Андрей Посняков - Царьград. Гексалогия
– М‑м‑м… – молодой человек пожал плечами. – Смутно.
– А я вот помню… Ну, идемте. Только помните, бабушка Гаратида не очень‑то любит чужих.
Обогнув оливковую рощицу, они подошли к большому дубу, этакому патриарху, росшему в окружении молодых дубков. Около дуба, на старом пне сидела крючконосая смуглая бабка в коричневом шерстяном переднике и белой тунике до самых пят.
– Здравствуй, бабушка! – еще издали закричала Анна. – Тут к тебе…
– Знаю. – Повернувшись, старуха махнула рукой. – Я все знаю… – И посмотрела на Алексея: – Знаю, зачем пришел. Ты иди, иди, Аннушка, мы тут потолкуем.
– И что? – протопроедр усмехнулся. – Ты можешь открыть?
– Мануил? – старуха вскинула голову. – Хочешь влиять на Луку Нотару?
– Хочу восстановить справедливость.
– Там мальчик жив… пусть опозорен, но жив. А здесь – умер.
– И что, нельзя поменять?
– Можно, – старуха вдруг улыбнулась. – Почему же нельзя? Нельзя живым… Оттуда и отсюда – кто‑то должен умереть. Нельзя живым вместе. Разным живым. Разным, но одним.
Несмотря на несколько запутанную речь, Алексей прекрасно понял колдунью. Впрочем, он давно уже это знал. Нельзя долго жить в одном мире двум одинаковым людям, фактически – одному, одной и той же личности. Кто‑то должен уйти, умереть. Такой вот аттрактор.
Черт побери! Похоже, это знал и Родинка, ничтоже сумняшеся убивший себя самого… то есть себя этого… здешнего… Зачем? Значит, зачем‑то нужно было.
– Ты задумал благое дело, – Гаркатида качнула головой. – Я помогу тебе. И даже не попрошу взамен ничего. Достаточно уже и того, что ты спас Аннушку… там, в том мире…
– Вот, спасибо! – обрадованно воскликнул Алексей. – Когда же я смогу…
– Подожди! – колдунья повелительно взмахнула рукой. – Никогда не нужно спешить, парень! Особенно в таком деле. Ворота откроются в пятницу… и ровно через десять дней. Не успеешь – останешься там…
Протопроедр сдержал усмешку – все да не все знала колдунья! Имелся у него и запасной выход – там, на Черном болоте.
– Мальчишку ты можешь перетащить только здесь.
Ох ты, уела бабка! Ладно, здесь так здесь. Десять дней – не так уж и мало.
– Но не так уж и много. И помни, – Гаркатида погрозила указательным пальцем. – Не только ты один знаешь о воротах.
– Роман Родинка, – негромко произнес Алексей. – Он?
– Сам знаешь, что он.
– А зачем ему?
– Только он знает. И, может быть, та… Но ты не должен спрашивать ее ни о чем! Не будет мешать – и то хорошо.
Молодой человек кивнул, прекрасно понимая, кто это – «та»… Та же бабка Гаркатида, но – там.
– Ты сказала, ворота откроются в пятницу… а когда именно?
– Ночью. Ближе к утру.
– А…
– Ты прекрасно знаешь – где.
– Понял. Спасибо. Ухожу.
Вежливо поклонившись, Алексей повернулся и быстро пошел прочь, к белеющей неподалеку хижине. Аннушка и Селимио миловались в беседке – сквозь желтую виноградную лозу сверкнуло обнаженное плечо…
– Нет, нет, не сейчас, милый… увидят…
– Да ну… думаю, они там еще долго проговорят…
Молодой человек не стал мешать влюбленным, обойдя хижину, спустился вниз, к морю, где у причала, среди прочих судов, покачивалась и нанятая им…
Стекаются суфии слева и справа давно, –
Дверь за дверью, за улицей улица:
«Где же вино?»
Руми
…лодка.
Он прошел в ворота на раз! Просто вошел в пекарню г‑на Филоса позднею ночью. Естественно, владелец пекарни был предупрежден о том, что его собственность будет сегодня ночью использована для устройства засады ведомством сыскного секрета эпарха. Был поставлен в известность, да и конечно же ничего не имел против… Попробовал бы поиметь! Впрочем, черт с ним…
Алексей непроизвольно вздрогнул, когда за ним закрылись ворота. Повеяло холодом. Узкое пространство пекарни охватил мрак… внезапно разорванный яркой вспышкой свечи.
Свеча дрожала.
– Кто здесь? – таким же дрожащим голосом громко спросил кто‑то. – Кто? Я сейчас позову на помощь! Эй, эй…
Протопроедр ухмыльнулся, узнав тестомеса. Того тестомеса… оттуда…
– Лучше молчи, Фимка!
– Что? Кто? – парень поднял свечку повыше. – Господи! Неужто ты, Александр?!
– Я…
Алексей хорошо помнил, что был здесь известен как нищий философ Александр из Эпира.
– Ты что же, сбежал из…
– Помолчи!
– Молчу, молчу… Тебя ищут! Давно уже ищут, с осени…
– И ты конечно же донесешь, – недобро прищурился Алексей.
– О нет, нет… – тестомес, похоже, здорово испугался и готов уже был броситься на колени.
– Ладно, черт с тобой, доноси, – протопроедр подошел к воротам. – Только предупреждаю, это ведь именно тебя обвинят в том, что ты предоставил мне убежище. Иначе как бы я попал в пекарню? Дверь‑то заперта изнутри.
– И правда… – недоуменно протянул Фимка.
Алексей откинул засов:
– Ну, пока, парень…
И скрылся в ночи. Нет, не в самой ночи – на востоке, за Галатою, уже алела заря. И на ее фоне скребли небо черные когти минаретов Айя‑Софийе! Айя‑Софийе… мечеть…
Молодой человек был одет, как турок, – темно‑зеленый, на многочисленных пуговицах, кафтан до колен, широкие штаны, сапожки с загнутыми носами, на голове – пестрый тюрбан, украшенный ярким павлиньим пером, за поясом – длинный увесистый кинжал, больше похожий на небольшой меч. Красавец – с ударением на последнем слоге!
Алексей направлялся сейчас к развалинам, что неподалеку от церкви Апостолов – бывшей церкви – там было где укрыться, спрятаться, переждать до утра. Правда, существовал риск нарваться на местных аборигенов из числа многочисленных шаек, вовсе никуда не исчезнувших и при турках, однако их протопроедр не очень‑то опасался, куда меньше, нежели турецкой ночной стражи.
Чу! Кажется, кто‑то шел… Стражники? А черт его…
Алексей спрятался в углубление в стене и затаил дыханье. Где‑то совсем рядом, за углом, послышались гулкие уверенные в себе голоса – ну, конечно, стражники, кому еще здесь сейчас быть‑то? Как бы этот дурачок, тестомес Фимка, не кинулся сейчас к ним, не заблажил… Нет. Вроде не кинулся. Значит, не такой уж и дурачок.
Черт! Это кто еще?
Из‑за дерева, совсем рядом с затаившимся протопроедром, вдруг показалась качающаяся фигура в белом плаще. Фигура шла, казалось, бесшумно… нет, завывала!
О вино!
Ты – живая вода, ты – исток
Вдохновенья и счастья!
Пьяница!!!
Тот самый… м‑м‑м… суфий – ученый исламский философ. Из тех, что с некой придурью, с мистицизмом. Как же его? А, не вспомнить сейчас, да и ни к чему…
А, пожалуй, к чему!
Судя по четким, быстро приближающимся шагам – стражники явно свернули на вопли! Проклятый суфий… Ну теперь‑то уж без тебя никак!
Вмиг покинув свое укрытие, Алексей подбежал к пьяному:
– Позволь проводить тебя, о мудрейший, дабы по пути насладиться ученой беседой.
– Ты… – суфий изумленно посмотрел на невесть откуда взявшегося незнакомца. – Ты кто такой?
– Меня зовут Исмаил из Зефира, о многомудрый!
– Зефир? А где это?
– У‑у‑у‑у‑у!!!
– Ты… ик… в самом деле хочешь со мной беседовать?
– О‑о‑о‑о‑о! Просто о том и мечтаю, как поговорить с настоящим суфием.
– Что ж, – пьяница покровительственно рассмеялся. – Поговори… Тсс!!! Слышишь – шаги? Сюда идут стражники… Сейчас ты увидишь… сейчас услышишь… Как я с ними… как я их… А‑а‑а‑а!!! Явились, шакалы!!! Опять захотите упечь меня в тюрьму? А вот ничего у вас не выйдет, клянусь Аллахом милосерднейшим и всемилостивейшим!
Объявившиеся на улице стражники – четверо дюжих молодцов с саблями и алебардами – взирали на пьяного суфия без удивления и даже с некоторым почтением.
– Опять набрались, уважаемый Мешамед‑тизи, – укоризненно покачал головою один из стражей, повыше и поплечистей других, с поясом, украшенным шелковыми кистями. По всей видимости, он тут был старший. Да, как оказалось – еще и хорошим знакомым суфия.
– А‑а‑а, Ибрагим! – узнав, Мешамед‑тизи, опершись на плечо Алексея, сурово погрозил стражнику пальцем. – И это ты, Ибрагим, упрекаешь меня в винопитии? А ведь не далее, как вчера…
– А кто это с тобой, уважаемый? – покосившись на своих подчиненных, быстро перебил страж.
– Это? Моя тень. Мой… гость… Он есть – и его нет. Он – здесь, и – везде… Гость из… из…
– Из Зефира, именем Исмаил, – представился протопроедр. – Иду в гости к своему другу, дабы насладиться ученостью.
– Да‑да, насладиться, – закивал суфий. – Так вот, не ты ли, Ибрагим, вчера выходил из…
– Пошли‑ка отсюда, парни, – Ибрагим решительно взмахнул рукой. – Кажется, я слышал на площади чей‑то крик. Идем, проверим! Здесь нам нечего делать – думаю, уважаемый Мешамед‑тизи со своим ученейшим другом доберутся домой и без нас.
