Георгий Адамович - «…Не скрывайте от меня Вашего настоящего мнения»: Переписка Г.В. Адамовича с М.А. Алдановым (1944–1957)
Вы были недовольны стихами «Русской мысли». Поэтому привожу стихи поэта Юрия Каменецкого[535], напечатанные на самом видном месте совсем недавно в «Советской культуре» (привожу только начало):
Ленин — это весны цветенье,
Ленин — это победы клич,
Славься в веках, Ленин,
Наш дорогой Ильич
и т. д. Стихи имеют огромный успех и уже положены на музыку каким-то советским композитором[536]. Ловкие люди, что и говорить.
Искренно рад тому, что Вы появились в «Новом журнале»[537], — но жаль, что, по-видимому, уже в пору его агонии. Многое Вам простится за страницы о «Двенадцати», — если у Вас есть литературные грехи. А я, многогрешный, вдобавок прозаик, «э рьен ке[538] прозаик», и в 1918 году никак не сравнивал эту поэму с «Медным всадником»[539] и писал о ней тогда в книге[540] то же самое, что писал Вам в письме о суждении великого мыслителя о гибели «Титаника». Знаю, что Вы меня сочтете за это Геростратом, самодовольным святотатцем или, в лучшем случае, просто дураком.
Вы, конечно, тоже получили циркулярное письмо от Чеховского издательства о ликвидации наших книг. Кускова почему-то страшно возмущена. Я принял предложение издательства и только в частном порядке просил Мрс. Плант прислать мне бесплатно не 20 экземпляров каждой моей книги, как она предлагает, а только 10, вместо же вторых 10–10 экземпляров каких-либо других их изданий, хотя бы по их выбору. Вероятно, они и этого не сделают по их рутинности.
Чрезвычайно меня огорчила кончина Мельгунова[541]. Все-таки я знал его без малого 40 лет…
Оба шлем Вам самый сердечный привет и лучшие пожеланья.
121. М.А. АЛДАНОВ — ГВ. АДАМОВИЧУ 14 июля 1956 г. Ницца 14 июля 1956
Дорогой Георгий Викторович.
Иду на Вы: в пятницу 20 июля часов в пять буду в кафе «Моцарт», — уже известил Леонида Леонидовича <Сабанеева>. Приходите. Я буду скучно, длинно, мучительно нудно рассказывать о каждом заседании, банкете и приеме. Это займет, думаю, часов 20 или 30. Что же тут такого? Будем ночевать там же в кофейне и с утра я буду возобновлять рассказ. Правда?
Оба (и Гаскели[542]) шлем Вам самый сердечный привет.
122. Г.В. АДАМОВИЧ — М.А. АЛДАНОВУ. 19 августа 1956 г. Ницца
4, avenue Emilia c/o Lesell Nice
19/VIII-56
Дорогой Марк Александрович
Прилагаю часть письма Д.Н. Ермолова, которое получил вчера. Я его увижу в четверг, и был бы рад передать ему Ваше мнение по интересующим его вопросам.
Приду в cafe Mozart во вторник ровно в 5 часов. Может быть, Вы были бы добры прийти тоже за четверть или полчаса до общей встречи, чтобы поговорить об этом?
Merci d’avance[543].
Ваш Г. Адамович
123. Г.В. АДАМОВИЧ — М.А. АЛДАНОВУ. 26 сентября 1956 г. Париж
7, rue Frederic Bastiat Paris 8
26 сент<ября> 56
Дорогой Марк Александрович
Я как раз собирался Вам писать, а сегодня получил Ваше письмо. Адреса Чеквер[544] я не знаю, но узнаю его — и письмо Ваше перешлю. Она была летом в Hotel Jeriba, но давно уже уехала в Америку.
В Париже я уже почти две недели. У Любовь Александровны <Полонской> был несколько раз. Она, по-моему, в меланхолии, отчасти из-за смерти одной из кошек. Но, может быть, есть и другие причины. Сегодня — или вчера — вернулась Вера Николаевна и через Бахраха просила меня зайти: Зуров будто бы «хочет рассказать о Швейцарии»[545]. А я как раз чрезвычайно люблю рассказы путешественников! У Иванова я был в Hyeres совсем мимолетно[546]. Статьей[547] моей она очень довольна, в чем я далеко не был уверен. Он — совсем развалина, с tension[548] 28–29. Она, кстати, прислала мне докторское свидетельство, что ему южный климат вреден. Я видел Вырубова и говорил с ним опять о их переводе в Париж. Он что-то предпринимает, но, по его словам, Долгополов заявил, что в тот день, как Иванов будет в одном из здешних домов, он подает в отставку.
Вот, кажется, все новости. Вернее — новостей нет. Mme Вольская[549] полна Вами и ни о чем другом не говорит, впрочем, ревнуя Вас к Яконовскому[550], который будто бы считает Вас теперь своим ближайшим другом[551]. Это — в порядке сплетен и отсутствия сплетен более интересных.
Я тоже в меланхолии — из-за осени, близости Манчестера, дальности Ниццы и всего такого. А отчасти и из-за того, что с каждым годом жизни остается все меньше. Это, конечно, мысль новая и глубокая, но я ею занят, и еще занят тем, что делаю из нее всякие выводы.
Простите за болтовню. Крепко жму Вашу руку, дорогой Марк Александрович и от всей души желаю Вам и Татьяне Марковне здоровья и благополучия. Когда начнет печататься Ваш роман? То, что у Вас «24 часа в сутки свободны», продлится, вероятно, недолго: je ne vous vois pas[552] без всяких писаний и планов. Отчасти я Вам в этом завидую, т. е. Вашей страсти к работе, — потому что меня безделье ничуть не тяготит. Скорей наоборот.
Ваш Г. Адамович
124. Г.В. АДАМОВИЧ — М.А. АЛДАНОВУ 20 октября 1956 г. Манчестер 20/X-56
104, Ladybarn Road Manchester 14
Дорогой Марк Александрович,
Получил сегодня Ваше письмо — и отвечаю сразу. Мне жаль, что Вы решительно отказались от «банкета»[553]. Водову чрезвычайно хотелось его устроить, хотя он и соглашался, что это не должен был быть банкет «Русской мысли» (т. е. — по инициативе «Р<усской> м<ысли>»). Он боялся, что сам — плохой организатор, и думал взять в помощницы С.Ю. Прегель, устроительницу чествования Даманской, где все было «au dessus de la melee»[554]. Должно было все происходить в каком-нибудь русском ресторане, конечно, — в отдельном зале, и, м. б., прошло бы неплохо. Водов считал, что, кроме Сперанского — ораторов «настоящих» нет. Но, видя, что я от этого не <в> восторге, решил выписать Степуна.
Ну, теперь все это — в прошлом. Но жаль. Кстати, Цвибак писал мне, что не сочувствует устройству «банкета» в Нью-Йорке — т. к. было бы серо и провинциально, и что он Вам свое мнение сообщил. Может быть, Вас это и испугало? Я думаю, что в Нью-Йорке было бы изобилье ораторов, и Цвибак оказался бы прав. Ну, а в Париже, если один Степун, несколько слов Зайцева и еще что-нибудь короткое — было бы, может быть, иначе. (Кстати, по поводу страхов Цвибака. Вы не любите Розанова, но у него где-то есть удивительная страница о похоронах Толстого: как разные адвокаты спешили на всякие траурные собрания: «Вы будете говорить?» — «N.N. будет говорить, я тоже буду говорить.»[555])
Прочел сейчас 80-летие генерала[556]— и спешу ему написать. Я думал, что это событие еще не скоро. У меня к нему живейшая симпатия, да я и юбилей Леон<ида> Леон<идови>ча пропустил[557]— и только третьего дня написал ему!
О Гумилеве и Блоке.
Маковский или все забыл, или умышленно «искажает истину»[558].
Гумилев неизменно отзывался о Блоке как о самом большом современном поэте, — но, правда, любил, чтоб ему возражали, и это всегда было видно по его лицу. Он ведь с Блоком соперничал и литературно враждовал. Думаю, что он чуть-чуть и ревновал к его славе и престижу. Отзывы в печати, по крайней мере в последние 10 лет, были всегда восторженно-почтительные, хотя и с оговорками насчет того, что «символизм» — это прошлое, а теперь эпоха «акмеизма». Я помню дословно отзыв в «Аполлоне» того же Маковского, где Гумилев писал по поводу Блока о «достойном Байрона царственном безумии, влитом в полнозвучный стих»[559].
А Байрон был для Гумилева un dieu[560], как сочетание поэта с героем и тип «короля жизни». Позднее он так же восхищался д’Аннунцио, т. е. по той же причине.
А что Блок был глуп, — я бы ответил: дай Бог всякому! Тупость в нем, м. б., и была, но в соединении с чем-то близким к мудрости. Никакой «быстроты ума» у него, конечно, не было. Но это свойство не столь ценное, по-моему, если не считать Пушкина и людей его склада. А если Блок иногда и говорил глупости («океан»), то потому, что не успел отрясти прах глупого окружения и глупой эпохи. Он ведь и воротнички носил особо поэтические с особыми галстухами. Все это — не он, а то, что ему навязали.
Кстати, и Гумилев не был глуп, хотя держался Бог знает как и на людях, pour epater[561], говорил чепуху. А когда не ломался, был тоже — дай Бог всякому!
Вам, верно, надоело читать эту литературу. Простите! Но Вы меня сами на нее вызвали.
Получил опять милое письмо о Кусковой. (Сегодня прочел в статье Жерби[562]: «незабвенная Е.Д.»!!)
До свидания, дорогой Марк Александрович. Когда Вы собираетесь в Париж? Передайте, пожалуйста, низкий поклон Татьяне Марковне.
Ваш Г. Адамович
Вере Николаевне пишу покаянное письмо. Действительно, я у нее не был — не знаю, как и почему!
125. Г.В. АДАМОВИЧ — М.А. АЛДАНОВУ 4 ноября 1956 г. Манчестер 4/XI-56
104, Ladybarn Road Manchester 14
Дорогой Марк Александрович,
Ко дню Вашего рождения от всей души желаю Вам благополучья, здоровья и долгой хорошей жизни. Иногда желают прожить «столько же!» В нашем с Вами возрасте это, пожалуй, желание и мечтание «бессмысленные». Сколько Бог даст, за все спасибо — но главное, прожить без забот и болезней, передайте, пожалуйста, мое сердечное и самое искреннее поздравление Татьяне Марковне: я уверен, это и ее праздник. Судя по интервью, Вы в этот день пойдете в синема, но, наверно, перед этим посидите с друзьями в Cafe Mozart, куда я пришел бы, не будь Ницца так далека.
