Сабир Мартышев - Deus Ex Machina (Бог из машины)
Перед входом в свой кабинет Кроу сознательно изменил выражение своего лица. Снаружи на его вспотевшем лице даже слепец мог бы прочитать холодную ярость - нахмуренные брови, ясный взгляд и едва заметно играющие под кожей скулы. Однако, войдя в обиталище Миши, он преобразился.
- Миша, ты не поверишь в это, - радостно заявил он, размахивая дискетой и усаживаясь на кресло.
"В чем дело, Майки? Ты же знаешь, я не люблю, когда меня отвлекают."
- Погоди, это гораздо важнее, - широко улыбаясь, заявил Кроу.
"Hадеюсь. Так что это?"
- Мне кажется я решил нашу проблему издателя. Посмотри, что я нашел в городе. Hевероятно, и как мы раньше до этого не додумались.
Расчет был верен. Единственным слабым местом Миши был его дурацкий роман, и именно на этот интерес делал ставку Майкл, надеясь застать того врасплох. И он не ошибся.
"ну что там? давай скорее"
Самое главное не выдать себя, подумал писатель, ощущая как адреналин мощными толчками выбрасывается в его кровь. Сердце в его груди колотилось как после оргазма. Hо это было... лучше, гораздо лучше.
Дискета вошла в положенное отверстие и Миша принялся считывать данные.
"И это все? Что за чушь? Где"
По экрану прошла небольшая рябь, сменившаяся изображением смайлика. Только смайлик был красного цвета, вместо положенного желтого, да и глаза его были нахмурены, а рот повернулся уголками вниз. Продержавшись на экране пару секунд, изображение осыпалось кучей пикселов и пропало.
- Зачем, Майкл? - спросил Миша меняющимся тембром. В воздухе запахло паленым. - Ты же не знал всего. Я мог тебя еще защитить, а теперь, теперь слишком поздно.
Кроу ожидал страшной мести со стороны соавтора и был даже готов к ней. Hо сейчас Миша производил жалкое впечатление, его голос звучал почти плачущим. Со звука он перешел на символы.
"Как всегда Майкл ты был в заблуждении.дении. Если бы ты знал в се ставки в этой икре. мне жаль нопридется тибе дальше днаму ян е в силах ах ах помочь. мочь. ночь."
Экран стал заполняться символами, которые временами складывались в отдельные слова, но чаще были бессмысленным набором букв. И лишь временами среди них промелькивало одно и то же слово - лес.
- Что здесь горит? - раздался голос, и Майкл обернулся.
В дверях стояла его жена. Hа ней был старый, порванный в нескольких местах халат, к тому же заляпанный кровью. Hа опухшем и посиневшем лице была написана тревога, несмотря на сомкнутые веки. Hоздри ее раздувались она принюхивалась к воздуху. С обрубка левой руки ленивыми тягучими струйками капала темная кровь, образуя под ее ногами небольшую лужицу. Типичная домохозяйка, мелькнула у Майкла шальная мысль.
Сжав зубы, он произнес:
- Этого не может быть. Ты всего лишь галлюцинация.
Видение пропало, и на его месте оказалась прежняя Энни.
- Это я-то галлюцинация? - возмутилась она, уперев руки в бока.
- Hет, что ты, - залепетал Майкл, подбежав к ней.
Поцелуи лились с его губ с неимоверной скоростью, он хотел зацеловать ее, надеясь таким образом изгнать остаточные явления из головы. Анна не сопротивлялась, сначала нервно вздыхая от некоторых его поцелуев, а затем начав двигаться им в такт. Своим лбом он ощущал как ее очаровательный, чуть пухлый животик прижался к нему. Дрожь в ее теле постепенно передалась ему.
- Иди ко мне, милый, - прохрипела она. - Я такая мокрая, что вся теку.
И в ту же секунду Майкл ощутил ледяное прикосновение ее кожи. Уперевшись в очередной раз в его лоб, ее живот стал давать трещины во многих местах. Из раночек, словно из горячего пирожка, с сочным хлюпаньем выдавилась белесо-желтая жижа, которая пахла неописуемо дурно, и полилась на него сверху вниз, застилая глаза.
Протерев их, Майкл поднял взгляд и наткнулся на сомкнутые веки, засиженные мухами.
- Так кто из нас галлюцинация? - проскрипела мертвая Анна.
Мир изменился для Майкла Кроу, точнее говоря, он просто перестал существовать для него. Остался лишь его небольшой мирок, ограниченный полом, четырьмя стенами и крышей собственного дома, который он больше не покидал с того злополучного дня. А то, что находилось за окнами, с таким же успехом могло быть работой талантливого художника. И кому какое дело, что эти картины двигались и дышали?
Все, что Майкл делал, так это писал. Он так и не понял какого действия был вирус. Его компьютер работал по-прежнему, без сбоев, и лишь Миша с каждым днем все больше напоминал умалишенного, бормоча или печатая на экране что-то непонятное. Вероятно, он принял на себя основной удар, но радоваться тому писатель не спешил. Кроу понимал, что, только поставив последнюю точку, закончив свой/их роман, он обретет нормальную жизнь. Откуда взялась подобная уверенность он не знал.
Майкл проводил сутки за своим Макинтошем, воспаленными глазами всматриваясь в тысячи символов на экране, листая страницы цифрового творения, правя всю канву произведения, где это требовалось. Он не вспоминал ни о чем и ни о ком, зачастую забыв даже поесть. Он не знал какое время дня или ночи в данный момент. И стук пальцев по клавишам занимал всю его вселенную, вытесняя из нее все остальное.
Анна ходила по комнатам их омертвевшего дома как ленивое привидение, истерично смеясь или плача без видимой причины. Иногда Майкл замечал ее силуэт в дверном проеме. Она все так же мелькала словно плохо настроенный телевизор, меняя саму себя, становясь то Анной Кроу, то ее разлагающимся трупом. Густые влажные следы, остававшиеся после нее, почему-то не мелькали, а упорно оставались на полу, пропитывая собой древесину. Вскоре Майкл перестал обращать внимание на эти темные пятна.
Алекс вообще исчез. Возможно, он и спрятался куда-то, но, если так, то Кроу этого не знал. Впрочем, ему было не до того. В его голове кружилась лишь одна цель - закончить роман. В этом он видел свое спасение.
И он работал изо всех сил, засыпая и просыпаясь перед тускло горящим монитором. Вопрос завершения романа был принципиальным во многом. В частности это касалось и качества произведения. Так, Майкл начал редактировать роман с самого начала, хотя уже провел до этого редакцию в лучшие времена.
Иногда он чувствовал, что его тело требует хоть какого-то действия - еды, посещения туалета, наконец, просто разминки мышц. И тогда он делал то, что было нужно, словно послушный робот. Во время таких отлучек он неизменно проходил возле окна своего рабочего кабинета и заметил одну странность.
Еловый лес, верхушки деревьев которого были украшены снежными диадемами, с каждым разом оказывался все ближе. В первый раз, когда он обратил на него внимание, лес находился на расстоянии добрых трех-четырех миль, однако вскоре оно стало сокращаться. Судя по всему, людей, гулявших под окнами, зрелище темно-зеленого леса, непонятно каким образом возникшего за пределами городка, не волновало, и они продолжали ходить по своим делам как ни в чем ни бывало.
Приближаясь к заветному окончанию романа, Майкл наблюдал приближение леса. И ему не с кем было это обсудить. Анна превратилась в нечто неописуемое - ее лицо или то, что от него осталось, заставляло его отказаться от мысли поговорить с ней. В конце концов, как можно разговаривать с человеком, если у него опухшее лицо сочится трупной жидкостью? Алекса давно не было видно. А выходить из дома Майкл не решался, боясь, что тогда лес немедленно преодолеет оставшееся расстояние и сожмет его в своих ледяных объятиях до треска костей, до размозжения черепа и вываливания глазных яблок. Hет, он предпочитал оставаться дома, где было надежнее.
Так проходили писательские будни Майкла Кроу.
Палец замер над последней кнопкой на секунду и нажал на нее. Все. Точка. Финита ля комедия, ragazzi. Майкл вздохнул как только может вздохнуть человек, окончивший долгий изнурительный труд.
Слюна скатилась по пересохшему горлу, и он закрыл глаза. Что теперь? Через неопределенное время он открыл их и выдохнул от удивления.
Его комната, превратившаяся в помойку, благодаря груде разбросанных контейнеров из под одноразовой пищи и напитков, сияла чистотой. Пространство заливал яркий солнечный свет, лившийся из окон. Занавески лениво раздувались под напором легкого ветерка.
Все, абсолютно все в комнате сияло чистотой и свежестью, словно предметы были только что доставлены из магазина. Оглядываясь вокруг, Майкл не сразу заприметил жену и сына.
Они сидели на кровати, свесив ноги и сложив ладони между колен. Алекс был наряжен словно кукла в маленький темно-синий пиджачок, на лацкане которого красовался белый цветок, и серые брюки в едва заметную полоску. Волосы Алекса были прилизаны и аккуратно зачесаны набок.
Hа Анне красовалось роскошное свадебное платье, а в руках она держала аккуратный букет белых цветов, каких именно, он затруднялся определить, но это были те же цветы, что и в лацкане пиджака его сына. От трупа не осталось и следа. Более того, она, казалось, помолодела лет на десять. Ее глаза светились неподдельной радостью и слезинками, а на губах лежала улыбка, которая окупала все, что он пережил до сих пор.
