Андрей Посняков - Царьград. Гексалогия
Как Алексей не оглядывался, а все не мог заметить позади усатых. Да и как их заметишь‑то? Эвон сколько народу – все возы, возы, возы… С сеном, с овощами, с медовыми бочонками, с продуктами разными – оно и понятно, август, сентябрь скоро.
В Еголдаевой тьме городов больших не было, почитай, одни села. Там вроде как расторговались, правда, недолго, да Алексей и не смотрел на торги – думал, как бы сторговать коня, да так, чтоб хитрован купец не заметил. Ближе к полудню сторговал‑таки у одного цыгана, у него ж и дознался – сегодня с утра еще тульские купцы‑гости по Муравскому шляху домой подались.
– С утра, говоришь? – у молодого человека захолонуло сердце – успеть бы!
– С утра, у утра, – покивал цыган. – Не с такого и раннего. Ежели поспешишь сейчас – к ночи нагонишь.
Протопроедр уже и собрался было последовать сему совету – ускакать не прощаясь. Да вот беда, встретился на базаре с купцом. Керим‑сули коня заценил – языком поцокал, знатный, сказал, жеребец, только вот купил ты его дорого – почитай в две цены.
– Как две цены? – молодой человек возмущенно хмыкнул. – Разве тут так кони дешевы?
– То‑то, что не дороги, – ухмыльнулся купец. – Спросил бы, преж чем покупать – посоветовал бы, а так… Ну, ладно – купил так купил, нам уж с тобой больше не по пути, пошли прощаться.
О! Не по пути! Да и слава богу! Уж теперь без вас, хитрованов, как‑нибудь, не столь уж и много осталось, туляков бы только догнать, тех, про которых цыган говаривал. Не хотелось, конечно, прощаться – время зазря терять, да уж теперь куда деться? Взять да сорваться – невежливо.
Пришли на постоялый двор, посидели чуток – Алексей сразу предупредил, что времени у него и нет почти, надобно, мол, поспешать.
– Поди, гостей тульских догнать хочешь? – усмехнулся Керим‑сули. Вот ведь черт – догадался!
– Их.
– Ну, тогда поспешай, удачного тебе пути.
– И вам всем за все спасибо.
Раскланялись, выпили – Керим‑сули специально за хорошим вином слугу посылал, так ждали, пока прибежит, правда, недолго – пока то да се – уж время и ехать, никак больше нельзя засиживаться.
Все Керимовы караванщики разом из‑за стола встали:
– Доброго пути!
Алексей поклонился, руку к сердцу прижав, отвязал от коновязи коня… Господи, Керим‑сули в дорогу еще и провизии, и вина дал – две переметных сумы. Отяжелел конь, однако ж – запас карман не тянет. Кто знает, удастся ли быстро догнать туляков, может, там, в пути, и одному придется – а денег‑то уже кот наплакал. Особенно – после покупки коня. Поторопился, купил втридорога, однако ж, с другой стороны – как тут не торопиться? Едешь‑едешь, все никак не приехать – надоело!
Как ни гнал лошадь протопроедр, а все ж не успел до ночи, пришлось заночевать в лесочке, рядом с узенькой речкою, ручьем почти что. Пацаны лошадей в ночном пасли, жгли костер без опаски – татар в набег сейчас, по осени, к дождям, никто не ждал, потому не опасались особо. Алексей, огонь заметив, спешился, коня привязал, прошмыгнул к реке незаметненько, так, что ни одна веточка не хрустнула, увидал пацанов… тут и собака взлаяла. Тогда уж молодой человек поднялся, пошел, не скрываясь:
– Бог в помощь, робяты, собака‑то не укусит?
– Не укусит. Ты один, что ли?
– Один. Тульских гостей догоняю.
– А‑а‑а… Тут допреж тебя четверо таких догоняк промчалось. Не знаем, догонят ли. Иди, мил человек, к костру, ушицы похлебай с нами. Конь‑то не твой в орешнике ржет?
– Мой.
– Так веди сюда. Волков‑то посейчас нет, да мало ль что?
– А вы‑то чьи будете?
– Тутошние, беломосцы.
О как, беломосцы! Стало быть – люди вольные, не какие‑нибудь там холопы‑рядовичи‑закупы!
Славные оказались пацаны – разговорчивые, не жадные:
– Ты хлебай, хлебай, ушицу‑то! Добрая ушица, налимья.
Алексей подумал‑подумал, да достал из сум переметных припасы, те, что Керим‑сули пожаловал: хлеба пшеничного каравай, да сыра кружок, да вина фляжку плетеную. Угостил ребят:
– Кушайте!
– Благодарствуем, дяденька!
– Вино только, смотрите, водицей разбавьте, так не вздумайте пить – запьянеете.
Мальцы засмеялись:
– Да что ты, дяденька, – нешто мы пьяницы?
Под вино, да под ушицу, да под песню негромкую путник и уснул незаметненько – отвалился в сторону, в травушку, да и захрапел – умаялся. Кто‑то из ребят его холстиной накрыл – спи, мил человеце! Отдыхай, а уж мы‑то мешать не станем.
Незнамо почему, а доверял Алексей ребятам – может, потому, что лица у всех были родные, русские, да васильковые глаза, да волосы белобрысыми копнами… Знал почему‑то – не возьмут пацаны ничего, не схитят, даже если б что и было.
Не схитили. Даже чего не съели, не выпили – аккуратно в холстиночку завернули – да в суму. Алексей раненько утром встал, умылся в речушке – мальчишки спали уже. Нет, впрочем, не все – один у костра потухшего носом клевал – караулил.
Путник улыбнулся, позвал тихонько:
– Эй, братец! Эй!
Потряс мальчишку за плечо, тот и распахнул веки:
– А? Что?
– Поехал я, братец.
– Прощевай!
– Прощай и ты… Да не буди своих, пусть выспятся. Спасибо за ушицу!
– И тебе – за вино, дяденька. Вкусное! Отродясь такого не пил.
Протопроедр ухмыльнулся в усы – ну, еще бы!
– На Муравский шлях как выйти?
– А вона – тропа.
– Спасибо.
Махнув пацаненку рукой, Алексей взял под уздцы коня, вывел из перелеска на шлях, уселся в седло, да в рысь – за этот‑то день купцов бы догнать надо! Хороший денек блазнился, солнышко туманы утренние разгоняло, росу‑алмазницу высушивало, по всему видать – славный будет день, славный. Оно и хорошо, что вёдро, а ну‑ка бы – дождь? Посуху‑то куда как лучше ехать.
Конь, хоть и был вчера покормлен, а время от времени припадал к траве, к клеверу – Алексей его тогда не гнал, ждал, когда пожует, подкрепится. Солнышко в небо синее выкатилось красивое – сверкающее, золотое, жаркое. Однако ж уже не знойное, не такое, как в середине лета или, скажем, на юге, в степях. Места пошли одно другого краше – тут рощица березовая, там – дубрава, тут – ельник, а за ельником, в овраге – орешник, а там, на холме, сосны. Красота кругом – не отвести взгляда. А ягод кругом – даже вот тут, считай, что на шляхе: малина, тамянка, калина, чуть к обочине смотришь – земляника, а где помокрее – голубика с черникою. Пичуги в деревьях поют, летают, таскают червяков в гнездышки, в сосняке – рядом уже – дятел стучит неуемно, а вот и жаворонок, а вот и кукушка – ку‑ку, ку‑ку… Славно!
Вроде и не особо торопился протопроедр – ехал, как хотелось – а все же нагнал туляков. Еще солнышко за холмами не село, а видна стала поднимающаяся за кленовой рощицей пыль. А пыль, она сама по себе не бывает, по всему ясно – возы.
Алексей пришпорил коня, птицей вылетел с поворота, упершись в вооруженную стражу. Бородачи‑купцы – с сулицами, саблями. Смотрят недобро – мол, кто таков, откуда?
– Один я. Мне б с вами до Мценска.
– С далека ль пробираешься?
– С Еголдаевой тьмы.
Бородачи переглянулись – никакие они не купцы, бороды сбрей – совсем молодые парни, приказчики:
– Инда вперед проезжай маленько, там, на третьем возу, Ермолая‑гостя спросишь. Думаю, не откажет – вчерась с Еголдаевой четверо таких, как ты, к нам пристало.
Поблагодарив парней, протопроедр погнал коня дальше, огибая вьюки и груженные объемистыми тюками телеги.
Купец Ермолай – невысокий, степенный, с морщинистым, при тщательно расчесанной бородке, лицом и прищуренным, с хитрецой, взглядом – встретил просьбу путника не то чтобы неприветливо, но и без особенной радости, проще говоря – безразлично.
– Один?
– Один, один. До Мценска, а то и раньше поворочу.
– Столоваться с нами будешь?
– М‑м‑м…
– Лучше с нами. Тогда все припасы – в общий котел, – ухмыльнувшись, Ермолай указал на сидевшего позади, на возу, крепкого рыжебородого мужика. – Алима‑артельщика видишь?
– Ну.
– Ему и отдай припасы.
Алексей так и сделал, хотел, правда, спросить про тех четверых, с Еголдаевой – да забыл как‑то. Пока с артельщиком говорил, покуда передавал продукты – забыл, а потом и не вспомнил. Не до того было – парня увидал знакомого! Ну надо же… Это ж как же? Он – не он?
Не выдержав, подъехал поближе: ну точно – он! Рыжая бородка, рыжая шевелюра – амбросиевский ведь парень‑то! Как же его? М‑м‑м… Митря!
– Здоров, Митря! Не узнал?
– Не узнал, – спрыгнув с телеги, парень сдвинул на затылок шапку и внимательно посмотрел на протопроедра.
– Ну, помнишь, я еще частенько к старосте вашему заезжал, Епифану? Почти каждый год ездил.
– Постой, постой! – На лице Митри появилась задумчивая гримаса. – Я на людей памятлив… Ха! Так ты не Олексий ли будешь?! Тот, что про Царьград разные были‑небылицы рассказывал?
– Да, Алексей я, – широко улыбнулся путник. – Ну, слава богу, вспомнил. Ты куда сейчас, не в родные места?
