Хуан Гойтисоло - Остров
Они продолжали в том же духе, а я спрашивала себя, неужели все лето мне придется провести среди этих людей. В конце концов привыкаешь, но первое время мучаешься невыносимо. Рафаэль рассказывал забавную историю о пастухах и козах, и я была вынуждена прилагать все усилия, чтобы не выдать своего плохого настроения. К счастью, нас ждали в Баондильо. Лысый расплатился, и все побежали к машинам.
Не знаю, каким образом я очутилась в объятиях маленькой женщины. Она прильнула ко мне с заговорщицкой улыбкой и, когда мы поехали, доверительно сообщила мне на ухо: «Знаешь, я под мухой». Балтасар с одним из мужчин ехал впереди нас на мотоцикле; в конце улицы Сан-Мигель мы свернули на извилистую, незнакомую мне дорогу.
Фары машины выхватывали из темноты быстро мелькающие загадочные кадры: белые стены, глинобитную ограду, какое-то оголенное, рахитичное деревцо. Рафаэль медленно вел машину, и мне казалось, что мы объезжаем пляж. Стекла были опущены, в машине гулял ветер, по радио грохотали джазовые синкопы. Мотоцикл зигзагами ехал впереди нас, пока не остановился у подножия скал.
– Скорее! – Балтасар соскочил с мотоцикла и размахивал руками. – Мы приехали последние!
Рафаэль провел меня к закусочной. Море было всего метрах в двадцати. Луна серебрила гребешки волн. До нас донесся отчаянный хохот, который перекрыл женский голос: «Э-э, обманщик! Он смошенничал! Я видела, видела!»
Над закусочной нависал потолок из бамбуковых палок. Стол был накрыт, словно для банкета, и собравшиеся болтали в робком свете керосиновых ламп. Всего здесь было человек двадцать пять, они встретили наше прибытие аплодисментами. Хозяин оскалил зубы в улыбке и бросился за стульями для нас.
Я чувствовала себя неловко, как всегда, когда попадала в чужую компанию, и наугад пожимала чьи-то руки. Рафаэль раскланивался, как боксер или знаменитый киноартист на роли первых любовников. Приветственно сомкнув поднятые руки, он сказал что-то вроде: «Самая красивая женщина в Торремолиносе и, к несчастью, моя жена».
В течение нескольких минут я переходила от одной группы к другой. Потом какой-то мужчина, одетый в синюю куртку, подошел ко мне, и, только когда он улыбаясь подмигнул, я узнала в нем Грегорио. Он очень потолстел со времени нашей последней встречи, и волосы над его выпуклым и лоснящимся от пота лбом уже начали редеть.
– Клаудия, наконец-то! – Он говорил все тем же негромким, самоуверенным голосом. В этом по крайней мере он не изменился. – Я думал, ты больше никогда не приедешь…
– Как видишь, – сказала я. – Я снова здесь.
Грегорио сыто поглаживал живот. Сейчас он был очень похож на своего отца.
– Ты, наверное, не знаешь, что я женился. Мать каждый день приставала ко мне, что поделаешь! В мои годы пора иметь на плечах голову.
Я возразила, сказав, что он напрасно старался, поскольку головы у него никогда не было. «Ты спутал голову с животом, вот и все». Он невозмутимо выслушал меня и поспешил подробно рассказать о том, как на него напали какие-то неизвестные, когда он объезжал земли отца. Жандармерия задержала с десяток подозрительных: безработных поденщиков, цыган и каких-то субъектов с темным прошлым, – но это не дало никаких результатов. По недовольному выражению лиц моих соседей я заключила, что все они уже не раз слышали эту историю.
– Значит, тебя все же не убили, – оборвала я его.
– Нет. Но пуля едва не задела меня. Представь себе: она пробила мою шляпу.
– Жаль шляпы. В следующий раз они прицелятся поточнее.
Грегорио улыбнулся и посмотрел на меня, как бы говоря: «Ишь ты!» Ему часто представлялась прекрасная возможность помолчать, но еще чаще он не умел воспользоваться ею.
– Я познакомлю тебя с моей подругой, – объявил он. – Это американка, очень артистичная натура. У нее дивное тело.
– А твоя жена? – спросила я. – Она тебе уже не нравится?
Не ответив, он отошел и вернулся с кукольной блондинкой, словно сошедшей со страниц модного журнала.
– Сеньора Эстрада. Мисс Бентлей. – Мы улыбнулись. – Мисс Бентлей приехала в Малагу учиться испанским танцам.
– Очень рада.
– Испания это счастье… Это солнце, – сказала мисс Бентлей.
– Она умница, ты увидишь, – пояснил Грегорио. – У ее родителей в Америке куча денег, но она любит жить бурно, сегодня здесь, завтра там, сегодня швыряет деньги налево и направо, завтра сидит без гроша. Вы созданы, чтобы быть подругами…
Компания снова уселась за стол, и я заняла место между Валтасаром и Лаурой. Хозяин принес превосходное, тончайшего аромата вино. Сеньора, сидевшая во главе стола, зачитала меню ужина. Пока официантка расставляла блюда, я принялась разглядывать лица моих соседей. Среди них была замечательно красивая женщина с волосами, выкрашенными в пепельный цвет. Она напомнила мне Долорес Велес. Неподалеку от нее женщина с облупившимся от загара носом восторженно восклицала, слушая своего кавалера, и по голосу я узнала в ней ту, что кричала, когда мы подходили к закусочной. Справа от меня юные девушки оживленно беседовали по-английски.
– Колоссально, – прошептала мне на ухо Лаура. – Ты знаешь, почему мы здесь собрались?
Я абсолютно ничего не знала, и, нагнувшись к моему плечу, она сообщила, что дама во главе стола – представительница высокопоставленного лос-анжелосского общества – вела очень веселую жизнь в Торремолнносе. Муж приехал двумя месяцами позже, и она, встретив его на аэродроме, рассказала, как испанцы, пока его не было, нежно заботились о ней, и наговорила столько, что благодарный добряк решил устроить ужин в их честь.
– Валтасар рассказал мне это еще вчера, но я не поверила. Гениально, не правда ли?
Пробка шампанского хлопнула, точно выстрел. Человек с монгольским лицом разливал вино по бокалам, а дама из Лос-Анжелоса раздавала их.
– Тост, тост! – требовали громкие голоса.
Монголоид взял за горлышко вторую бутылку и, к его удовольствию, пробка выскочила сразу.
Я спросила Лауру, кто он такой, и она прошептала, поднеся платок к губам:
– Тс-с-с. Не так громко… Кажется, это ее муж.
* * *Последний раз я ела кокинас[5] много лет назад – это было еще до войны, когда я ездила с родителями в Пало. И теперь я поглощала кокинас с жадностью. Шампанское и полутьма создали иллюзию интимности. Рафаэль кокетничал с двумя американками и после иронического тоста за здоровье супруга дамы из Лос-Анжелоса рассказал о случае в одном из каталонских городов: тамошним женщинам надоело терпеть неверность мужей, и они решили поджечь гостиницу с иностранками.
– Рыбаки теперь уже не рыбачат… Немки от них без ума, и в конце курортного сезона каждый обзаводится мотоциклом и разъезжает по городу в синем костюме и в дорогом плаще.
Валтасар сказал, что в Торремолпносе происходит то же самое. Летом работают только старики.
– Раньше испанцы славились своей беспечностью. Но, с тех пор как сюда нагрянули американцы, они стали материалистами. Теперь все делают только за деньги.
– О, нет, нет, – запротестовала белокурая сеньора. – В моей стране люди не знают экономических трудностей, но они много несчастней, чем здешние жители. Испанец хранит честь и гордость…
Каждый приводил свои доводы, но договориться они не могли, и какая-то женщина в костюме от Шанель вмешалась, чтобы рассказать, что произошло с ней на пляже.
– …Вечером я шла под руку с Эллен, а какой-то солдат из тех, что стоят в лагере Бенитес, подошел и без лишних разговоров схватил меня. Верно, Эллен? – Жена амфитриона утвердительно кивнула. – Я закричала, требуя оставить меня в покое, и – бог ты мой! – у него глаза на лоб полезли… Он стал краснее перца и сказал, знаете что? «Простите, сеньора, я думал, вы англичанка!»
Раздался дружный смех. Эллен перевела рассказ своему супругу.
– А каков был из себя солдат? – поинтересовалась Лаура.
– Неужели ты думаешь, детка, я успела разглядеть?
– А я так всегда успеваю.
– Сравнила! Ведь ты свободна… А у меня есть муж, и я его очень люблю. Мы же любим друг друга, Мигелито?
– А мне хотелось бы знать, какого дьявола вы с Эллен вечером торчали на пляже? – сказал Рафаэль.
– У-у-у, какой умник… Гуляли, представь себе. Или ты считаешь, что две женщины не могут немного прогуляться?
Валтасар с шутовским видом ударил ложкой по столу.
– Все это кажется мне очень подозрительным… А не столковались ли вы с ним заранее?
Хозяин закусочной принес чанкетес, и, пока супруг Эллен угощал нас, Лаура сплетничала о собравшихся, рассказав попутно о себе. Она была когда-то замужем за агентом по продаже недвижимости, но их союз не продлился и двух месяцев: «Этот бестия хотел приучить меня ложиться спать в десять часов вечера. Несколько недель я терпела, а потом сказала ему: «Подожди, я схожу позвонить». Наверное, он до сих пор ждет».
Женщина с пепельными волосами действительно оказалась Долорес Велес. Я видела ее пятнадцать лет назад, когда она играла в «Покинутой» и в «Веере леди Уиндермиер», и критика считала ее наиболее одаренной преемницей Ксиргу. Я не нашла в ней никакой перемены. Только разве крашеные волосы и выражение усталости в очертании губ. Я сказала Лауре, что восхищена Долорес, но та сделала вид, что не поняла меня.
