Макс Лукадо - Нежный гром
Может ли что доброе быть из Назарета? Пойди, посмотри.
Взгляни на изменившиеся жизни: алкоголики — больше не пьют, исполненные некогда злобы — наполняются
радостью, подвергнутые позору — переживают прощение.
Пойди и увидишь: восстановленные семьи, сирот в объятьях родителей, заключенных, исполненных Духа.
Поезжай в джунгли Африки и послушай, как барабаны местных племен отбивают там хвалу Господу.
Попробуй проникнуть в те уголки планеты, где все еще царствует коммунизм, где верующие поклоняются Богу под
страхом казни. Догони колонну смертников и засвидетельствуй о любви Христа им, приговоренным людьми, но
освобожденным Богом. Рискни приблизиться к лагерям ГУЛАГа и прочим темницам этого мира. И там ты услышишь песни
спасенных. Они не могут молчать.
Разве может быть что доброе из Назарета?
Смотри, как пронзенные руки Господа касаются сердец обычных людей, как вытирают слезы с морщинистых лиц, как
прощают самые страшные грехи.
Пойди, посмотри.
Увидишь могилу. Когда-то в ней лежал Умерший. Теперь пусто. Циники создали теории, отрицающие произошедшее
чудо, скептики не устают задавать верующим каверзные вопросы. Но все эти умствования всякий раз меркнут в ярком свете
пасхального утра.
Иди и смотри. Нет, Он не пренебрегает теми, кто хочет разобраться. Не игнорирует исследователей. Не боится
ученых. Просто пойди, взгляни. Как Нафанаил. И увидишь то, что увидел он. Поймешь то, что и он понял. «Равви! Ты Сын
Божий, Ты Царь Израилев».
4. Чудо в полночь
Бог совершенного времени
Становилось темно, а Иисус не приходил к ним.
Иоанна 6:17
Позвольте мне поделиться с вами размышлениями одного молодого миссионера. Ниже приведен отрывок из его
дневника. Записи сделаны в течение первого месяца пребывания на миссионерском поле.
В самолете на пути к месту назначения он пишет: «Когда самолет коснется земли, я стану миссионером.
Вот это да! Наконец-то! Да будет вся слава Богу!»
Размышления на следующий день: «Приходится себе все время напоминать, что тоска по дому — явление
временное. Это все из-за усталости и привыкания к новому месту. Впрочем, от осознания данного факта
лучше не становится. Нужно все время помнить причину, по которой я сюда приехал. Не ради собственного
удовольствия и выгоды, а для распространения Божьего Царства».
На четвертый день он воспрянул духом: «Боже, служить Тебе — такое благословение! Люди здесь такие
дружелюбные... Кругом такие красивые горы... Наши друзья такие милые...»
На пятый день его голос звучит уже иначе: «Сегодня пасмурно. Тучи закрыли горы. Небо серое».
На шестой день поднимается буря: «Вчера был самый тяжелый день. Ощущение новизны прошло. Я устал от
местного языка. Целый день пребывал в депрессии. О семье и друзьях даже думать не могу без слез».
На восьмой день бушуют волны и свистит ветер: «Комната в отеле, ставшая нам здесь домом, холодная и
безликая. Высокий потолок, чужие стены, незнакомые соседи. Успокаивал свою плачущую жену. Мы оба
признали, что идея провести остаток дней в этой стране просто ужасна. Тяжко. Дом так далеко».
На десятый день шторм набрал полную силу: «Какая досада! Я знаю, что Бог руководит нами. Знаю, что у
Него есть план. Но все-таки так трудно. Когда мы наконец найдем здесь дом? Сможем ли выучить язык?
Боже, прости мне мое жалкое состояние!»
В день, когда думаешь, что хуже уже быть не может: «Я хотел бы сказать, что пребывание здесь приводит
меня в восторг. Но не могу. Я всего лишь согласен здесь остаться. Прошедшая неделя была самой трудной в
моей жизни. Мое посвящение в миссионеры звучит как приговор судьи».
Я прекрасно знаю, какое отчаяние стояло за этими словами, — я сам их написал. Я помню собственную растерянность.
Я и Деналин, мы ведь были послушны Богу? Это ведь Он послал нас в Бразилию? Это ведь был Его план? Значит, мы делаем то, что должны делать? Но разве послушание не наполняет сердце миром? (Почему вы улыбаетесь?) Возможно, у учеников Иисуса были такие же ожидания. Они просто сделали так, как им сказали. Иисус велел им
садиться в лодку, они и сели. Не стали задавать лишних вопросов, просто повиновались. Они могли бы возразить. В конце
концов, был уже вечер, и вот-вот должно было совсем стемнеть. Но Иисус сказал садиться в лодку, и они сели.
Каков же был результат послушания? Иоанн говорит об этом предельно ясно: «Когда же настал вечер, то ученики Его
сошли к морю и, войдя в лодку, отправились на ту сторону моря, в Капернаум. Становилось темно, а Иисус не приходил к
ним» (Иоан. 6:16,17).
Какая ужасающая фраза: «А Иисус не приходил к ним». Они посреди шторма, а Он — «не приходил». Ученики сделали, что им сказал Иисус, и что же?! Они одни ночью в бушующем море, а Сам Учитель где-то там, на берегу.
Одно дело, когда страдаешь по причине того, что натворил не то, что следовало. Совсем другое — мучиться, когда
делаешь все правильно. Но и такое случается. Бушующие волны смывают наивное представление о том, что избежать
неприятностей можно, совершая только верные поступки.
Спроси об этом супругов, чья люлька пуста, чья утроба бесплодна.
Или бизнесмена, который вел все дела честно, но всю его прибыль съела инфляция.
Поговори со студентом, отстаивавшим истину и подвергнувшимся насмешкам. С учителем воскресной школы, проводившим урок и смертельно уставшим. С мужем, простившим жену лишь для того, чтобы снова пережить ее
предательство.
И вот завывает ветер.
Лодку кидает из стороны в сторону.
А ученики недоумевают: «Почему штормит? Где Иисус?»
Сам по себе шторм — уже довольно неприятное переживание, но что может быть хуже одиночества средь бушующей
стихии?
Ученики провели в море примерно девять часов. Иоанн пишет, что они проплыли четыре мили (см. Иоан. 6:19).
Длинная ночь. Интересно, сколько раз они всматривались во тьму, пытаясь разглядеть приближающегося Учителя? Сколько
раз звали Его?
Почему Иисуса так долго не было?
Почему все еще нет?
Мне кажется, что ответ я услышал из соседней комнаты. Когда я пишу эти строки, моя десятилетняя дочь играет на
пианино. Она во втором классе, и ее учитель недавно поднял плату за уроки. Никаких слащавых песенок я больше слушать не
намерен. Никаких мультяшных хитов. Пришло время двигаться вперед. И вот ритмический рисунок становится все
разнообразнее, аккорды звучат увереннее... Совсем другое впечатление. Однажды это даже будет приятно слушать...
возможно.
Пока же все получается не так уж быстро. Пальцы порой не слушаются, и Дженна готова сдаться при первой же
возможности. Вы думаете, что я жестокий отец, так как заставляю ребенка продолжать занятия? Думаете, что я
несправедлив, потому что побуждаю ее практиковаться все больше и больше? Нет, я совсем не безразличен к ее
страданиям. Я слышу их. Я вижу ее слезы. Я знаю, что она с большим удовольствием пошла бы в бассейн или посмотрела
телевизор.
Но тогда почему я позволяю ей страдать?
Потому что люблю. Я знаю, что сегодняшние усилия превратятся в прекрасную музыку завтра. Марк пишет, что Иисус
во время шторма увидел Своих учеников «бедствующих в плавании» (Мар. 6:48). Он увидел их сквозь тьму ночи. Сквозь
бушующие волны. Но как любящий отец Он ждал. Ждал правильного времени, нужного момента. Ждал, пока не
почувствовал, что пора. И тогда Он пришел.
Почему именно это время было правильным? Не знаю. Почему девятый час лучше четвертого или пятого? Не могу
ответить. Почему Бог ждет, пока закончатся все деньги? Почему позволяет болезни прогрессировать? Почему вмешивается
лишь тогда, когда камень уже привален к входу могилы?
Я не знаю. Знаю только, что Он не опаздывает. Могу лишь сказать, что Он сделает все как надо. «Бог ли не защитит
избранных Своих, вопиющих к Нему день и ночь, хотя и медлит защищать их?» (Лук. 18:7).
Даже если ты не слышишь, Он все равно говорит. Даже если ничего не видишь, Он все равно действует. В жизни с
Богом не бывает случайных происшествий. Каждый инцидент — это возможность приблизиться к Нему.
Позвольте привести один хороший пример. Из Египта до Израиля пешком можно дойти за одиннадцать дней. Но Бог
повел израильтян длинным путем в сорок лет. Почему? Внимательно читай объяснение.
И помни весь путь, которым вел тебя Господь, Бог твой, по пустыне, вот уже сорок лет, чтобы смирить
тебя, чтобы испытать тебя и узнать, что в сердце твоем, будешь ли хранить заповеди Его, или нет. Он