Ольга Горовая - Бабочка
Врач говорил, что это чувство – от антибиотиков, и когда мы прекратим их капать, все наладится. Я надеялась на это.
Словно почувствовав мое состояние, Сергей тут же опустился рядом и помог мне выпрямиться, крепко сжав плечи руками. Я не удержалась, наклонилась вперед и прижалась к его груди лбом.
- Что тебе ясно? – немного раздраженно, или даже, скорее раздосадовано, огрызнулся он. Но при этом так осторожно потирал мою спину, что упрек не воспринимался. – Ни фига тебе не ясно. И, вообще, не твоего это ума дело. Твоя задача – выучиться и жить так, как ты достойна: счастливо и лучше всех…
- Тот человек, Малый, - откашлявшись, прервала я ворчание Сергея, обнимая его за пояс, - он сказал мне, что папа отказался тебя предавать и заводить с ним какие-то дела. Тот тебя убить хотел, но папа в этом не собирался участвовать. И потому Малый … убил их всех. И меня собирался.
Голос прервался, но только на мгновение. Мне все еще было безумно тяжело думать об умерших родных. А в свете того, что я теперь знала – все становилось вообще плохо. Но я не хотела, чтобы Сережа подумал, что я к нему тянусь только из-за этой скорби.
Руки Сергея на секунду замерли, пока я говорила. И он, может, не замечая этого, чисто автоматически, сам обнял меня. Крепко-крепко. Я ощутила его дыхание в своих волосах. Он словно и успокаивал меня, оберегал, поддерживал. И в тоже время, словно сам нуждался в утешении.
В тот момент какое-то такое странное ощущение пришло, словно передалось мне от него. И не облегчение: грусть и скорбь, но какая-то не тяжелая. Словно бы я сказала что-то, чего он не знал, в чем сомневался. А теперь расслабился, хоть это знание и не уменьшило ни его, ни моей боли.
Наверное, потому, что все-таки была еще не настолько взрослой, как хотелось бы, мне понадобилось время, чтобы понять, в чем причина. Чтобы догадаться: Сергей действительно не знал об этом и сомневался, вполне допуская, что мой отец мог его предать, чем бы они там оба не занимались. И сейчас – он избавился от этого грызущего сомнения и подозрения.
Ни в ком не уверен до конца. Всегда допускает возможность, что его предадут, подставят. Даже семья. И все равно, никогда меня не бросал и не оставлял один на один с жизнью.
В душе что-то сжалось и стало так больно внутри, что на глаза слезы навернулись. А может, и это все из-за антибиотиков со мной творилось.
И я таки не удержалась: повернула голову так, что практически касалась губами его шеи. И ощущая, как ровно и медленно стучит пульс Сергея, прошептала, касаясь колючей кожи:
- Мне не важно, правда, любимый. Я тебя люблю. Такого, какой ты есть. И всегда буду, чтобы ни случилось.
Он хмыкнул. Так иронично, по-взрослому, как настоящий, умудренный опытом человек, понимающий минимум раз в триста больше меня. Но при этом не оттолкнул, не поднялся. Наоборот, обхватил меня так, что я всем телом к нему прижалась, а обе ладони Сергей запустил в мои волосы (немытые уже четыре дня, патлатые космы, что меня прилично смущало, а он будто и не замечал этого).
- Ну, говорю же, ни фига не понимаешь. Маленькая еще, - все с той же иронией, почему-то отдающей мне горечью, хрипло хмыкнул он снова. – Ничего, Бабочка, вырастешь – поумнеешь, жизнь научит.
Мне захотелось пихнуть его под ребра. И снова громко заявить, что никакая я не маленькая.
Вместо этого, подозревая, что подобным поступком только подтвержу его мнение, я взяла и забралась к Сергею на колени.
Он не оттолкнул, хоть и заметно напрягся. А у меня от этого мысли сразу почему-то в другую сторону свернули. И тут же вспомнилось, как он целовал меня, когда мы домой вернулись, как раздевал. По коже сразу «мурашки» побежали, я почти ощутила, как поднимается температура внутри, только уже не от болезни. И щеки пылать начинают. И, несмотря на всю слабость, которая никуда не ушла, захотелось того, что ассоциировалось только с ним – обнять, начать целовать кожу любимого, где только смогу дотянуться. И всего того, что обещали тогда дать его касания и поцелуи – захотелось просто до жути.
Так, что мое дыхание стало частым-частым, поверхностным, рваным, словно мне не хватало воздуха. И грудь, прижатая к крепкому, сильному телу Сергея заныла, потому что мне вспомнилось, как ее целовали и ласкали его губы.
И в Сергее все изменилось: его дыхание, напряженность, жар кожи. Его бедра под моими стали напряженными и твердыми, и я в полной мере вдруг осознала – он меня хочет. Вроде бы уже знала это, помнила то, что происходило четыре дня назад. А все равно меня оглушило это понимание – что меня по-настоящему хочет мужчина. И не кто-нибудь, а мой Сергей. Я еще не сталкивалась с этим так откровенно, оголено и «лоб в лоб», тогда, видимо, просто была слишком дезориентирована, чтобы все осознать. А сейчас – аж в висках зашумело от какого-то пьянящего ощущения счастья и моей… ну, не власти… но определенно, какого-то влияния на любимого.
Мои бедра сами собой дернулись, подаваясь ему навстречу. Ерзая, словно я хотела устроиться удобней.
Его объятия стали еще крепче, если это только возможно. Сергей старался не давить на мой левый бок, я ощущала это, но его руки сжимались все сильнее. И чувствовала, как ходит ходуном его грудная клетка, уже ощутила, как его губы коснулись моего лба, по самой кромке волос. Опустились на мою бровь, прижались к скуле, словно обжигая этими жаркими, тяжелыми и жадными поцелуями. Короткими, словно бы он у кого-то эти касания воровал. Сам себе не позволял ко мне прикасаться, и не справлялся с этим запретом. Одна его ладонь прошлась по моему затылку, погладила шею, чуть придавливая, и спустилась вниз, неожиданно оказавшись под майкой, которую я использовала вместо ночнушки. Обжигая меня, его горячие пальцы погладили мой живот, задев впадинку пупка, потирая кожу.
И вдруг все кончилось. Одномоментно.
Сергей замер. А в следующее мгновение уже аккуратно и осторожно ссадил меня со своих коленей на матрас. И резко поднялся:
- Мне надо идти в душ. Выезжать уже пора, - грубоватым голосом объяснил он свой маневр, не глядя в мою сторону.
Жаль, я хотела посмотреть ему в глаза и попробовать понять мысли любимого. А не угадывать, глядя в его затылок.
И знаете, о чем я подумала в первую очередь? О каких причинах его резкого отчуждения?
Ну, о самых глупых, если честно – опять о том, что не мылась четыре дня, хоть умывалась, с горем пополам, и чистила зубы. И волосы у меня грязные и потому - противные. И, вообще, что от меня может вонять, а я уже просто не чувствую, «внюхалась».
Все-таки в чем-то Сергей был прав: в некоторых вопросах я еще мало что понимала и судила если и не как ребенок, то как подросток, максимум.
- Извини, - «выдала» я, заливаясь уже румянцем от стыда. И свернулась клубочком, поджав колени к подбородку. – Я противная, знаю. Но мне врач не разрешает пока купаться.
Не знаю, зачем это говорила. Сергей знал обо всех словах, назначениях и рекомендациях врача. Так что мои оправдания звучали жалко и глупо. Но было так неприятно, гадко и одиноко от того, что он отошел.
Сергей повернулся так же резко, как и отворачивался. И с удивлением посмотрел на меня. Ругнулся, жестко провел ладонью по лицу, да так и замер, прижав ее к переносице:
- Бабочка, - начал он было что-то говорить напряженным голосом.
Но я не дала ничего ему объяснить. Все так же скукожившись, вдруг вспомнила все, что мне рассказывала про своего отца и всех его подружек Катя, и (не знаю с какого перепугу, видно, антибиотики и по мозгу сильно ударили) выпалила даже для себя неожиданное:
- Любимый, ты не ищи себе кого-то еще, пожалуйста. Я скоро вылечусь и… - мой голос как-то сам собой стих под каким-то ошарашенным и ошалевшим взглядом Сергея.
Правда, появившаяся только что мысль о том, что у него вполне может быть любовница, хоть жены и нет, никуда не исчезла. И я даже отстраненно удивилась, как это раньше не подумала о таком варианте? О возможности, от вероятности которой становилось очень неприятно и больно внутри, едва стоило представить, что Сергей сейчас возьмет и поедет к какой-нибудь «другой» снимать то возбуждение, которое я разбудила в нем. И все потому, что считал меня маленькой и мои чувства придуманными.
А Сергей, все эти мгновения так и смотрящий на меня тем самым пораженным взглядом, вдруг расхохотался. Не то, чтоб весело, скорее как-то опустошенно. Покачал головой и снова уселся на постель:
- Дурдом, - он сжал виски ладонями.
Сергей
Ситуация становилась все более напряженной и накаленной, а я все меньше себя контролировал. И когда мне все-таки удавалось взять себя в руки и вспомнить о здравом смысле и том, что я не имею права делать с Бабочкой – она выдавала такие мысли, от которых я не знал: смеяться или плакать.
А у меня ладони еще горели от ощущения прикосновения к ее животу, ее шее, к моей Бабочке.
Елки-палки.
И в принципе, не глупо. Ясно, что взрослый мужик чаще всего так и поступает. Да и проблем с тем, чтобы найти девку для расслабления – никаких. Мест, где их “бери не хочу”, предостаточно. И не сказать, что я не думал о таком. Думал, когда меня впервые этим желанием к Бабочке шандарахнуло. Даже попробовал – но как-то, по итогу удовольствия мало. Я ежесекундно помнил, зачем это делаю и от чего «убежать» пытаюсь.
