Dmitrii Kazakov - Черное знамя
Олег докурил, двинулся следом, пробрался в купе, полное храпа и запахов самогона и шпрот. Стараясь не шуметь, улегся на свое место, и погрузился во тьму, едва голова коснулась подушки.
- Бздынь! – лязгнуло над самым ухом, что-то холодное посыпалось на лицо.
Он поднял голову, пытаясь сообразить, что происходит.
Поезд стоял, снаружи было светло, а от окна остались только куски стекла, кое-где торчавшие из рамы. Остальное в виде мелких осколков усеивало пол, столик с остатками вчерашней закуски и лицо Олега.
Счастье еще, что глаза целы и вроде бы даже нигде не оцарапался.
- Твою мать, это еще что такое? – спросил Аркаша сверху хриплым с похмелья и недосыпа голосом.
- Забастовка, - подал голос Эрик.
Ну да, точно, Олег же читал об этом вчера в «Правде» - профсоюз Московского железнодорожного узла, контролируемый эсдеками, собирался с сегодняшнего дня начать забастовку, и Троцкий со страниц своей газеты грозил «зажравшейся буржуазии и ее прихвостням» полной остановкой движения.
В купе заглянул проводник, лицо его было озабоченным.
- Вы как тут, в порядке? Никого не поранило? – спросил он. – Вот негодяи!
- Никого, - ответил Олег, осторожно поднимаясь и стряхивая с физиономии осколки. – Долго еще стоять будем?
- Скоро поедем, - и проводник исчез.
- Долой проклятую капиталистическую власть! – донеслось снаружи.
- А, вот и они, последыши Карла и Фридриха, - пробормотал Аркаша, и отдернул занавеску. – Чтобы им эта забастовка поперек задницы встала, чтобы она закончилась прямо сегодня вот…
- Хм, тут ты не прав, - сказал Олег. – Чем дольше продлится это безобразие и чем масштабнее оно будет, тем сильнее напугает всяческих зажравшихся буржуинов и прихвостней. Как думаешь, к кому они побегут за защитой? Нет, не к Алексееву и Маннергейму, они и сейчас у власти… Полагаю, что к сильному лидеру, что обещает навести в стране настоящий порядок. Левые делают за нас нашу работу, понимаешь?
Аркаша усиленно хмурился, но соображал, похоже, не очень хорошо.
Еще бы, выпили вчера изрядно, у самого Олега голова была тяжелой, как чугунное ведро.
Поезд вздрогнул, и под усилившиеся вопли снаружи двинулся с места, покатил, набирая скорость. В окне показалась группа стоявших внизу, под насыпью людей в черных тужурках железнодорожников, вьющийся над ними красный флаг.
Но прошла минута, и бастующие скрылись из виду.
«Скоро точно так же исчезнет в прошлом и все ваше движение, - подумал Олег. – Пропадет, сгинет из России без следа яд марксизма… дайте нам только власть и немного времени!».
И руки его сами сжались в кулаки.
Под хмурым небом осени.
5.
1 октября 1938 г.
Нижний Новгород
Дверь совершенно бесшумно закрылась за спиной, и Олег окунулся в промозглый туман. Холод мгновенно проник под плащ, заставил поежиться, даже возникла мысль вернуться назад, в огромное унылое здание, украшенное вывеской «Нижегородское губернское жандармское управление».
Но нет, уж лучше замерзнуть насмерть.
Длинные мрачные коридоры, обставленные по-спартански кабинеты, рядовые «опричники», водящие туда-сюда людей со скованными руками, резкие окрики и команды, запахи сигарет, чая и крови, портреты Огневского и его соратников на стенах, изящные девушки, модно одетые, словно не замечающие того, что творится вокруг, с невероятной скоростью печатающие на пишущих машинках…
Олег по собственной воле никогда бы не появился в нижегородском ГЖУ, да и в любом другом тоже. Но по личному распоряжению Голубова им с Кириченко выделили помещение именно здесь, и деваться оказалось некуда.
Толку, правда, от их «расквартировки» в одном из кабинетов третьего этажа, да и вообще от работы было пока мало.
Первый день целиком ушел на всякую ерунду, связанную с утренним нападением – сначала их допрашивали в гостинице, затем очень вежливо попросили проехать в ГЖУ, где пришлось общаться с его начальником, генералом Ерандаковым, пожилым интриганом, что прославился в Нижнем еще при старой империи с одной стороны как умелый спец и знаток сыскного дела, а с другой - как любитель карт, шулер и содержатель тайного игорного дома.
Но об этих давних грехах его сейчас если кто и помнил, так разве что Олег, а сам Василий Андреевич Ерандаков благодаря ловкости и беспринципности сумел уцелеть в революционных бурях шестнадцатого-семнадцатого годов, когда многим офицерам ОКЖ пришлось несладко, пережил Январскую республику, вовремя вступил в ПНР и НД, и как следствие испытал карьерный взлет при новом режиме.
Под конец бессодержательной беседы генерал предложил «дорогим гостям» охрану.
Кириченко отказался, Олег тоже – несколько жандармов, постоянно толкущихся рядом, будут скорее мешать, чем помогать, а полной безопасности в случае нового нападения они все равно не обеспечат.
Вчера провели день здесь, в конторе, разбираясь с документами и беседуя с людьми, причастными к растяпинскому заводу взрывчатых веществ, а сегодня Кириченко с самого утра уехал на сам завод. Олег отказался, ссылаясь на нездоровье, несколько часов просидел за отведенным для него столом, ловя косые взгляды «опричников», соседей по кабинету, и борясь с тошнотой, а потом решил, что с него хватит.
В конце-концов, он никому здесь не подчиняется!
Лучше гулять по городу, несмотря на мерзкую погоду, смотреть, как изменился Нижний за последнее время или сидеть в номере, лишь бы находиться подальше от населяющих здание ГЖУ «черных мундиров».
И вот теперь Олег стоял на крыльце управления, перед ним лежала улица Розина, бывшая Полевая, переименованная в честь главы Евразийского трудового фронта, слева угадывались очертания Новой площади, сквер в ее центре, и дальше в тумане пряталось здание старой тюрьмы.
На лобном месте, где еще при Николае Первом пороли провинившихся крестьян, торчал памятник – судя по развевающимся полам плаща и характерной позе со вскинутым кулаком, вождю и премьер-министру.
Выбравшись из-под нависающего на крыльцом козырька, Олег обнаружил, что идет дождь, не сильный, почти незаметный на фоне тумана, но очень неприятный. Мелькнула мысль, что можно вернуться, попросить у жандармов машину, чтобы доехать до гостиницы или взять такси… хотя в Нижнем, скорее всего, еще не вымерли извозчики.
Накатил страх, подумалось, что во время прогулки по городу его наверняка перехватят, из залитой туманом подворотни вынырнет убийца с пистолетом, как две капли воды похожий на мертвого Быстрова, с такими же пустыми глазами, даже с дыркой во лбу, и не будет от него спасения!
И это решило дело – Олег разозлился на себя.
Что за глупая трусость – не станут же стрелять в него посреди дня в людном месте, в центре города? Если так бояться, то надо было соглашаться на предложение Ерандакова и передвигаться по Нижнему только в машине с охраной!
Нет, он вполне в состоянии добраться до гостиницы самостоятельно, не оглядываясь на каждом шагу.
Чувствуя себя не пешеходом, а скорее пловцом, ныряльщиком в мутной, пахнущей гарью и бензином воде, он сошел с крыльца. Пересек улицу по пешеходному переходу, и за его спиной с громыханием и звоном пронесся трамвай.
Вышел на площадь, справа открылось большое серое здание, выстроенное там, где когда-то располагались казармы. Что это такое, Олег не успел узнать, хотя они мимо проезжали, сообразил только, что здесь расположились какие-то госучреждения – по архитектуре и по имперскому флагу.
Черное полотнище и сейчас было видно – намокшее, бессильно обвисшее, оно напоминало простую тряпку. Чуть ниже, вытянувшись во весь фасад, висел огромный транспарант с надписью «Евразийство есть принесенная с чувством преданности жертва личного блага благу всей нации!».
Олег, прочитав его, только хмыкнул.
Уличное движение здесь, в центре Нижнего, было куда слабее, чем в столице или в Москве, машины проезжали изредка, так что он без проблем срезал угол площади прямо по проезжей части. Тут осознал, что запыхался, и все потому, что шагал, почти не пользуясь палкой, и поэтому двигался непривычно быстро.
Остановился напротив входа в серое здание, перевести дух, и от нечего делать принялся читать украшавшие его вывески.
«Петроградское телеграфное агентство. Нижегородский отдел».
«Центральный переговорный пункт».
«Министерство путей сообщения, строительства и связи. Нижегородское управление».
«Министерство мировоззрения. Нижегородское управление».
Тут Олег хмыкнул еще раз.
К губернским управлениям он по работе не имел отношения, разве что время от времени читал отдельные, особенно интересные «Отчеты о деятельности» из тех, что раз в месяц в обязательном порядке со всех концов огромной страны присылаются в здание на площади Евразии. Но нижегородских среди них не попадалось, так что Одинцов даже не знал, кто возглавляет местное управление и кто в нем работает.
