Кейти Байрон - Любить то, что есть: Четыре вопроса, которые могут изменить вашу жизнь
Кейти: Итак, они сгорели бы от стыда.
Мэрилин: Угу.
Кейти: Можете ли вы действительно знать, что это правда?
Мэрилин: Я могу достаточно уверенно предполагать.
Кейти: Вы можете предполагать, это верно. Но я прошу вас ответить на вопрос. Можете ли вы абсолютно точно знать, что ваши родители сгорели бы от стыда?
Мэрилин: Внутренне, в глубине… Если бы они были мертвы и смотрели на меня сверху, может быть, и нет, но в любом другом случае…
Кейти: Вы заинтересованы в исследовании?
Мэрилин: Да. Я сожалею.
Кейти (смеясь): Это правда, что вы сожалеете?
Мэрилин: Да, похоже, что я отклонилась в сторону, следуя за своей драмой.
Кейти: Итак, просто ответьте на вопрос. Это правда, что вы сожалеете? Да или нет? Когда вы сказали «Я сожалею», это была правда — вы сожалели?
Мэрилия: Я скорее устыдилась того, что я отклонилась в сторону.
Кейти: Что, если вы ответите на вопрос: да или нет? «Вы сожалеете» — это правда?
Мэрилин: Я думаю, что эти слова просто сорвались. Я… Нет! Я не знаю!
Кейти: Дорогая.
Мэрилин: О. Я так стараюсь, но я просто не улавливаю это!
Кейти: Итак, вернемся немного назад, хорошо? Требуется сказать только «да» или «нет», и, пожалуйста, не беспокойтесь о правильности ответа. Дайте мне тот ответ, который вы ощущаете как правильный для себя, даже если вы думаете, что он неверный. И, милая, не воспринимайте все так серьезно. Это несерьезная вещь. Если бы самореализация не делала вещи более легкими, то кому бы она была нужна?
Мэрилин: Хорошо.
Кейти: Речь идет о вопросе к вам. «Если бы ваши родители были в этой аудитории, им было бы стыдно» — можете ли вы абсолютно точно знать, что это правда?
Мэрилин: По большому счету — не могу. Я хочу сказать, нет.
Кейти: Хорошо! (Аудитория аплодирует.) Вы почти что дали прямой ответ, Вы могли слышать это сами. Не имеет значения, что думаю я. Вы дали ответ для себя, чтобы услышать его. Это — самоисследова- ние. Исследование делается не для меня и не для кого-то другого. Как вы реагируете, когда думаете, что вашим родителям было бы стыдно за вас, если бы они присутствовали в этой аудитории?
Мэрилин: Я подвергаю все цензуре. Я подвергаю цензуре свою жизнь. И чувствую гнев из-за этого.
Кейти: Как вы живете, когда верите, что вашим родителям было бы стыдно за то, что вы сделали?
Мэрилин: Боже мой! Я пряталась всю свою жизнь,
Кейти: Это не кажется мне слишком умиротворяющим. Это выглядит как сильный стресс.
Мэрилин: Это так,
Кейти: Эго выглядит так, что нужно жить в страхе, заботясь всю жизнь о том, чтобы вашим родителям не было стыдно.
Мэрилин: Да.
Кейти: Приведите мне спокойную, не вызывающую стресса причину верить, что вашим родителям было бы стыдно, если бы они находились в этом зале,
Мэрилин: Это не имеет ничего общего со спокойствием, Спокойной причины нет.
Кейти: Нет спокойной причины. Так кем же вы были бы в присутствии ваших родителей в этом зале, если бы вы не верили в эту мысль?
Мэрилин (смеясь, сияя): О! Да! Боже мой! (Аудитория смеется.) Спасибо!
Кейти: Кем бы вы были? Свободой? Испытывали бы радость и счастье просто быть собой?
Мэрилин: О, да! Свободой быть. И я ощущала бы такое блаженство и счастье, находясь здесь с вами.
Кейти: Вот так, как сейчас?
Мэрилин (глядя на аудиторию и смеясь): И со всеми этими прекрасными людьми.
Кейти: Вы очень хорошо участвуете в жизни. Я узнала от вас, что, когда вы об этом думаете, вы и опыты* ваете страх. А когда вы об этом не думаете, вы свободны. Я узнала от вас, что ваши родители никогда не были проблемой для вас. Проблемой были ваши мысли о них, ваши неисследованные представления о том, что они думают или не думают.
Мэрилин: О Боже!
Кейти: Разве это не поразительно? Ваши родители не являются вашей проблемой. Это невозможно. Никто не может быть вашей проблемой. Я люблю говорить, что никто не можетсделатьмне больно, — это мое дело. Это хорошая новость.
Мэрилин: О, я понимаю! Да, это хорошая новость!
Кейти: Это ставит вас в позицию, в которой вы перестаете обвинять других и смотрите на себя в поисках своей свободы, а не на своих родителей или кого-то еще.
Мэрилин: Да.
Кейти; Это налагает ответственность за вашу свободу на вас, а не на ваших родителей.
Мэрилин: Да.
Кейти: Благодарю вас. Я надеюсь на нашу дружбу,
Мэрилин: В этом великое освобождение.
Кейти: Да, дорогая. Да, так и есть.
8. Выполнение Работы с детьми
Когда я спорю с реальностью, я проигрываю в ста процентах случаев.
Меня часто спрашивают, могут ли выполнять Работу дети и подростки. Мой ответ: «Конечно, могут». В процессе этого исследования мы имеем дело с мыслями, а у людей всех возрастов — от восьми до восьмидесяти лет— одни и те же порождающие стресс мысли и идеи. «Я хочу, чтобы моя мать любила меня». «Я нуждаюсь в том, чтобы мой друг слушал меня». «Люди не должны быть нечестными». Молодые и старые, мы верим представлениям, которые благодаря исследованию оказываются не чем иным, как предубеждениями.
Даже маленькие дети могут понять, что Работа изменяет жизнь. Во время детского семинара-тренинга одна шестилетняя девочка пришла в такой восторг, что сказала: «Эта Работа замечательна! Почему никто раньше не говорил мне об этом?»
Другой ребенок, семилетний мальчик, сказал своей матери: «Работа — это самая лучшая вещь в мире!» Она спросила его с удивлением: «Что тебе так нравится в Работе, Дэниел?» «Когда я чего-то боюсь и мы делаем Работу, — ответил он. — потом я уже больше не боюсь».
Когда я выполняю Работу с маленькими детьми, единственное различие, которое я осознаю, заключается в том, что я пользуюсь более простым словарем. Если я использую слово, которое, как мне кажется, может быть трудным для детей, я спрашиваю, понятно ли оно им. Если я чувствую, что они действительно не понимают, тогда я формулирую свои мысли как-то иначе. Но я никогда не использую детскую речь. Дети чувствуют, когда с ними говорят свысока.
Следующий отрывок взят из диалога, который я вела с пятилетней девочкой.
Беки (испуганно и отводя от меня глаза): Под моей кроватью сидит чудовище.
Кейти: «Под твоей кроватью сидит чудовище» — это правда, милая?
Беки: Да.
Кейти: Милая, посмотри на меня. Ты абсолютно уверена, что это правда?
Беки: Да.
Кейти: Докажи мне. Ты когда-нибудь видела чудовище?
Беки (начинает улыбаться): Да.
Кейти: Это правда?
Беки: Да.
Ребенок начинает смеяться и проявлять интерес к вопросам, начинает доверять тому, что я не собираюсь насильно заставлять ее верить или не верить, и мы вместе можем пошутить над чудовищем. В конечном счете чудовище оказывается личностью, и перед завершением сессии я прошу ребенка закрыть глаза и поговорить с чудовищем лицом к лицу, дать чудовищу возможность сказать, что оно делает под ее кроватью и что же оно все-таки от нее хочет. Я прошу ее просто позволить чудовищу высказаться и потом рассказать мне, что оно говорило. Я проделала это с дюжиной детей, которые боялись чудовищ или привидений. Они всегда говорят что-нибудь доброе, например: «Ему так одиноко», или «Оно просто хочет поиграть», или «Оно хочет побыть со мной». И в этот момент я могу спросить: «Малыш, то, что у тебя под кроватью чудовище, — это правда?» И они обычно смотрят на меня с изумлением от того, что я могу поверить в такую странную вещь. И мы много смеемся.
Очень просто в любой момент перейти к следующему вопросу. Например: «Как ты реагируешь, находясь ночью один в своей комнате, когда думаешь, что у тебя под кроватью сидит чудовище? Что ты чувствуешь, когда ты об этом думаешь?» — «Мне страшно. Я боюсь».
Затем дети часто начинают корчиться и ерзать.
«Милый, а что бы ты чувствовал, лежа в своей кровати, если бы мог не думать: "У меня под кроватью чудовище"?» «Мне было бы хорошо», — отвечают они обычно.
Я люблю в этот момент говорить детям: «Я узнала от тебя, что ты боишься не чудовища, а мыслей об этом чудовище. Это очень хорошая новость, знать, что, когда я боюсь, я боюсь всего лишь мыслей».
Родители часто сообщают мне, что после одного занятия ночные кошмары у детей прекращаются. Я также слышу, что родители не заставляют детей снова приходить ко мне. Мы считаем это результатом исследования.
Как-то раз я работала с четырехлетним мальчиком Дэвидом по просьбе его родителей. Они водили его к психиатру, потому что у него проявлялось сильное стремление обидеть младшую сестренку. Родителям
все время приходилось за ним следить. Как только у него появлялась возможность, он нападал на нее даже в присутствии родителей. Он пытался стукнуть ее, толкнуть, сбросить откуда-нибудь, хотя был достаточно большим, чтобы понимать, что она упадет. Они видели у него признаки серьезного расстройства. Он становился все более и более злым. Родители были уже на пределе.