Ника Батхен - Дары Кандары
сомнительными привычками… Словно чёрт дёрнул Джуда за язык – пьяным голосом Хамдрам переиначил
завершающую строфу куплета:
…И капитан ваш знаменит
Не только тем, что содомит!
Чернокудрый, смазливый матрос вскочил, словно его укололи в спину. Хищной кошкой метнулся он
к наглецу, на ходу доставая нож:
– Встать, вонючка! Встать и отвечай за свои слова!
Джуд подумал и помотал головой. К их столу уже бежал трактирщик, но смазливый успел раньше –
он хотел полоснуть по глазам и ошибся – нож только слегка задел щёку Джуду. Боли не было. Несколько
капель крови шлёпнулись в тарелку из-под баранины – и всё. Трактирщик уже оттащил драчуна и что-то
ему втолковывал, отчаянно жестикулируя. Трезвеющий Джуд тронул пальцем щёку – она была сухой и
горячей, рана затягивалась. О как! Подумав ещё с минуту Джуд встал и вышел во двор. Положив левую
руку на каменную приступку, он взял нож и шарахнул по пальцам. Кусок ногтя с подушечкой среднего
пальца отрубило почти что напрочь. Боли не было. Словно псих, Джуд ещё раз чиркнул ножом – ломтик
плоти упал на землю, а рана начала аккуратно затягиваться. Нового ногтя не выросло, зато рубец через
полчаса выглядел старым шрамом.
До глубокой ночи Джуд сидел во дворе. К вечеру заморосило, буршлат отсырел от дождя, грудь
невыносимо чесалась, словно черви пробрались под рубашку. Посетители кабака, девицы и даже собаки
обходили сидящего стороной. Трактирщик молчал – он получил свои башли, а где болтается гость, его не
касалось. Куда идти за советом и помощью Джуд не знал и даже представить себе не мог. Он был родом из
Ливерпуля, дед Хамдрам давно умер от пьянства, Хамдрам-отец утонул в Мерси, едва успев заделать
мамаше двоих детишек, Мэри Хамдрам была замужем трижды, от каждого брака в домишке появлялись
новые малыши и все они хотели хлеба с селёдкой. Старший брат, рыжий Бони, уплыл на дальние острова
поохотиться за чёрным деревом, два года как от него не было весточек. Самого Джуда мамаша с десяти лет
сдала дядьке Филу – кожевеннику и святоше. У них с тёткой сыновей не было, Джуда воспитывали как
родного, в четыре руки – постом, розгой и трудом, каждодневной вознёй с вонючими кожами. До
шестнадцати он терпел, но когда окончательно стало ясно, что дядя хочет окрутить его со своей Бет,
двадцатипятилетней дурёхой, а затем и передать дело наследничку – Джуд сбежал. Дождался, когда Бони
приедет потрясти перед матушкой золотом, и упросил-таки братца взять с собой. Год плавал юнгой на
«Мэри-Сью», потом перебрался на «Дамиетту» уже матросом… И дружков кроме старого Билли особо не
завелось.
Бездействие утомляло пуще работы – за годы службы Джуд отвык отдыхать. Он поднялся и вышел в
ночь – да, бристольские улицы не похожи на коридоры монастыря, но будь что будет. Ноги сами водили его
по закоулкам, мимо луж и сточных канав, драк и шумных матросских танцев. Добропорядочные горожане
давно уснули, затворив ставнями узкие окна. Только воры, шлюхи и запоздалые пьяницы нарезали круги от
трактира к трактиру. В иное время Джуд охотно б повеселился, но сейчас он искал тишины. И вот, из-за
тёмного поворота проявилась громада церкви. Острые мрачные шпили, каменная ограда, открытая дверь –
заходи, добрый человек, если приспичило помолиться. Озираясь по сторонам, Джуд вошёл в длинный зал –
церковь была пуста. Каждый шаг отдавался гулом, каждый вдох был слышен. Джуд попробовал произнести
«Отче наш» – и свалился, сотрясаемый кашлем – верёвка снова стянула горло.
Пожилой, смуглолицый священник помог ему подняться. Джуд хотел было удивиться «откуда он
взялся» но не успел. В неторопливых жестах, в мягкой улыбке и проницательных тёмных глазах божьего
человека было столько тепла и заботы, что девятнадцатилетний матрос Хамдрам разревелся, словно
мальчишка, у которого отняли леденец. И история про проклятого альбатроса рассказалась сама собой.
Священник внимательно слушал, кивал «Продолжай же, сын мой», постукивал пальцем по спинке скамьи,
обдумывая своё.
– Святой отец, сэр, помогите! Отслужу… – выговорившемуся Джуду наконец стало легче, церковный
воздух успокаивал, как он, дурак, забыл, что у бога на каждую тварь по горсти зерна в кармане.
– Подойди-ка, сын мой под благословение! – лицо священника сделалось очень внимательным.
Джуд приблизился… и упал, сотрясаемый спазмами.
– Так я и думал. Сын мой, ты влип в очень дурную историю. Я тебе не помогу. И никто в Бристоле
тебе не поможет. И скорей всего никто в Англии… разве что ты разбудишь старика Мерлина. Может быть –
не обещаю, но может быть – тебя вытащат экзорцисты в Риме или Сантьяго-ди-Компостелла. Шанс, что
вместе с проклятьем ты расстанешься с жизнью – баш на баш, или да или нет. Как духовный отец, я
советовал бы тебе каждодневно стараться молиться и просить Господа нашего о прощении. Как портовый
капеллан скажу, плохи твои дела, парень. Не знаю, сколько ты проживёшь, но ни причастия ни исповеди
тебе не видать, пока носишь альбатроса на шее. А умрёшь…
Священник не договорил, но Джуд и так всё понял. После смерти стать белой птицей и носиться над
морем, заунывно крича. А потом – прямо к дьяволу в пекло.
Не прощаясь, Хамдрам повернулся и вышел из церкви. Мокрый ветер хлестал его по лицу. Будущее
представлялось туманным, безрадостным и паршивым. Как теперь жить, куда податься, не везти же
проклятие в дом к мамаше и малышне. Можно конечно прыгнуть вниз с мола или повеситься на
собственном поясе, но помочь оно всё равно не поможет. Можно выпить ещё рома и подумать о будущем
завтра – в конце концов койка и выпивка обеспечены. Джуд потрогал натёртую верёвкой шею, стряхнул с
груди червяка и направился к порту – назад в трактир.
Всю ночь его мучили кошмары. Будто он лежит на морском дне или валяется в шлюпке или скребёт
стены, запертый в каменном мешке, умирает долго, очень долго – и никак не может расстаться с жизнью.
Служанка, которая принесла утреннюю овсянку и пиво, покосилась на него странно. Заглянув в умывальный
таз Джуд увидел, что стал седым, белёсым, словно чёртова птица..
В двери комнатки постучали. Гость – пузатый краснорожий детина, протянул лапу с порога:
– Хамфри Харлей, боцман с «Арабеллы». Дело к тебе, приятель. В рейс до мыса Доброй Надежды за
чёрным товаром пойдёшь? Десять шиллингов в месяц, кормёжка добрая, если что – золотишка добудем
или… (боцман блудливо подмигнул) – доля в добыче. Капитан Гэп – удачливый капер.
Джуд чуть не подавился пивом. Вот и мечта к порогу пришла, да, как водится опоздала.
– Благодарю вас сэр за щедрое предложение, но не могу принять его.
Боцман сплюнул:
– Перекупили, суки! Сколько хочешь, приятель? Пятнадцать шиллингов? Двадцать?
Вместо ответа Джуд приподнял дохлого альбатроса. Волна вони прокатилась по комнатушке, боцман
повёл носом, но стерпел:
– Так это… поэтому и берём. Эх ты, салага… если возишь на борту проклятого, значит точно
вернёшься в гавань. По рукам?!
Недолго думая, Джуд хлопнул по широкой ладони боцмана. Взять под мышку сундук было делом
минуты…
«Арабелла» и вправду была красива. Да, палубу не отдраивали до блеска, стволы пушек не натирали
мелом, да и почистить сапоги матросы порой забывали, но зато все они щеголяли обновками – кто
суконными куртками, а кто и бархатными камзолами на голую грудь. У кого-то из-за пояса торчали
пистолеты, у кого-то сабли и кортики. Настоящий капер. Вот только Джуду там не обрадовались. Вместо
общего кубрика его гамак подвесили в крохотной кладовой, еду, словно офицеру какому приносили туда же,
а делать не надо было почитай ничего, и в драку ни разу не брали. Матроса Хамдрама назначали
смотрящим, чаще всего по ночам, когда в колыхании чёрноты было не разглядеть ни зги. Однажды в шторм
приказали самолично вышибать у бочонка дно и лить масло в волны – Джуд испугался, не бросят ли самого
в море, но обошлось. На обратном пути приставили караулить трюм, полный лепечущего и стонущего
товара. Половина чернокожих отправилась в море вперёд ногами, таскать трупы Джуд подрядился
добровольно – никакая зараза к нему не липла, а невольники при виде белого человека с дохлой птицей на
шее, становились кротки, как голуби. Команда Хамдрама сторонилась – отчасти из-за зловония и червей (за
год плаванья падаль не изменилась, словно чёртова альбатроса убили неделю назад) отчасти из-за «особого
отношения». Унылый Джуд подозревал, что мог вообще отказаться от работы. Он пробовал заговаривать с
