Джон Грин - Многочисленные Катерины
– Круто ты раскрушил эту серую штуку, – сказал Гассан.
– Какую серую штуку?
Колин проследил взглядом за пальцем Гассана, который указывал на дуб футах в пятнадцати от них. Между стволом и веткой примостилось что-то вроде серого бумажного мешка с круглой дырой с диаметром в дюйм.
– Что это? – спросил Гассан.
– Кажется, оттуда что-то лезет, – сказал Колин.
На то, чтобы мысль добралась до голосовых связок, и они издали звук, требуется доля секунды. Но между мыслью «Шершни!» и словом «Шершни!», которое он так и не успел произнести, Колин почувствовал острую, обжигающую боль. Его укусили в шею.
– АЙ! – крикнул он.
– АЙ! ОЙ! АЙ! ФУ! НОГА! ЧЕРТ! РУКА! – завопил Гассан.
Они побежали вниз по склону холма, как полупарализованные марафонцы. После каждого шага Колин брыкался ногами по сторонам, как суматошный лепрекон[75], тщетно пытаясь отогнать кровожадных шершней. Шершни жалили его не только в ноги, но и в руки, голову и шею. Размахивая руками над головой, Гассан бежал гораздо быстрее и проворнее, чем мог бы предположить Колин. Огибая деревья и перепрыгивая через кусты, они спустились по склону холма, но шершни не отставали. Несколько минут они бежали куда глаза глядят под несмолкаемое жужжание. Колин старался не отставать от Гассана, потому что хуже смерти от укусов шершней во время охоты на кабанов, о которой твои родители даже не подозревают, может быть только смерть в одиночестве.
– КАФИР, – вдох, – Я, – вдох, – ТЕРЯЮ, – вдох, – СОЗНАНИЕ.
– ОНИ ВСЕ ЕЩЕ ЛЕТЯТ ЗА НАМИ! БЕГИБЕГИБЕГИБЕГИ БЕГИ!
Но вдруг жужжание прекратилось – шершни, вероятно, направились в свое разрушенное гнездо.
Гассан упал в колючий терновый куст, полежал немного и медленно выкатился на траву. Колин тяжело дышал, согнувшись и уперев руки в колени.
А Гассан по-прежнему задыхался.
– Настоящий, – вдох, – приступ, – вдох, – астмы, – вдох, – у, – вдох, – жирдяя, – с трудом проговорил он.
Колин встревожился:
– Нет, скажи мне, у тебя нет аллергии на ос? Ох!
Он вытащил телефон. Сигнал был, но что сказать оператору службы 911? «Мы где-то в лесу. Трахея моего друга закрывается, а у меня даже нет ножа, чтобы провести экстренную трахеотомию, потому что тупой мистер Лайфорд убежал с ножом в лес за дурацкой свиньей, из-за которой мы во все это влипли»?
Ему отчаянно хотелось, чтобы Линдси была рядом – она смогла бы помочь. У нее с собой была бы аптечка. Но прежде чем он смог оценить последствия подобных мыслей, Гассан сказал:
– У меня нет аллергии, – вдох, – на ос, – вдох, – зитцпинклер. Я просто, – вдох, – запы… – вдох, – …хался.
– Фу, слава богу.
– Ты не веришь в Бога.
– Хорошо, слава удаче и ДНК, – быстро поправился Колин и только тогда, удостоверившись, что Гассан не умирает, ощутил жжение от укусов. Всего их было восемь: четыре на шее, три на руках и один – на мочке левого уха. И каждый из них пылал настоящим костром.
– А у тебя сколько? – спросил он Гассана.
Гассан сел и осмотрел себя. Руки он исцарапал, когда упал в куст. Он по очереди дотронулся до следов от укусов и ответил:
– Три.
– Три?! Да я защитил тебя, приняв удар на себя!
– Ой, не строй из себя мученика, – вздохнул Гассан. – Ты попал в пчелиное гнездо.
– В гнездо шершней, – поправил его Колин. – Это шершни, а не пчелы. Такие вещи проходят в колледже.
– Чупакабра. И кроме того, неинтересно[76]. – Гассан ненадолго замолчал, а потом снова заговорил: – Фу ты, ну и ЖГУТСЯ же эти укусы. Знаешь, что я ненавижу? Природу. Вообще, в целом. Я домосед. Мне бы поближе к сантехнике, холодильнику и судье Джуди.
Колин засмеялся, сунул руку в левый карман и вытащил банку с жевательным табаком мистера Лайфорда. Взяв щепотку, он прижал табак к мочке. Ему сразу, пусть и немного, полегчало.
– Сработало! – удивленно воскликнул он. – Помнишь, Мэй Гуди рассказывала нам об этом, когда мы брали у нее интервью?
– Правда? – спросил Гассан.
Колин кивнул, и Гассан взял у него банку. Скоро все укусы были замазаны влажным табаком со вкусом гаультерии.
– Вот это другое дело, это интересно. Думал бы лучше не о том, кто был премьер-министром Канады в 1936 году[77], а о том, как сделать мою жизнь лучше.
Ребята решили спуститься по склону холма. Они знали, что лагерь находится выше, но Колин не обратил внимания, в какую сторону они бежали, к тому же облачность усилилась, и Колин не мог ориентироваться по солнцу. Они начали спускаться, потому что а) это легче, чем подниматься, и б) они знали, что где-то там, внизу, дорога и у них больше шансов ее найти, чем лагерь.
Они медленно шли через лес, перешагивая через поваленные стволы деревьев и перепрыгивая ручейки.
– Если мы продолжим идти в одном направлении, – сказал Колин, – то рано или поздно выйдем к цивилизации.
Гассан вскоре затянул песню под названием «Мы на дороге слез, мой подбородок вымазан табачным соком, и мы здесь умрем».
В шесть часов вечера уставший, злой, искусанный шершнями Колин заметил дом по левую руку от них.
– Я знаю этот дом, – сказал он.
– Мы что, брали там у кого-то интервью?
– Нет, просто его видно, когда идешь к могиле эрцгерцога, – уверенно заявил Колин и, собрав последние силы, трусцой подбежал к дому.
Сам по себе заброшенный старый дом был ничем не примечателен. Но, встав у двери, Колин смог разглядеть кладбище вдали. И на кладбище, как ему показалось, что-то двигалось.
Гассан подошел к Колину сзади и свистнул:
– Wallahi[78], кафир, тебе повезло, что мы нашлись. Еще десять минут – и я бы тебя убил и съел.
Они спустились по покатому склону и быстрым шагом зашагали к магазину.
Вдруг Колин снова заметил, как на кладбище что-то шевелится, повернул голову и остановился как вкопанный. Гассан, судя по всему, заметил то же самое.
– Колин, – сказал он.
– А? – спокойно отозвался Колин.
– Скажи мне, что я ошибаюсь. Это не моя девушка там на кладбище?
– Твоя, ты не ошибаешься.
– И она сидит верхом на каком-то парне?
– Ну да, – сказал Колин.
Гассан сморщил губы и кивнул:
– Пойми меня правильно, я просто хочу, чтобы не осталось недомолвок, – она голая?
– Точно так.
[шестнадцать]
Ее попа двигалась, то и дело пропадая из виду. Колин никогда раньше не видел, как люди занимаются сексом. С его точки зрения, это выглядело довольно смешно, хотя он подозревал, что мужчина на его месте думал бы иначе.
Гассан усмехнулся. Судя по всему, увиденное его позабавило, и Колин решил, что не будет ничего страшного, если он тоже засмеется.
– Я прав, мы живем в гребаном стеклянном шаре, – сказал Гассан. Потом он пробежал метров пять вперед, сложил руки рупором и закричал: – МЕЖДУ НАМИ ВСЕ КОНЧЕНО!
Глупая ухмылка не сошла с его лица, и Колин подумал, что Гассан ни к чему не относится серьезно.
Катрина заметила их и скрестила на груди руки, взгляд у нее был испуганный. Гассан отвернулся и посмотрел на Колина, который на минуту застыл: он не мог не признать, что обнаженная девушка, несомненно, привлекательна.
– Вот только оставь ее одну, – сказал Гассан и снова засмеялся. Но на этот раз Колин не стал смеяться вместе с ним. – Нет, зацени, друг, какая умора. Я в камуфляже, искусан шершнями, вывозился в земле и исцарапался об этот чертов терновый куст. Кабан, шершни и вундеркинд провели меня через лес прямиком к первой в моей жизни девушке, которая оседлала ДК, как жеребца, у могилы австро-венгерского эрцгерцога. Это офигенно смешно!
– Стоп, ДК?
Колин присмотрелся и – ни фига себе! – увидел ДК, натягивающего камуфляжные штаны.
– Ах ты гад. Засранец!
Колина охватила ярость, и он побежал к кладбищу. Перескочил через каменную стену высотой по колено и уставился ДК прямо в глаза. А что делать дальше – он понятия не имел.
– Мой папа с вами? – спокойно спросил ДК.
Колин мотнул головой, и ДК вздохнул.
– Слава богу, – сказал он, – а то он бы мне всыпал. Ладно, садись.
Колин сел. Катрина уже оделась и, прислонившись к обелиску, курила сигарету, держа ее в дрожащих руках.
ДК заговорил:
– Ты никому не скажешь ни слова. Потому что это не твое дело. Твой арабский дружок пускай все обсудит с Кэт, это нормально, но они тоже все будут держать при себе. Ты же не хочешь, чтобы Линдси узнала, да?
Колин уставился на обелиск эрцгерцога. Он устал, хотел пить и еще писать.
– Все-таки я ей скажу, – сказал он задумчиво. – Она моя подруга. И на ее месте я бы хотел обо всем узнать. Это золотое правило.
ДК встал и подошел к Колину. Вид у него был еще какой внушительный.
– Ну вот что, – сказал он, и только тут Колин понял, что Гассан стоит за спиной. – Могу пояснить, почему вы никому не скажете ни слова. Короче, если скажете, то я вас так изобью, что вы будете первыми хромыми калеками в аду.