Неизвестный - i_38cf5060f718eccf
– Да, – ответила Джорди. – Собралась.
Майкл нахмурился. Он старался понять, но никак не мог придумать, куда это Джорди могла собраться поздно вечером.
– Купаться? – наконец, выдал он. – В такой холод?
– Можно и так сказать. Купаться. В море.
– В море? – удивился мальчик. – Мы поедем на море?
– Я ухожу, Микки, – не выдержала Джорди.
– Куда? – уставился он на нее.
– Откуда, Майкл. Я ухожу отсюда. И ты единственный, который знает об этом. Я пришла попрощаться.
Мальчик сначала смотрел на Джорди и молча хлопал глазами, а потом заплакал. По ее виду он понял, что просьбы остаться не помогут. Он совершенно неожиданно для себя и для Джорди заплакал. Громко, не сдерживаясь. Его худые плечи вздрагивали, и слезы капали на майку.
Тереза конечно же услышала его плач и незамедлительно выглянула в коридор.
– Джорди, почему мой сын плачет? – спросила она испуганно.
– Потому что ему грустно, Тереза.
– Мама, – Майкл постарался взять себя в руки, – я поговорю и приду, – сказал он, прерывисто вздыхая.
Тереза ничего не понимала, но чувствовала, что ей лучше не вмешиваться.
– Джорди, что на тебе за свитер? – только спросила она.
– Это мой старый. Я в нем приехала.
Еще раз посмотрев на обоих, Тереза ушла в комнату.
– А ты не можешь остаться? – все-таки спросил Майкл.
– Не могу, – ответила Джорди. – Если кто-нибудь будет волноваться, просто скажи, что со мной все в порядке.
– Почему ты уходишь?
– Потому что не могу больше радоваться. Мне стала нужна причина. Но радоваться по причине очень тяжело.
– Но я тоже не смогу без тебя радоваться, – воскликнул Майкл.
– Сможешь. И я смогу. Я для того и ухожу, чтобы найти свою радость опять, и чтобы она снова ни отчего не зависела. Чтобы мне было, что отдать тем, кого я люблю.
–А сейчас это не так?
– Сейчас это не так, – вздохнула Джорди.
Майкл опять всхлипнул.
–Микки, послушай меня, – произнесла Джорди серьезно. – Послушай меня внимательно. Даже если ты сейчас ничего не поймешь, ты должен запомнить мои слова.
Майкл поднял на нее заплаканные глаза и кивнул.
– Ты же понимаешь, что когда ты любишь человека, тебе хорошо?
Он еще раз кивнул
– И ты прекрасно знаешь это чувство, когда ты любишь. Ты узнаёшь его среди других. Вот приезжает утром Оливия, и у тебя внутри все вспыхивает от радости, потому что ты ее любишь. Или ты увидел красивую бабочку и захотел показать ее маме, потому что ты любишь свою маму.
– Узнаю, – подтвердил Майкл.
– Так вот, что бы ни случилось, как бы тебя кто ни обижал, ты должен сохранять его. Это чувство любви по отношению ко всему. Ты всегда, слышишь меня, всегда, между любовью к человеку и обидой или злостью или пренебрежением, да чем угодно, ты всегда должен выбирать любовь, ты меня слышишь?
Лицо Майкла стало испуганным. Джорди говорила очень серьезным тоном, говорила о вещах, о которых никогда раньше и мельком не упоминала.
– Чего ты испугался, глупенький? – рассмеялась девушка сквозь слезы. – Тут нечего бояться.
– И тогда я стану, как ты? – спросил он с надеждой.
– Тогда ты станешь лучше меня, – ответила Джорди, потрепав его по светлой голове.
– И ты вернешься?
Джорди замолчала. Только смотрела на него долго с мягкой улыбкой.
– Ты ничего не понял, да? – спросила она потом.
– Я понял, что ты уходишь, – сказал Майкл, – и что мне теперь надо любить всех вместо тебя.
Джорди притянула мальчика к себе и крепко обняла. Потом чмокнула в макушку и сказала:
– Теперь иди спать.
Майкл послушно поднялся на ноги:
– И что мне на тебя не обижаться за то, что ты уходишь? А продолжать любить? Даже в темноте ему стало заметно, как лицо Джорди расплылось в улыбке: – Ты все правильно понял.
Вернувшись в свою комнату, Джорди легла спать. Она знала, что сон не будет долгим. Но ей надо было набраться сил перед дорогой.
Проснулась она под утро. Уже начало светать. Взяв рюкзак, Джорди, стараясь не думать и не чувствовать, вышла в коридор. Позвала Бали. Уходить, не поцеловав своего котенка и не потрепав его меж ушей, казалось ей кощунством. Но котенка нигде не было. Выйдя на улицу, вдохнув полной грудью холодный влажный, казавшийся наполненным мириадами микроскопических капель воздух, почувствовав его в своих легких, Джорди направилась к закрытым воротам.
В утреннем тумане точно никто не должен был заметить того, как она перелазила через высокие ворота, даже если кто-нибудь из старичков, мучаемый бессонницей, смотрел на просыпающиеся горы в окно.
Джорди не удержалась и обернулась, чтобы еще раз посмотреть на то место, которое, как она думала, станет ее домом на долгие годы.
Пансионат спал, укутанный густым туманом. Спали и его обитатели. Люди, которых Джорди будет любить до конца. Всегда. Будет любить и ту, которая сейчас не здесь.
Это причиняло наибольшую боль – уходить от женщины, которая, как девушка была уверена, была создана для нее, с которой они были предназначены друг другу. Джорди и сейчас так думала, несмотря ни на что.
Из кустов на дорогу выскочил Бали.
– Бали! Где ты был? – воскликнула девушка и взяла котенка на руки.
Она крепко прижала его к себе, почувствовав, что его шерсть намокла сверху от росы.
Он тут же заурчал, тычась мордочкой ей в теплую шею.
– Аккуратней бегай по лесу. В траве могут быть змеи, – сказала Джорди и опустила его на асфальт.
Она двинулась дальше, прочь от пансионата, а Бали, как он делал это всегда, побежал за ней.
– Эй, так не пойдет, – сказала ему Джорди, когда поняла, что он и не собирается останавливаться. – Ты остаешься здесь за главного.
Но Бали продолжал бежать за своей хозяйкой. Джорди тоже прибавила шагу, но Бали не отставал. И только когда она добежала до поворота, дальше которого они с Майклом никогда раньше не гуляли, Бали остановился в недоумении. Он так и смотрел на нее, с выражением полного непонимания на мордочке, пока Джорди не исчезла в начинавшем рассеиваться тумане.
Через три дня после ухода Джорди Оливия ехала в такси домой. На душе у нее было очень неспокойно. А если быть точнее – от беспокойства она сходила с ума. Направившись из аэропорта первым делом в офис своего мобильного оператора, она восстановила симкарту, потерянную вместе с телефоном сразу после приземления самолета в Нью-Йорке почти две недели назад. И сейчас ехала домой. Не в квартиру, которая стояла в Аугсбурге заброшенной месяцами, а именно домой. Туда, где ее ждали. Звонить не стала. Интуиция и так подсказывала ей, что по приезду в пансионат ее ожидает самая настоящая катастрофа. Оливия просто собирала все свои силы, чтобы встретить это худшее лицом к лицу.
Когда она въехала в ворота, то сразу заметила работающего на лужайке Майкла. Одного. Мальчик бросил все и со всех ног побежал к машине. Еще не обмолвившись ни с кем ни словом, Оливия все поняла по его лицу.
Она вышла из такси, и Майкл кинулся к ней на руки. Вдалеке прогремели раскаты грома, предвещая скорый ливень. В горы вернулось августовское тепло, но дожди продолжались. Оливия крепко прижала мальчика к себе и долго гладила по голове. На крыльцо вышла Эрика. Она отметила про себя, что Оливия, несмотря на мертвенную бледность и раненный взгляд, хорошо держится. Как и должна. Как умела.
Они обменялись с Оливией короткими взглядами. Никто ничего не говорил. Наконец, когда Майкл чуть ослабил свои цепкие объятья, и Оливия более свободно вздохнула, Эрика спросила:
– Ты вернулась?
– Да. Вернулась, – ответила молодая женщина. – И как понимаю, поздно.
– Дня бы на три пораньше, – сказала Эрика, спускаясь к ней, чтобы обнять.
Так они и стояли, обнявшись втроем, молча, каждый по-своему переживая общую потерю.
А в это время мягко светившее солнце, наконец, заволокло тучами, и грянул ливень. Рядом сверкнула молния. Все трое побежали и спрятались на крыльце. Но идти внутрь на ужин, где уже собрались все старички, им не хотелось. Хотелось побыть втроем, потому что так они могли исцелить друг друга. Просто своим присутствием.
Ливень был сильным, теплым. Половина неба все еще серела тучами, а другая была светлой, озаренная косыми лучами вечернего солнца.
– Какой красивый дождь, – произнесла Оливия, глядя на струи воды, льющиеся вместе с солнечным светом на землю.
Капли на листьях деревьев и кустов ярко блестели, подрагивая от порывов ветра. Оливия с радостью и благодарностью вдыхала принесенную дождем свежесть, и это немного облегчало сдавленное от рвущихся наружу слез дыхание в груди.
А потом случилось то, что принесло покой измученным сердцам.
Небо, темная его часть, просветлело, и в солнечных ярких лучах на сером фоне сгрудившихся туч появилась большая красивая радуга, в полнеба, а над ней еще одна, чуть бледнее.
– Она вернется! – уверенно произнес Майкл, прислонившись спиной к Оливии, он обеими руками прижимал ее руки к своей худой мальчишеской груди.
