Казьмин Михаил - Через семь гробов
В гестапо Корнев и Сергеев отправились вместе. Ехали без водителя - электромобиль вел штабс-ротмистр. Коридор, в котором они оказались после входа в здание и подъема на нужный этаж, поразил Корнева своей непомерной длиной и почти что безлюдьем, а заодно и обрадовал - еще издали Роман узнал девушку, медленно ходившую взад-вперед у одной из дверей. Корнев и Хайди, стесняясь присутствия Сергеева, все же обласкали друг друга теми самыми взглядами, которые говорят влюбленным больше, чем любые слова. Хайди уже побеседовала со следователем и ждала Романа. Договорились, что она дождется его на улице, а потом... Ни Хайди, ни Корнев не стали говорить при штабс-ротмистре, куда они пойдут потом, хотя обоим (ну, видимо, и Сергееву тоже) было ясно, что домой к Хайди.
Зайдя в кабинет, Корнев быстро прошел процедуру удостоверения своей личности и взаимного представления с оберполицайкомиссаром доктором Шрайером, высоким крепко сложенным довольно молодым еще мужчиной с лицом, которое выглядело бы, пожалуй, даже добрым, если бы не характерный 'боксерский' нос, явно когда-то сломанный, а возможно, и не раз. Роман обратил внимание, что Шрайер с Сергеевым поздоровались как старые знакомые. С одной стороны, это снимало многие вопросы, но с другой, порождало целую кучу вопросов новых, так что Корнев задумался, как же ему к этому относиться. Но подумать ему не дали - доктор Шрайер приступил к исполнению своих служебных обязанностей.
Что такое профессиональный допрос свидетеля, Корнев уже знал, спасибо тому же Сергееву, так что ничего принципиально нового в беседе со Шрайером уже не увидел. Зато стал ясен настоящий смысл предупреждения штабс-ротмистра относительно информации о Лозинцеве и Фарадее. Доктор Шрайер (да, именно так он и попросил Корнева к нему обращаться, называя его доктором) выстроил допрос так, что в показаниях капитана-пилота Корнева ни Лозинцеву, ни Фарадею взяться было просто неоткуда. Так что, не предупреди его Сергеев, Корнев мог бы и проговориться. Ну, то есть, попытаться изложить свое видение ситуации во всей, так сказать, ее полноте.
Вообще, несмотря на безусловный профессионализм Шрайера, ловко вытаскивавшего из закоулков памяти Корнева все новые и новые подробности, Романа не покидало ощущение, что он, как и остальные присутствующие, участвует в каком-то непонятном спектакле. Причем непонятном именно и только ему - Шрайеру и Сергееву смысл этого представления был совершенно явно известен, да еще они наверняка и к сочинению сценария руки приложили. А Корневу оставили роль второго плана и одновременно назначили зрителем. Впрочем, особо обижаться на это было некогда - вопросы шли один за другим.
Когда доктор Шрайер утолил свое профессиональное любопытство, Корнев и Сергеев заверили своими подписями протокол допроса и попрощались. Выйдя на улицу, Корнев сразу увидел Хайди, метнувшуюся было ему навстречу, но тут же притормозившую. Сергеев понимающе улыбнулся:
- Я смотрю, Роман Михайлович, со мной вы не поедете?
'Вот интересно, - подумал Корнев, - есть кто-нибудь, кто еще не знает о нас с Хайди?', но вслух сказал другое:
- Да, Илья Витальевич, пожалуй, немного прогуляюсь.
- Комната остается за вами до отлета. И, пожалуйста, перед вылетом с Райнланда свяжитесь со мной.
- Хорошо. До свидания!
- До свидания! - Сергеев попрощался за руку с Корневым и изобразил вежливый полупоклон-полукивок в сторону фрейлейн Бюттгер.
Проводив взглядом электромобиль Сергеева, Корнев успел еще сделать два очень широких шага навстречу Хайди, прежде чем девушка бросилась ему на шею и несколько торопливых поцелуев чуть успокоили влюбленных.
По просьбе Корнева часть пути решили пройти пешком. Роман никогда не был в центре Ариенбурга и, раз уж сюда попал, решил не упустить случай посмотреть местные, так сказать, достопримечательности. А посмотреть было на что. Огромные здания в центре города поражали своим величием, величием отстраненным и каким-то даже подчеркнуто безразличным. Корневу казалось, что архитекторы стремились изобразить в этих зданиях вечность. Что ж, если так, то им это удалось. Вечность именно так и должна выглядеть - совершенно безразличной к сиюминутной жизни людей и внимательно смотрящей внутрь самой себя, только в себе находя ответы на свои вечные вопросы. Но на взгляд Корнева, символика получилась не очень удачной. Вечность Райха, выраженная в официальных зданиях его столицы, никак не сочеталась с людьми, входящими и выходящими из них. Корнев подумал, что в безлюдные ночные часы эти памятники вечности смотрятся как-то естественнее.
Неожиданно внимание Корнева привлекло здание, выпадающее из общего стиля. Такое же величественное и поражающее воображение, как и все исполинские постройки вокруг, оно было каким-то живым. Таким же вечным, но это была вечность жизни, вечность движения и дыхания, а не навсегда застывшая отстраненность. И не сказать, что так уж много людей входили в это необычное здание и выходили из него, но очень уж удачно движение людей сочеталось с такой необычной для центральных кварталов Ариенбурга архитектурой.
- Что это? - удивленно спросил Корнев.
- Das Volkstheater, - ответила Хайди и тут же поправилась: - Народный театр.
Театр Корневу понравился гораздо больше всех остальных построек центра города. Настолько больше, что уже совсем не хотелось перебивать впечатление от него зрелищем очередных памятников равнодушной вечности, поэтому Роман поинтересовался у Хайди, можно ли прямо здесь прекратить прогулку и отправиться к ней на каком-нибудь транспорте. Оказалось, что буквально в полусотне метров можно сесть на электроавтобус, что Корнев с Хайди и сделали. Уже через полчаса они вышли в куда более уютном районе. Небольшие разноцветные дома в два и три этажа прятались среди множества высоких деревьев, на которых уже потихоньку набухали почки. Корнев представил себе, как все это будет выглядеть летом - ему понравилось.
Квартира Хайди располагалась в маленьком трехэтажном домике на втором этаже. Вход при этом с улицы был свой, как и у остальных квартир. Сама квартирка была обставлена уютно и со вкусом, что в значительной мере маскировало ее миниатюрность. Малюсенькая прихожая, небольшая комната, вместо кухни - набор соответствующего оборудования в одном из углов. Однако же радовало, что в санузле (совмещенном, разумеется) нашлось место для нормальной ванны, а не душевой кабинки. А еще у квартиры был балкон. Тоже маленький, но все-таки.
Корнев с интересом рассматривал жилище своей подруги. Первым делом, чего уж греха таить, кинул оценивающий взгляд на кровать. Ну да, как говорится, кровать для сильно влюбленных - чтобы было удобно спать вдвоем, надо крепко обняться. Остальная обстановка радовала глаз аккуратностью, функциональностью и скромной практичностью. Видно было, что квартиру хозяйка обставляла по принципу 'не такая я богатая, чтобы покупать дешевые вещи'. Поэтому вещей было крайне мало, но все они - и мебель, и компьютер, и кухонное оборудование - выглядели добротными и надежными. Ну да. Та же самая женская практичность, умноженная на практичность немецкую. Что получается в результате, Корнев помнил по тем недавним дням, когда Хайди хозяйствовала на 'Чеглоке'.
Пока Хайди копошилась в кухонном углу, Роман устроился в кресле и был занят сразу тремя делами. Во-первых, рассматривал книги, стоявшие в небольшом стеллаже рядом. Удобно - взять любую книгу с полки можно, не вставая с кресла. Что за книги читала Хайди, Корнев не вполне понимал - почти все они были на немецком. Зато порадовали несколько книг на русском, в том числе томик Пушкина. Во-вторых, примерял, образно говоря, квартирку на себя. Понятно, что это жилище для одного человека, но... Но ведь Хайди проявит такой же подход и обставляя их с Корневым дом. И, честно говоря, Корнев признавал, что жить в таком доме ему было бы приятно. Впрочем, почему же 'было бы'? Будет приятно, обязательно будет! Ну, и в-третьих, любовался своей Хайди, благо она стояла к нему, хм, спиной. То есть, не в-третьих, конечно же, а и во-первых, и во-вторых тоже.
Однако же трапезу (не то поздний обед, не то ранний ужин) пришлось отложить. Пришел дядя Хайди и Корнев понял, как же сильно он ошибался, полагая еще пару часов назад, что на ближайшие дни с допросами закончено. Господин министериальрат Штрикк по своей дотошности едва ли не превосходил доктора Шрайера, так что и Корневу, и Хайди пришлось снова повторять историю своего спасения. Естественно, Корнев держал в памяти наставление штабс-ротмистра, простите, вице-консула Сергеева, и ни о Лозинцеве, ни о Фарадее даже не заикался. Как ни странно, у Корнева сложилось впечатление, что полученными ответами Штрикк остался недоволен - лицо министериальрата не выражало абсолютно никаких эмоций. Безо всяких эмоций он и откланялся, отказавшись от угощения.
