Анастасия Эльберг - Мишень
— А еще я тебе врала, — продолжила Эмили, утирая слезы. — Думала, что наберусь храбрости — и все расскажу, хотя знала, что не расскажу. Мне так хотелось, чтобы он… а он меня только поцеловал пару раз — и все! Попользовался и выбросил, как…
— Не говори так, детка. Тот Киллиан, которого я знаю — а он остался собой, пусть и изменился — никогда бы так не поступил ни с одной женщиной. Тем более, с тобой. Он решил, что так будет лучше — и он прав. Он не хотел сделать тебе больно.
— Ты говоришь так не потому, что он — чертовски древний вампир и твой друг, а я — твоя дочь?
— Конечно же, нет. Думаю, это все, что ты хотела мне рассказать. Верно?
Эмили кивнула со вздохом, поднялась из кресла и села на кровать. Я обнял ее, прижал к себе и поцеловал в макушку.
— Что бы ни происходило, я люблю тебя, детка. Знай это.
— Даже когда я вру?
— Даже когда ты врешь.
— Прости, пап. Я не думаю, что ты самый отвратительный отец на свете. Ты самый лучший в двух мирах. Кто-то умеет только подбирать туфли к платьям да покупать сумочки, а ты научил меня куче классных вещей. Скакать на лошади без седла, и ориентироваться в лесу, и стрелять из лука, и рисовать мрачняк.
— И бросать через бедро тех, кто слишком настойчиво выпрашивает твой номер телефона.
— А еще мы побывали в куче разных мест, и иногда даже спали на голой земле в лесу. А еще ты рассказывал мне много сказок, и ни разу не повторялся. Больше всего я любила про амазонок, ведь они сильные и никогда не плачут. А теперь сижу и реву…
Эмили подняла голову и посмотрела мне в глаза. Я вытер слезы с ее щек.
— Идем на кухню, детка. Выпьем чаю.
— Залить горе и закусить печенькой? Ладно, пап. Только умоюсь.
Я спустился в гостиную, взял оставленный на журнальном столике сотовый телефон и набрал номер Киллиана. Он ответил после пятого звонка.
— Слушаю, Винсент.
Что я собирался ему сказать? Великая Тьма знает. Что я мог ему сказать?..
— Хотел узнать, как ты доехал. Снова поднялась метель.
— Все хорошо. — Он выдержал паузу. — Как там Эмили?
— В порядке. Хочешь поговорить?
— Не особо.
— Созвонимся.
Киллиан
1 января
Треверберг
Я отключил телефон и теперь смотрел прямо перед собой, держа аппарат в правой руке, левой едва касаясь руля. Какого черта я делал рядом с особняком Виктора Кеппела, понятия не имею. Но сейчас моя машина стояла как раз у резных ворот, нагнавших столько страху на всю округу. Уже давно стемнело, хотя в текущем состоянии я видел даже лучше, чем в прошлой жизни, когда был вампиром, и тьма помехой не стала. Мир раскладывался на уровни, я видел тепло, я видел звук, видел жизнь и ощущал силовые нити, пронизывающие пространство. Новое мироощущение было настолько точным, что в разы превосходило все системы слежения, доступные людям. Я с точностью до миллиметра мог определить место нахождения мелкого животного или птицы в радиусе несколько десятков километров (если не мешал городской ландшафт). Я слышал эмоции людей и темных существ. Порой они меня даже оглушали. Особенно, в первые дни после переобращения.
Тихо и пустынно. Особняк и прилегающие территории безлюдны и залиты неровным лунным светом. А я все так же ловлю себя на мысли, как так вышло, что приехал именно сюда. Еще и поговорил с Винсентом.
Конечно, я ждал какого-нибудь фокуса от Эмили, но до последнего надеялся, что она проявит благоразумие. Жаль, влияние Даны оказалось настолько сильным, что девочка пошла по стопам мачехи, слепо переняв ее модель поведения. Закатить истерику при Винсенте! Не подумав о том, что может почувствовать он. Стоило ли мне ей отвечать? Нет. Я редко когда вот так уходил, но возможности говорить в этой ситуации не видел. Эмили ничего не услышала бы, а любая лишняя фраза, сказанная мной, была бы принята Винсентом слишком болезненно. Теперь он знает. И если захочет, когда-нибудь придет с вопросом «зачем» или «почему». Он позвонил. Как настоящий отец, решил устроить разнос, но в последний момент остановился. Радует.
Я швырнул телефон на пассажирское сидение, борясь с желанием выбросить его в окно. Был бы дома, разбил бы о стену.
Глупая девчонка.
Черт.
Я выскочил из машины, захлопнув за собой дверь и замер, не застегивая пальто. Меня разрывали противоречивые желания. Вроде бы все ровно и хорошо, но хочется убивать. Что это? Разочарование? В ком? В Эмили? Или на самом деле меня разозлило то, что она уже считала нас с Анной парой? Вот порадовалась бы Незнакомка такому повороту. Я усмехнулся, представив хищную улыбку в совокупности с хитрым блеском карих глаз. Наш сегодняшний разговор так ничем и не закончился. Я уехал, велев ей сидеть дома. Как ни странно, ее желание отправиться в Мирквуд сошло на «нет», она согласилась дождаться моего появления или звонка, прежде, чем предпринимать какие-то действия. Ей скучно, и я могу это понять. Могу понять и то, почему она с такой покорностью приняла тот факт, что должна оставаться в городе. Цель достигнута, моего внимания она добилась. Эмили не могла знать всех этих тонкостей — она и не знала, дорисовала на основе простого факта «Киллиан был у Анны». Такими темпами решит, что я собираюсь предложить Незнакомке разделить со мной вечную жизнь, и закатит еще одну истерику «а-ля Дана».
Стоп.
Все-таки какого черта я здесь делаю? Я не помню, как ехал сюда. И вот уже стою перед воротами. Толкнул их и скользнул во двор. Тишина била по ушам, давила. Еще чуть-чуть, и мне захочется свалиться на землю и закрыть уши руками. Мгновение слабости, как всегда, мимолетно и сокрушительно.
Мысли о так и не открытом клубе надоедливых овец вытеснило неожиданно проснувшееся ощущение, даже озарение. В прошлый раз я очень четко почувствовал здесь присутствие Аримана. Меня буквально пронзило его волей, еще около ворот. А теперь здесь никого не было. Не было и защитных заклинаний, многослойно обволакивающих особняк. Я пересек двор и подошел к дому. Метель изменила здание, украсила. Оно не казалось таким зловещим, больше похоже на старика, усталого, но добродушного, уже седого и совсем больного, но полного света и доброты. Я шел наобум до тех пор, пока не обогнул дом с обратной стороны, оказавшись у двери, ведущей в подвал. Она была приоткрыта. Мне не нужно было спускаться, чтобы понять: там последние тридцать лет находился Ариман. Тридцать лет. До недавнего времени. Великий вернулся.
Как всегда, вовремя. Мысль о том, что надо предупредить Винсента о его возвращении, испарилась, не успев оформиться. Каратель не в том состоянии, чтобы воспринимать подобную информацию. Тем более, от меня, мужчины, отвергнувшего «любовь» его дочери. Что ж, рано или поздно Великий объявится. Надеюсь, к тому моменту мы успеем разобраться с толпой психованных Незнакомцев. В противном случае нам предстоит такое веселье, о котором даже Дана может лишь мечтать.
* * *У «Токио» я был через час. Предварительно позвонил Кэцуми, убедился, что она на месте. Можно было решить все вопросы по телефону, но мне хотелось видеть ее, чтобы глубже понимать, что она чувствует и о чем думает на самом деле. После переобращения мысли карателей и высших вампиров стали мне понятны. Конечно, не тот уровень открытости, как мышление человека, но все же я тоньше ловил эмоции и смыслы, мог их интерпретировать, что называется, «близко к тексту». Я ограничил количество контактов, учился контролировать новую степень чувствительности, чтобы ненароком не прочитать то, о чем мне лучше не знать. Когда имеешь дело с карателями, лучше играть в открытую, иначе можно пожалеть. Но сейчас важна каждая деталь. Японка изменилась после нападения. И я подозревал, с чем это связано. Да нет. Я точно знал причину. До последних встреч мы общались с ней нечасто, особенно в тот период, когда она жила в Японии и была местным Судьей, и у меня не было возможности ее узнать. Теперь же Треверберг объединил нас, подарил новые грани отношений, новые темы для разговоров. В последние сто пятьдесят лет я в принципе заново открывал для себя каждое из ранее знакомых существ, включая брата, друзей, когда-то любимых. Но Кэцуми, всегда и для всех остававшаяся загадкой, до сих пор казалась таковой. И, естественно, манила. Не как женщина. Даже не как друг. Это можно назвать обычным «коллега». Да. Вот то, что я ощущал по отношению к карателям. Рабочие отношения, ровные со всеми, лишенные личного окраса. Со всеми, кроме Винсента. И когда-то Даны. Вынужденный контактировать с ними, порой раздавать тумаки, я в конечном итоге закрылся от каждого из служителей культа Равновесия. Переобращение это усугубило. Но, бог мой, знал бы кто, как мне хорошо в той действительности, которую обрел!..
Я удивился, когда Кэцуми вышла ко мне не в привычном кимоно, а в узком сером деловом костюме. Не было и традиционной прически — волосы распущены по плечам, иссиня-черные и идеально-прямые, они спускались ниже лопаток, почти до талии, плотным плащом.
