Кузнецова, Федоровна - АЯУАСКА, ВОЛШЕБНАЯ ЛИАНА ДЖУНГЛЕЙ : ДЖАТАКА О ЗОЛОТОМ КУВШИНЕ В РЕКЕ
шамана, ведущего церемонию.
Я долгое время отказывалась признать, что один шаман может существенно
отличаться от другого. Особенно если упростить ситуацию и свести аяуаску
к алкалоидам, воздействующим на головной мозг. Алкалоид в рамках
ньютоново-картезианской парадигмы – он и в перуанской сельве алкалоид.
А шаман в этой парадигме - так вообще сбоку-припеку оказывается. Однако
делать было нечего – пришлось произвести корректировку на местности. Во
мне постепенно произошел, как это принято теперь называть,
парадигматический сдвиг, и я поверила, наконец, не только в то, что
слышала от других. Произошло и самое сложное. Я поверила в то, что
подспудно знала и сама, и знала то ли давно, то ли всегда.
Однако признать это подспудное знание было непросто, ибо оно указывало
на иной строй мироздания. Это было все равно что оставить позади
предположительно прочный и – совершенно однозначно – привычный берег
- в чем, собственно, его главное достоинство и заключается - и отправиться в
утлом челне в плавание за три моря... без опытного штурмана, без
навигационных приборов, и даже без руля. Поверила не только умом, но
была готова применить уточненную парадигму на практике – и положиться
на волю ветра и волн, солнца и луны, в надежде попасть в новые края. По их
воле и благости.
35. ШПАЛЫ, РЕЛЬСЫ И ГОРИЗОНТ
Путешествие длиной в один год по Индии и юго-восточной Азии заканчивалось; как дамоклов меч надо мной висело возвращение в Канаду.
Пограничные состояния – переход от одного образа жизни к принципиально другому - часто сопровождаются повышенной тревожностью. По приезде в Торонто многое нужно было сделать быстро и правильно, и при этом мало
что находилось в моей власти. Найти работу, найти жилье... и еще много
всего другого. Пару недель каждый вечер перед сном я просила, чтобы мне
послали сон, который бы указал, что мне делать дальше: может быть, и
вообще в Канаду не стоило возвращаться – нетрудно попросить же, чтобы
сон послали... Однако все было безрезультатно. Но... но в последнюю ночь,
как раз накануне моего утреннего рейса в Торонто – хотите верьте-хотите
нет – я действительно увидела сон. Необычный: яркий, в красках, с
мельчайшими деталями – а кроме этого, он весь светился радостью. Таким я
помню его и сегодня, пять лет спустя.
Передо мной уходят вдаль отполированные до блеска рельсы – их стальной
и гладкий блеск говорит о том, что железнодорожная колея на редкость
востребованная, хотя в данный момент никаких поездов не видно, даже
косвенных признаков их наличия – и тех нет. Никаких там мазутных пятен
или выброшенных в окон пластиковых пакетов – рельсы и шпалы стерильно
чистые и новые. Они легкого серого цвета, отчего все вокруг них и над ними
тоже кажется легким, чистым и очень дружелюбным – а кроме этого,
свободным. Вообще, вокруг много воздуха и света; никаких перистых или
кучеватых облаков на небе, только вот само небо - неожиданно беловатого
цвета, оно как бы укутано мягкой тканью. Но если сказать про ткань, то
может возникнуть ощущение чего-то неживого, а небо, за исключением его
цвета, совсем обычное. Хотя, если обратить внимание, в нем можно
заметить и другую странность – в этом небе почему-то нет солнца, хотя
время приближается к полудню. Но и облаков, за которым оно могло бы
спрятаться, ведь их тоже нет... это, конечно, странно.
Я нахожусь внутри сна и сначала смотрю на горизонт, а потом что-то
происходит, и я уже лечу над рельсами - невысоко и небыстро – туда, где
сверкающие рельсы и беловатое небо сходятся. Материального тела,
наверное, нет, по крайней мере, я его не вижу и не ощущаю, зато откуда-то
точно знаю, что такой полет – это состояние, присущее мне изначально.
Горизонт, кажется, находится совсем недалеко, а вместе с тем он
оказывается недосягаем: словно кто-то в невидимом пространстве,
расположившимся за чертой горизонта, безустанно разматывает и
разматывает передо мной бесконечный рулон этой необычной ковровой
дорожки, которая сложена из блестящих рельс. Так мы синхронно движемся
вперед, в будущее: отсвечивающие в свете дня рельсы, а вслед за ними и я.
Скорость полета можно отследить, если посмотреть вправо: там, далеко
внизу, простираются бесконечные джунгли – у них нет начала, у них нет
конца. Глядя вниз, я вижу плотную зелень деревьев – это прямо-таки
многотомный рекламный каталог с нескончаемыми вариантами зеленого
цвета и их оттенков, все они к тому же разной плотности, гладкости и
глубины. Разной высоты и деревья подо мной – из-за этого джунгли сверху
кажутся толстым и пушистым ковром.
Чтобы увидеть джунгли именно в этом ракурсе, надо было оказаться над
ними в воздухе, но сам рельсовый путь в воздухе не висел, а проходил по
узкой полоске земли-насыпи, которая естественным (по крайней мере,
казалось, что естественным) образом обрывалась по обеим сторонам рельс в
ничто: там были только прозрачный воздух и пространство. Ни рельсы
впереди меня, ни джунгли справа не кончались, и казалось, что полет будет
длиться всегда. Вечно.
Проснувшись на следующий день утром, я подумала, что, похоже, меня
услышали. Задумываться над вопросом «кто?» было бесполезно. Более
перспективным был вопрос: как этот сон можно использовать в качестве
практического руководства к действию? Если в просмотренном сне
фигурировали джунгли, то что логично предположить? Что как раз надо в
джунгли и двигать. Ну ничего себе... не помню даже, чтобы я джунгли вот
так на картинке видела – так это все от меня было далеко и вообще никаким
боком не заходило в сферу моих интересов. Может быть, я в Канаду особо и
не хочу возвращаться, но что я джунглях-то забыла? Я была совершенно
озадачена этим сном.
Можно было применить и расширенное толкование – правда, оно подспудно
сложилось позже, только к сегодняшнему дню. Пять лет назад я вообще в
нулевой фазе находилась: про аяуаску не слышала нигде и никогда.
В расширенном толковании было два варианта. Оба начинались с того, что
двигать в джунгли все-таки придется, но в первом варианте «двигать»
говорилось в том смысле, что от меня требуются целенаправленные
действия – именно они и приведут меня в сельву. Второй вариант был с
уклоном в laisse faire – в смысле, что делать вообще ничего не надо. Потому
как сон с таким же успехом мог вещать, что все уже подсчитано, размерено,
взвешено, и как бы я там ни трепыхалась, все равно попаду к аяуаске в
гости. Типа как принудительное ориентирование на местности для тех, кто
полагает, что безграничная свобода выбора и впрямь существует. Если
существует, то ведь для нее нужна независимая система координат – а где
она? Кто ее видел?
Раньше в книге примерно в этом же месте была глава про осу – ту, что меня
укусила в джунглях во время нашего пешего перехода к лесному домика
Вилсона – и в связи с этой осой – про синхронистичности, но мы ее при
редактировании убрали, чтобы не задерживать ход повествования. Для
интересующихся могу сделать ее кратенькое изложение.
Итак... Ни у кого не вызывает сомнений, что в нашем мире прочно
прописалась причинно-следственная связь, так ведь? Но откуда она берется?
Где ее источник? Из какой первопричины она вырастает? Вот ведь вопрос...
получается, что ПСС (это я так для быстроты причинно-следственные связи
называю) – это только часть картины, потому что, кроме нее, должна
действовать еще какая-то другая могущественная сила. (Вы скажете, что, да,
и, знаете ли, даже не она одна действует... Согласна. Но обратите внимание
на то, что я предлагаю к рассмотрению модель, а модель по определению –
позволю себе напомнить – предполагает упрощение сложной реальности с
тем, чтобы было проще отследить основные черты этой реальности. Итак,
продолжу... ).
С ПСС эта сила, вроде бы, и не связана и живет своей как бы параллельной
жизнью. А почему мы говорим об этой силе? Потому что замечаем ее. Не
можем не замечать. Задумываемся даже – как вообще совпадения-
синхронистичности возможны? Какая их статистическая вероятность? Даже
и без расчетов видно: она близка к нулю. Но придумать вразумительное
объяснение вне рамок метафизического контекста сложно. И потом, когда
слишком много случайных совпадений, случайности сами становятся
законом. Но каким?
Если мысль не поленится и совершит еще один рывок, то появится
предположение о наличии некоего Генерального Плана. По-английски он
называется очень конкретно и четко: Master Plan, если перевести буквально,
