Дмитрий Емец - Череп со стрелой (СИ)
Если знаете, когда я приду не звоните, потому что зачем меня дергать, я все равно раньше времени не приду.
Если вы не знаете, кто я и зачем вам нужно мне звонить, можете спокойно проходить мимо».
— Мой кабинет! Но нам не сюда! — сказала Лиана и повела их дальше.
Вскоре они вошли в маленький зал с мягкими креслами. Видимо, не так давно здесь шел личностный тренинг. На доске висел лозунг «ТЫ ЛУЗЕР, НО МЫ ТОБОЙ ГОРДИМСЯ!», в проходе валялись мокрые салфетки и рваные фотокарточки, и все это вместе окутывал гипнотический запах любимых духов Млады и Влады.
— Опять вороны? Кто их сюда пустил? — недовольно спросил Долбушин.
Лиана привстала на цыпочки и, выбирая виноватого, ткнула пальчиком в пространство, хотя ясно было, что разрешение дала именно она.
— Они милые... просто к ним надо привыкнуть! — сказала она.
Пока Долбушин ей выговаривал, к Рине подошла рыхлая женщина в пестром платке и стала за локоток оттаскивать ее в сторонку. К счастью, Лиана вовремя спохватилась и, сделав крупный шаг, оказалась между женщиной и ее добычей.
— Люблю весну! Людей так и тянет трогать друг друга, хотя некоторым за эти дела отрывают руки! — жизнерадостно сказала она.
Женщина в пестром платке неохотно выпустила локоть Рины и посмотрела на Лиану взглядом кошки, у которой отняли полупридушенную птицу.
— Знакомься! Цыганка бабушка Лена. Ездила на поезде от Джанкоя до Симферополя, а твой родственник ее зачем-то подобрал. Тянет его на приключения! Хотя она скорее по форту Белдо, — представила Лиана и отошла, чтобы с кем-то поздороваться.
Пользуясь моментом, рыхлая женщина бочком придвинулась к Рине, взмахнула перед ее лицом рукой и, что-то поймав в ладонь, зажала в кулаке.
— Дай хоть что-то. Хоть рубль. Я твою беду в руку поймала! — быстро сказала она.
Подумав, что, отдав мелочь, она не обеднеет, Рина трусливо сунула ей железную двушку.
— В сумку бросай! Не могу деньги брать — людям помогаю! Обет у меня! — велела цыганка, кивая на висевший у нее на запястье пакет.
Рина бросила монету и хотела уйти, но цыганка свободной рукой сгребла ее за рукав, и ладонь Рины оказалась заточенной в пакете.
— Мало дала. Большая беда будет! Кулак разожму — беду отпущу! — предупредила бабушка Лена звенящим шепотом.
Подчиняясь взгляду цыганки, Рина торопливо бросила в пакет все деньги, что были у нее с собой.
— Сережки снимай! — приказала цыганка. — Злая беда мне руку ест! До кости проела! Отпущу — совсем изгрызет!
Рина потянулась к сережкам, но в последний момент догадалась окликнуть Лиану. Та, сжалившись, фыркнула, подошла к цыганке и что-то ей шепнула. Бабушка Лена недоверчиво взглянула на нее, забеспокоилась и стала торопливо возвращать Рине все, что у нее взяла. Причем, забыв об обете не прикасаться к деньгам, доставала их не только из пакета, но и из карманов.
— Тут много! — сказала Рина.
— Бери! Для хорошего человека ничего не жалко! — сказала бабушка Лена и, выдернув из рук у Рины свой пакет, торопливо зачапала в толпу.
— Минутку, девушка! — негромко окликнула ее Лиана.
Бабушка Лена как-то прознала, что речь идет о ней, и остановилась.
— Сережки снимай! — приказала Лиана.
— Это не мой. Не надо! — взмолилась Рина.
— Надо, — жестко сказала Лиана. — Большая беда в зонтике сидит! Сердитая беда! Махнет зонтик — голова с плеч!
— Не надо! — взмолилась Рина. — Не нужны они мне! Я их выброшу!
Цыганка торопливо юркнула в толпу.
— Напрасно ты ее пожалела! — сказала Лиана. — Не все люди ценят хорошее отношение. Ну ладно, мир-дружба! Идем!
Пока Лиана грабила бедную цыганку, Долбушин куда-то ушел, и дальше сквозь толпу они пробирались уже вдвоем. У маленького столика стоял лысоватый, очень замотанный дядька и куском копченой колбасы грустно сковыривал с бутербродов красную икру.
— А хлебушек кушать? — ласково спросила у него Лиана.
Лысоватый дядька застеснялся, изобразил на лице занятость и, на ходу докушивая колбаску, куда-то улизнул. На его брюках сзади были следы высохшей грязи.
Бедняга, — сказала Лиана. — Живет с женой и тещей в однушке в Капотне. А теща у него помешана на правильном питании. Утром — вареная морковка, днем — морковка в супе, вечером — сырая морковка с кружками свеклы... А жена назло матери питается только пшеницей. Утром проросшей, в обед в супе, а на ужин, подозреваю, просто клюет зернышки. Бедный мужик отрывается только на работе, где ему скармливают все, что не прокисло в холодильнике со дня рождения главбуха.
— А дар у него есть? — спросила Рина, привыкшая, что в форт Долбушина просто так не попадают.
— Еще какой! Он угадывает картины, которые через сто лет признают шедеврами. Сейчас на ней разве что сыр не режут, а через сто лет люди будут толкаться локтями, чтобы увидел» ее в музее.
Рина вспомнила кислое лицо поедателя икры.
— Так почему же он не рад? — озадачилась она.
— А чему радоваться-то? Сю лет он не проживет, никакой выгоды не получит. Это раз. А два: он вообще не любит картины. Он любит кулинарные шоу.
Рина ничего не понимала:
— С таким вкусом к живописи?
— Да кто тебе сказал, что у него есть вкус? У него просто дар такой!
Лиану сзади кто-то толкнул. Она отодвинулась, пропуская представительного, прекрасного, как Адонис, мужчину. Адонис почти летел, в испуге округляя глаза. За ним гналась маленькая женщина и, маскируя оскал под улыбку, толкала его кулаком в спину. Мужчине было не столько больно, сколько неудобно, и его убегающее лицо становилось все вежливее, все приятнее.
— По телевизору его никогда не видела? Между прочим, целый министр! — похвасталась Лиана.
— А почему тогда...
— ...жена дерется? А ты что, не в курсе? На преуспевающих чиновников всегда орут жены. Во—первых, они рано женятся. Во-вторых, часто на девушках повышенной громкости. В-третьих, на них орут на работе, пока они проходят все ступени. А когда он станет министром, жене уже трудно отучиться от прежних привычек Травить же жену просроченными сырками не всегда удобно — в конце концов, она его человеком сделала.
Лиану кто-то окликнул, и, извинившись перед Риной, она удалилась, перепоручив ее старушке Алле Игоревне, которая играла в карты лучше всех в мире. Алла Игоревна приветливо погладила Рину по плечу чубуком фарфоровой трубки.
В ожидании, когда начнется встреча форта, Алла Игоревна читала «Идиота» Достоевского, старомодно и смешно завернутого в газетку.
— Нравится? — спросила Рина.
— Да. Но не думаю, что становлюсь от этого лучше. Человек может читать любые книги, говорить любые умные вещи — и поступить крайне глупо. Или нести полную ахинею — и оказаться способным на поступок Поэтому нас можно вообще не слушать. Пока слова не равны чувству, а чувство — истинному желанию, они бессильны.
Рина хмыкнула. Алла Игоревна начинала ей нравиться.
— И часто вы заседаете? — спросила Рина.
— Не особо. Сегодня в форт должны принять нового члена... Вот его! Не смотри туда, а то он не отстанет! Белдо его брать отказался, так пришлось нам! Он хромой на всю голову! — сказала Алла Игоревна, глядя в сторону, чтобы новый член форта не заподозрил, что речь идет о нем.
— Почему он тогда не в дурдоме?
Не завидую я тому дурдому. Ну все! Ты на него посмотрела! Теперь он точно к нам подойдет!
Алла Игоревна угадала. К ним уже бежал высокий человек в грязноватом белом свитере. Сверху он был лысый, а по бокам головы курчавый.
— Варенько мое фамилие. Повелитель заточенного воздуха! — представился он, прижимая руку к груди.
— Это как? — спросила Рина.
— Ну, сколько пластиковых бутылок, пузырьков, банок с завинченными крышками выброшено на помойку? Миллиарды! И гнить будут четыреста лет. И в каждой заточен воздух, который никуда не денется, потому что бутылка закрыта. Так вот, я — его повелитель!
Человечек взмахнул рукой. Послышались шипящий звук и чей-то вопль. По залу как ракета промчалась двухлитровая бутылка с газировкой и, врезавшись в стену, завертелась на полу.
— Не обязательно, чтобы бутылка была выброшена! Отнюдь нет! В полных бутылках воздуха тоже достаточно! И я тоже его повелитель! — самодовольно поведал Варенько и с видом триумфатора устремился к Альберту Долбушину.
Лиана Григорьева позвонила в серебряный колокольчик. Суета стала утихать, и по мере того, как она утихала, Варенько все больше и больше преисполнялся величия. Казалось, что весь находящийся в его теле заточенный воздух сейчас нагреется и он оторвется от пола.
Но в тот торжественный момент, когда Лиана, зачитывая повестку, добралась до вопроса с принятием в форт Варенько, что-то произошло. Усмиренный колокольчиком зал закипел, как встревоженный улей. Варенько, имевший печальный опыт с фортом Белдо, принял все на свой счет, и волна ею обиды прокатилась по залу. Стартовали еще две бутылки, одна из которых подбила глаз воинственной супруге министра. Не успел умолкнуть ее негодующий вопль, как у кого-то в сумочке взорвался пузырек с перекисью водорода.
