Наталья Уланова - Лиса. Личные хроники русской смуты
— Мамочка, а он мне будет звонить?.. — спросила Лиса и, словно не зная ответа и потому опасаясь его услышать, спрятала счастливые глаза.
— Думаю, будет, — ответила мама и рассмеялась.
За несколько кварталов от дома Лиса почувствовала как устали сбитые за ночь ноги. Она разулась и пошла босиком, легкомысленно размахивая подцепленными за тоненькие ремешки лёгкими туфельками. Разгоряченные стопы тут же почувствовали коварную шероховатость асфальта и упрямую твёрдость прячущихся в нём мелких камушков, но эмоции брали верх, и эти неприятные, но совершенно второстепенные ощущения отодвинулись куда-то очень далеко. Настолько далеко, что Лиса тут же о них забыла.
— …Мамочка, а я сегодня видела Полярную звезду… А ещё — Малую и Большую Медведиц… — сообщила она и на всякий случай зажмурила хитрые глаза.
— Вот те раз! Да этих «Медведиц» я тебя ещё в детстве научила различать… Разве не помнишь? — удивилась мама.
— Помню!.. Но говорю же тебе — сегодня я их у-ви-де-ла… Словно ВПЕРВЫЕ!!! Мне их САША показал. Оказывается, я на них уже много лет не обращала внимания. НИКАКОГО ВНИМАНИЯ. Представляешь?
— Представляю, — усмехнулась мама.
Потом, до самого дома, они шли молча, лишь изредка переглядываясь и заговорщицки улыбаясь. Судьба умеет дорожить такими моментами. Она ценит их, не забывая подчеркнуть своё удовлетворение якобы «случайными», но от этого не менее приятными, знаковыми совпадениями. Поэтому ни Лиса, ни её мама не удивились, когда, уже во дворе, в чьём-то чужом открытом окне вдруг щёлкнул включившийся динамик, просыпаясь, опробовал голос шорохом опущенной на виниловую пластинку иглы, и из него хлынуло, трогательно и очень славно:
«Вальс над землей плывет,
Добрый, как друг, и белый, как снег.
Может быть, этот вальс
Нам предстоит запомнить навек…»
Вальс…
Лиса тут же подхватила зазвучавшие в утренней тишине слова и принялась напевать, кружась под такую знакомую мелодию…
— Вот же стрекоза! И откуда только силы берутся? — бурчала мама, качая головой и пряча в уголках губ всепонимающую улыбку.
«Я пригласить хочу на танец вас и только вас!»
— Меня, мамочка!.. Меня!!! Лиса выхватила у мамы букет, вихрем влетела в подъезд и, продолжая напевать, словно шальной утренний ветерок промчалась по лестничным маршам, а у мамы защемило сердце. Она вдруг ясно ощутила, что всё — выросла дочка… И теперь все её помыслы и всё её будущее принадлежат молоденькому парнишке, оставшемуся стоять там, на бульваре. Курсанту… Стало жаль себя. Захотелось приласкать, прижать к себе свою кровиночку и не отдавать никому и ни за что на свете. Но разве хватит сил и решительности помешать их чувству, их счастью? Нет. Конечно же, нет! Все родители хотят своим детям счастья, и только счастья. Ей осталось одно — тихо смириться, шепча про себя: «Миленькая ты моя детонька, как же я теперь без тебя… Ты ж моё всё…»
Едва отмыв чёрные после прогулки по асфальту ступни, Лиса отправилась отсыпаться. Забравшись в свою уютную постель, она довольно вытянулась, с облегчением вздохнула и моментально уснула. Там, в самой глубине её сна, тут же зажёгся уже знакомый ей огонёк, о котором она так давно и терпеливо мечтала. Огонёк её счастья.
* * *…Боже мой, как давно это было! В другой жизни, в другом мире…
Глава 12
Институт и разбитый телевизор
В результате революции получилась мёрзнущая голодная страна без водопровода и связи.
Из нижеследующего текста. Вместо эпиграфаЖизнь нередко сводит сильно различающиеся этносы вместе. Если при этом ослаблены сдерживающие подстрекателей и воинствующих националистов административные тиски, и ситуация пущена на самотёк — жди беды. При этом не важно в чём состоят различия противостоящих друг другу этносов — в уровне ли культуры, в бытовом или религиозном укладе. Уродливый выхлоп накопившегося взаимного раздражения не заставит себя ждать.
После того, как пролилась первая кровь, процесс уже не остановить. Ещё до начала полномасштабной гражданской войны отморозки в обоих лагерях натворят такого, что переполнят идеологические копилки каждой из сторон аргументами в пользу «праведности» именно её позиции и «справедливости» именно её «борьбы». Отморозкам только дай разгуляться — наворотят такого, что изучающих вопрос историков оторопь возьмёт. И не суть, что виновными в эскалации конфликта поначалу кажутся обе стороны. Очень скоро одна их них примет сомнительные лавры лидера в части проявлений звериной жестокости и тотального мародёрства. В силу сравнительно меньшей цивилизованности одной из сторон и истеричного всеведения современных средств массовой информации — этот сценарий и его леденящие душу подробности неизбежно станут широко известны.
Времена, когда историю писал только победитель, канули в прошлое.
Осень 1989 года. Азербайджанская ССР, г. Баку. Институт нефти и химии. Вечернее отделениеКо второму курсу из двадцати шести студентов инженерно-экономического факультета осталось шестеро. Одни девочки. Часть мальчишек призвали в армию, остальные, те кто имел возможность устроиться за пределами Азербайджана, в срочном порядке уехали из республики. Несколько лет спустя их, отслуживших, но не сообразивших уехать вослед за однокашниками, «осчастливили» азербайджанским гражданством, а затем переловили, словно уголовников, с милицией и отправили воевать на границу с Нагорным Карабахом.
Но вернёмся в 89-й год.
В этом году «Народный фронт» Азербайджана с помощью разделявшего его взгляды национального лобби добился поголовного увольнения бакинских армян с их рабочих мест. Там где простого запугивания оказывалось недостаточно, решительно переходили к прямому насилию. «Указали на дверь» не только старшему поколению, рабочим и инженерам, врачам и работникам культуры. Дискриминация по национальному признаку докатилась и до образовательных учреждений. Включая школы. Представители Народного фронта открыто предупреждали: «Увидим армянского ребёнка в школе — придавим!» [7]
Педагогов, после их массовых увольнений, в Институте катастрофически не хватало. Занятия то и дело срывались, переносились, отменялись. Впрочем, и учиться на фоне всеобщей сумятицы особого желания не было.
В происходящее не верилось.
Не верилось в то, что Москва бросила своих граждан на произвол судьбы. Осознание того, что помощи ждать не от кого — пока ещё не обратилось в ломающую надежды и судьбы реальность. Ощущение надвигающейся катастрофы ещё не стало определяющим фактором в мыслях, поведении и поступках большинства бакинцев.
В городе ещё оставались армяне.
И продолжали жить русские…
Русские — они вообще странные. Русские не бросают свои дома, даже когда по ним бьёт прямой наводкой артиллерия или когда на них сбрасывают бомбы.
89-й год.Комендантский час начинался в десять вечера. Соответственно, последняя лекция-«двухчасовка» заканчивалась в двадцать один тридцать. Но, уже после её первого часа, вечерники начинали чуть ли не поминутно намекать преподавателям, что если их вот прямо сейчас незамедлительно не отпустят, то они ни за что на свете не успеют добраться домой. Педагогов тоже касались издержки предвоенного времени, и, по обыкновению, они не возражали против предложения попасть домой вовремя. За время существования Института это, наверное, был единственный период, когда и студенты и преподаватели были столь единодушны в своём наплевательском отношении к учебному процессу.
Обесточив аудитории, прижимаясь к стеночкам длинных тёмных коридоров и стараясь не потерять из виду спину товарища, они уходили через тыльный выход…
Среди девочек ходили слухи, что по вечерам в Институт, в один из женских туалетов пробирается маньяк. Странный пожилой человек в чёрной маскарадной маске. Несмотря на царящий в институтских стенах холод, он раздевается там догола и терпеливо поджидает жертву. Поговаривали, что есть пострадавшие, которые молчат только потому, чтобы избежать позора. Выяснять так ли это, никому и в голову не приходило. В такое и в куда более благополучные времена верилось сразу. Пожалуй, вовсе не комендантский час, а абсурдные, ничем не подкрепленные слухи были самой веской причиной единодушного желания студенток как можно скорее выбраться за пределы мрачных институтских стен.
5-е января 1990 года, пятницаВ тот день подруга Лисы Илона (она же её неизменная попутчица по дороге в институт и обратно) на занятия не пришла. Илона всегда отличалась особым чутьём на приближающиеся неприятности. Едва начавшиеся занятия и в самом деле вдруг отменили. Чем-то встревоженные педагоги со странной быстротой распустили студентов по домам.
