети – на самом деле милые зайчики. Но драка драке рознь, вот что важно. Уличные драки с их ограничительными принципами («до первой крови», «лежачего не бьют») очень напоминают наблюдения этологов о том, что у животных внутривидовая агрессия чаще является «показательным выступлением». В сражениях оленей за самку победитель не убивает проигравшего, он лишь демонстрирует силу. Фактически, это спорт, придуманный в природе задолго до человека.
Однако те же этологи заметили, что если соперникам после драки не дают разойтись, заставляя их находиться в неестественно тесном, замкнутом пространстве (например, самцов мышей держат в одной клетке) – именно в этом случае у победителя развивается гиперагрессия, а у побеждённого – депрессия и каталепсия [70]. Очень похоже на тесные миры наших школ и городов, не правда ли?
Провокаторы и интриганы
В ответ на школьные драки многие советуют отдать ребенка на секцию боевых искусств. Это действительно полезно, как выучить иностранный язык: даже если не используешь на практике, всё равно лучше понимаешь мир. И мои дети стали изучать единоборства ещё до школы.
Но это не панацея от всех проблем школьной социализации. Во‑первых, обучение реальным приёмам единоборств происходит не сразу. У младших основа тренировок‑ общефизическая подготовка. Это значит, что каратэ не успеет помочь вашему ребёнку в конфликтах первого класса, а для некоторых детей именно такие конфликты ‑ самые существенные.
Кроме того, драки ‑ не единственная игра, которая расцветает в «слепых пятнах» школьных коридоров. Существует противоположная, столь же дурная игра в «вечную жертву». Когда мама одной девочки из класса Кита впервые жаловалась мне на его поведение, она дважды в своей речи произнесла, что её девочка – «самая маленькая в классе». Я поверил на слово и отругал сына. Все мы знаем: обижать девочек нельзя, тем более маленьких.
А потом моя жена, забирая Кита из школы, поглядела на эту девочку. Девочка висела вниз головой на перилах второго этажа, громко ругала каких‑то мальчиков, которых даже не было поблизости, и совершенно не реагировала на замечания взрослых. Она твердо усвоила, что ей все позволено, поскольку она «самая маленькая».
В следующий раз, когда возник конфликт, я встал на сторону сына. И сразу поинтересовался, видел ли кто‑то из взрослых то, в чём эта девочка обвиняет его. Нет! Оказывается, учительница пересказывает конфликт со слов девочки. Очередная история про раздевалку, где не было взрослых.
Другой случай: моего первоклассника стукнул какой‑то третьеклассник на продленке. Сын не жаловался, но история всплыла во время одного нашего разговора. Мы обсуждали, в каких случаях надо бить в ответ, в каких ‑ игнорировать мелкую провокацию, а в каких ‑ обратиться ко взрослым. Тут Кит и привел этот пример: он не пошёл к учительнице с жалобой на третьеклассника, потому что этот парень находится «в фаворитах» у учительницы, которая сидит на продленке. Так что жаловаться бесполезно.
