Марина Царёва - Сказка про Машу и вреду Малявку
— Ах, ты, гадкая! — кричит Малявка. — Меня обмануть вздумала! Так вот же быть тебе лягушкой болотной! Сейчас Бухтей узнает твоё предательство — в квакушку зеленую обратит и проглотит! А ну, быстро пошли к Бухтею!
— Не пойду! — плачет Маша, упирается, за берёзку хватается.
Малявка-то Маши меньше, сколько не пыжится, а сдвинуть упёршуюся девочку с места не может. Тут она и говорит Егорке:
— А ну, давай, помогай её тащить! Только сначала у дряни такой выпытать надо, откуда слова волшебные узнала!
Стоит Маша, дрожит, боится, а на Егорку злится, думает: «Буду кусаться, не дам себя к Бухтею отвести! Вот получишь ты у меня, противный Егорка!»
Тут слышит, мышка на плечо вскарабкалась, и на ухо давай пищать:
— Вспомнила, ещё вспомнила! Слова эти волшебные действуют только, если их с добрым сердцем говорить, а ты Маша вон как злишься, аж щёки трясутся. Ты не злись, успокойся-ка, авось и попадём домой! А?
Тут березка зашелестела листвой, будто тоже говорит «Не злись, Маша!» Да как же не злиться, когда зло берёт? На вреду противную, на весь мир Поганый, да на мальчишку соседского, который вреде помогать готов!
А только Маше зря показалось, что Егорка с Малявкой заодно. Он-то стоит, от страха ничего не понимает, только головой крутит. А как вреда его к Маше подталкивать стала, так совсем мальчишка в рёве зашелся, стал от вреды отбиваться:
— А-а-а! — кричит. — Отстань от меня! Где моя мамочка родненькая? Где моя комнатка с новым компьютером? Домой хочу-у-у!!!
Тут Маша вспомнила, как тяжко ей было в Поганом месте очутиться. Это сейчас она пообвыкла немножко, да и то тошнёхонько. А мальчишка-то тут новенький, вот и страшно ему. И ведь это она, Маша, виновата, что Егорка в Поганом месте очутился. Стыдно ей стало, аж уши запылали, жалко ревущего Егорку. Подбежала она к нему, за руку к родничку подвела, давай чистой водой умывать, по головке гладить, приговаривать:
— Ох, бедные мы с тобой, Егорушка, сиротинушки! А только нам порознь нельзя, давай вместе держаться!
— Давай! — всхлипывает Егорка, размяк совсем от переживаний.
Тут берёзка над головой зашелестела, аж звон пошёл, будто листья у неё серебряные. Раз — и нет под берёзкой ни Маши, ни Егорки, ни мышки маленькой. Не успела вреда подмогу позвать, вернула берёзка детей домой.
Открыла Маша глаза — дома она, в комнатке своей любимой. И платьице на ней красненькое чистенькое, и сама она чистенькая, без единой царапинки, и цыпок на руках нет. «Что же, это мне всё почудилось?» — думает девочка. Тут мама в комнатку её вошла, строго так спрашивает:
— Ну, что, Маша? Подумала, как себя нужно вести?
Бросилась Маша к маме, в передник носом уткнулась:
— Мамочка, родненькая моя! Никогда больше вредничать не стану! Во всём тебя буду слушаться! Пойдём, буду кашу есть овсяную!
Удивилась мама, обрадовалась, по головке дочку погладила. А Маша всё никак не поймёт: сон ли ей приснился или была она в Поганом месте? Только слышит, в кармашке кто-то шуршит. Сунула она туда руку, а кармашек полон листиков зелёных, берёзовых. А в листиках мышка-малышка сидит, улыбается. Отнесла девочка мышку к деточкам, да сухарик ей возле норки положила. И с тех пор Маша вредничать совсем перестала, А Егорка ничего не помнит, заспал, наверное, но вести себя стал тише. А мышку Маша до сих пор подкармливает.
