Рене Карлино - Пока мы не стали незнакомцами
Я поднялся и убрал руки в карманы.
— Ты ел? — спросила она.
— Умираю с голода, — солгал я. Мне хотелось делать все, чего бы ни захотела она. — Чего бы тебе хотелось?
— Как насчет того, чтобы взять по хот-догу и прогуляться по парку?
Я улыбнулся. Ничто не могло бы быть лучше. Хотя, с тем же успехом она могла сказать: «Может, прокатимся на гондоле по Венецианскому каналу?», либо: «Может, посидим в Долине Смерти без воды?», — и для меня бы это звучало так же хорошо при условии, что она была бы рядом.
— Отличная идея.
Мы шли плечом к плечу, ведя светскую беседу. Я рассказывал ей о работе, опуская конфликтные моменты с Элизабет.
— Как твои родители? — спросил я.
— Так же, разве что теперь мой отец трезвый, а мама снова вышла замуж. Брат и сестры выросли и разъехались. Ближе всего я со своей младшей сестрой. Она живет в Филадельфии, и мы часто видимся. После смерти Дэна я подумывала о возвращении в Аризону, но слишком люблю Нью-Йорк. У меня здесь друзья, и я никогда не смогу продать дом.
Я ощутил боль в груди. Хотел бы я быть тем, кто купил ей дом.
Мы съели наши хот-доги на ступеньках у фонтана на Вашигтон-Сквер-парк, и стали наблюдать за малышами, плескавшимися в воде. Одна худенькая светловолосая девочка, примерно трех лет, истерично смеялась. Я не преуменьшаю, дико хохотала все пять минут кряду, что ее маленький брат обрызгивал ее.
— Эти детишки очаровательные.
— Ага. Есть косяк? — спросила она обыденно.
— Внезапная смена темы? — Я косился на нее некоторое время. — Стой, ты серьезно?
— Почему нет? — Она потянулась ко мне и указательным пальцем стерла с моей губы горчицу, после чего засунула палец к себе в рот.
Господи Иисусе, женщина.
— Я могу достать, — сказал я, находясь в прострации.
— Может, в следующий раз. — Она бездумно пожала плечами, на мгновение став Грейс из прошлого.
— Ты не переживаешь, что тебя могут увидеть ученики?
— Я тут подумала, что мы могли бы пойти к тебе.
— Ох, конечно. Можем. — Я энергично закивал, как взволнованный школьник. — Да, никаких проблем.
— Смотри! — Она показала на парня, катавшего девушку на спине и наматывавшего круги, пока его подруга довольно визжала.
Грейс улыбнулась, а затем к ее глазам подступили слезы. Твою мать, не плачь, Грейс. Прошу. Я умру.
— Я все еще могу так же. Я не настолько старый, — оповестил я ее.
Она начала смеяться, пока слезы стекали по ее лицу.
— Ладно, Старый Мужчина Шор, я позволю тебе попытаться, но я в юбке.
— Ты что-то говорила о том, чтобы пойти ко мне? — Я изо всех сил старался изобразить саму невинность.
— Верно, если ты хочешь. Мне бы хотелось увидеть твою квартиру.
— Серьезно?
— Конечно. Я хочу увидеть, где ты живешь. Я не предлагаю тебе секс.
— Пф-ф-ф. Я знаю… Я и не думал об этом. — Хотя, я думал именно об этом.
Метро было забито из-за часа пик. Грейс встала передо мной и спиной прижалась к моей груди. Мне стало интересно, закрыты ли ее глаза. Я наклонился и прошептал ей на ухо:
— Мы могли бы взять такси или пройтись. Я забыл, что мы теперь взрослые.
— Мне нравится кататься в метро с тобой.
Я притянул ее еще ближе. Создалось впечатление, что всех тех лет, что ее у меня не было, не существовало.
Когда мы добрались до строения, и двери лифта открылись на четвертом этаже, в мой лофт, Грейс вышла передо мной. Она тут же подняла взгляд и увидела состоящий из балок потолок. Я включил свет.
— Это потрясающе, Мэтт.
— Мне он нравится.
Небо пока еще не полностью заволокло тьмой, рассеянный свет проникал в комнату. Грейс подошла к окну.
— Отсюда, наверное, можно увидеть крышу моего дома.
— Не получится. — Она повернулась и улыбнулась. — Налить тебе бокал вина? — спросил я.
— Было бы замечательно.
Грейс решила прогуляться по лофту, а я направился на кухню. Спальня плавно переходила в кухню, та в гостиную комнату, а гостиная — снова в спальню, и все это огромное пространство с высоченными потолками было разделено всего несколькими брусьями. Разлив вино, я стал наблюдать за ней, как она рукой проводила по белому одеялу.
— У тебя очень милое жилье. Мне нравится грубый стиль. Обычно люди такие квартиры стремятся оформить в современном стиле.
— Можешь называть меня старомодным.
— Не думаю, что ты старомодный. — Она встала у стены и уставилась на фотографию, которая принесла мне столько наград.
— Passé?17 — спросил я, протянув ей бокал. Проходящее?
— Вечное, — ответила она с ухмылкой.
Мне вдруг захотелось, чтобы она говорила о нас. Разве мы не такие? Не вечные? Ничто не может изменить того, что происходило с нами все эти годы, даже если между нами витала мысль о том, что могло бы быть.
— Ох, ну, спасибо. Сентиментальное заявление.
Грейс указала на фотографию.
— Но это… это мощно. Ребенок и оружие… — Она покачала головой. — Очень трагично. Ты был напуган, когда делал снимок?
— Нет, не был. Иногда камера кажется щитом. В начале, когда я был в местах вроде этого, я часто рисковал.
— Как думаешь, ты возьмешь еще одного Пулитцера?
— Это вроде как бывает раз в жизни, но мне бы хотелось вернуться в поля.
— Готова спорить, что некоторые из лучших фотографий просто счастливая случайность.
— Как и жизнь. — Я сделал шаг к ней навстречу и убрал прядь ее волос за ухо. — Я хочу поцеловать тебя.
Грейс быстро глотнула вина.
— Эм… ты ходил на какие-нибудь представления?
Я усмехнулся.
— Ты потрясающе меняешь тему.
— Не думаю, что долго смогу противиться тебе, и я правда хочу… — Она сглотнула и оглянулась.
— Чего, Грейс?
— Правда хочу исправить все. — Разговор заставлял ее нервничать, ее грудь тяжело вздымалась и опускалась.
— Ты о чем?
— Ты был моим лучшим другом. — Она утерла слезы и отвела взгляд.
— Прошу, не плачь.
Когда наши взгляды встретились, я увидел в ее глазах решительность и пылкость.
— Мэтт, я пытаюсь рассказать тебе кое-что.
Я заключил ее в объятия и прижал к своей груди. Она хотела, чтобы мы не спешили, как в прошлом, когда нам было достаточно быть друг с другом, танцевать, петь, исполнять музыку и делать фотографии. В том-то и проблема взрослых. Вы не медлите, потому что вам кажется, будто ваши дни сочтены, даже несмотря на относительно молодой возраст тридцати шести лет. Вам кажется, будто вы знаете всю подноготную человека, его душу и сердце уже после пятиминутного разговора.
Отстранив Грейс, я стал изучать ее лицо.
— У меня есть идея. Жди здесь, устраивайся поудобнее, снимай обувь. — Я указал ей на полки с виниловыми пластинками. — Выбирай запись. Я скоро вернусь.
Я ушел из лофта, вызвал лифт, пересек улицу и преодолел три лестничных пролета за одну минуту. Рик Смит был единственным известным мне курильщиком в радиусе пяти миль. Я забарабанил в его дверь.
Он открыл, явив себя мне в шортах, разноцветной повязке на голове и без футболки. Для писателя сорока с чем-то лет, покидающего дом, только чтобы выгулять кота по имени Джеки Чан, его тело было слишком загорелым.
— Мэтт, мужик, в чем дело? — спросил он на выдохе.
— Прости, Рик, я побеспокоил тебя?
— Нет, нет, я занимался тай-бо.
— Ого, тай-бо. Оно еще существует?
— Ну, тай-бо и не исчезало, это упражнения, брат. Заходи. — Он приоткрыл дверь пошире. Я никогда не был у него в квартире, только у двери. Однажды я возвращал Джеки Чана, когда тот сбежал.
Было ощущение, словно я вернулся в прошлое, и мне это нравилось. Все в его квартире было старым, но в отличном состоянии. На телевизоре «Тошиба», стоявшем в углу, на паузе посреди упражнения застыл Билли Блэнкс. Рик занимался по очень старому видео с тай-бо.
— Это VHS?18
— Ага, мой видак работает как мечта. Зачем избавляться от него, понимаешь?
— Понимаю. — Мне казалось, его квартира должна быть похожа на барахолку, но она была совсем не такой.
Он прошел на кухню и схватил бутылку воды из холодильника.
— Добро пожаловать в мое скромное жилище. Могу я предложить тебе воды или настойку из пырея? У меня есть эмульсификатор, если хочешь, чтобы я выжал тебе свежий сок.
— Ой, спасибо, Рик. Ты слишком добр. — Да он помешан на здоровье. Слишком запоздало до меня дошло, что прежде, чем приходить к нему просить косяк, надо было прочитать одну из его книг.
— Так чем обязан?
— Итак, эм, я, в общем, не знаю, как сказать, но… у меня дома старый друг, и мы…
— Вам нужна дурь?
— Да! — Я тыкнул в него пальцем так, словно он выиграл в шоу «Угадай цену». Никто больше не использует термин дурь, но какая разница.
— С чего ты взял, что у меня что-то есть? Думаешь, я торчок какой-то? Думаешь, я какой-то наркодилер? — Его лицо было непроницаемым.
— Вот дерьмо. — Я мог поклясться на библии, что каждый раз, когда видел его, его глаза были покрасневшими и навыкате, и что от него несло травкой.
