Петр Воробьев - Горм, сын Хёрдакнута
Еще один матерый зверь, этот без гривы и в странной сбруе с притороченными сзади и спереди туесами, подошел к Горму и положил у его ног кожаный сверток.
- У нас может не хватить на всех на вас угощения, но садитесь к огню...
- Не беда, нам пора.
Крупный зверь с посохом выразительно посмотрел на трех детенышей. Любитель яблок с кругами вокруг глаз ткнулся носом Асе в щечку, соскочил с волокуши и ловко запрыгнул вожаку с посохом на спину, ухватившись за гриву. Толстого детеныша бережно взял за шкирку серогривый зверь, и посадил в открытый туес, висевший у него на груди. Лохматый звереныш поставил кружку на землю, учтиво рыгнул, пошел в направлении шести зверей у леса, вдруг остановился, повернулся к Горму, и сказал:
- Хорошая сказка.
Один из шести оставшихся поодаль шагнул серо-белому малышу навстречу и подхватил его обеими лапами. Не обменявшись ни звуком, ни движением, все восемь зверей взвились вверх и затерялись среди ветвей.
- Так кто вы, и как вас зовут? - крикнул Горм вслед.
В ответ, ветер донес голосок лохматого звереныша, сообщавший или «Хючки хычас гыш,8» или, может быть, «Саем сию дуб,» или что-то совершенно другое.
Некоторое время дети пребывали в молчании.
- Горм, Горм! - Хельги дернул Горма за рукав. - Так что это было?
- Есть у меня одна догадка, но давайте сначала исключим другие возможности. Никаких стрёмных грибов мы не ели, нет?
- А что такое стрёмные грибы? - полюбопытствовала Аса.
- Стой, никаких грибов мы вообще не ели. Какие к свиньям грибы, колесница Сунны только с весны на лето поворотила. Так. Хельги, это не снова твои выкрутасы с дурман-травой в огне?
- Нет, на тот раз вся и ушла.
- И вроде хлеб со спорыньей нам не попадался. Что еще могло случиться? Бывает, путникам в лесу тролли глаза отводят. Но тогда обычно что-то знакомое мерещится, например, ты пришел на свой хутор, зашел в дом, сел за стол, и стал есть хлеб с медом. А на самом деле ты сидишь в пещере у троллей и мажешь дохлую крысу лягушачьей икрой. Но нам-то увиделось совсем не знакомое?
- А это не могла быть новая порода троллей повышенной пушистости? - усомнился Хельги.
- Знаешь, всяко может быть. Давай-ка посмотрим, что они нам оставили. Если, например, это жаба в старинном золотом венце, или та же дохлая крыса, то точно тролли.
Хельги распутал дратву, которой была связана кожа. По поляне разнесся дивный аромат. Внутри оказался свернутый кольцом здоровенный копченый угорь.
- Ну что ж. Если нам до сих пор не мерещится, значит, действительно кто-то принес этого угря, так?
- Так. - ответили Хельги и Аса вместе.
- Раз не жаба, стало быть то были не тролли, так? Тогда глаза нам никто не отвел, и ни с какой дури нам все это не примерещилось. Если так, вот какая у меня догадка. Знаете, жены карлов говорят про лесной народец? Они их еще называют ниссе? Если за дверью на ночь оставить кувшин молока или булку хлеба, кто-то молоко выпьет, хлеб съест, а взамен что-то будет сделано по хозяйству - или у лошади грива заплетена в косички, или у овцебыков шерсть очесана и сложена. Есть, говорят, на выселках карлы, которые с лесным народцем даже торгуют - приносят в лес в тайное место, например, сырную голову или горшок сметаны, кладут на пень, уходят ненадолго, а вернутся - на пне лежит верша не нашей работы, или стальной наконечник для копья. А как лесовики выглядят, толком мало кто знает - они себя так просто не показывают. Это рассказы недавние, в сагах их нет. Сказать правду, я в них не очень и верил, да вот нам они себя вдруг показали.
- Это были их детишки! - обрадовалась Аса.
- Да. Наверное, без спроса к нам пришли, из любопытства.
- Хорошенькие, как щеночки. Хочу такого.
- Вряд ли его отец и мать с ним расстанутся. Еще я слышал, что лесовики никогда не ходят в одиночку - их всегда три или больше. Кто с ними знается, у тех, говорят, меньше скотины пропадает, и охота лучше идет. А чтоб кто лесовика обидел, про это я ни разу не слышал.
- Раз от них удача, зачем же их обижать? - возмутился Хельги.
- Народ-то разный - есть и злыдни, и жадины, которым лучше отнять, чем сменять. Так что я думаю, может, кто лесовика и попробовал обидеть, только некому оказалось рассказать, что из этого вышло.
- Как это?
- Ты сам видел - они ростом с волков, и в стае, как волки. Стал бы ты волчью стаю обижать?
- Нет, но на волков мы же охотимся, если их слишком много разведется?
- А теперь научи каждого волка говорить, дай ему оружие лучше нашего, да сподобь его скакать по деревьям, как рысь. И еще, ты видел, как они все вместе прыгнули? Говорят, что один лесовик подумал, все другие вмиг знают. Так что я думаю, кто с лесовиком не по правде обойдется - дня не проживет.
- Ой... Так то, что жены карлов про мюлингов рассказывают - тоже правда? - ужаснулся Хельги.
- Ну, как тебе сказать... В нашей усадьбе жены карлов еще теперь рассказывают, что в кухне появляется привидение Хьордисы, дочери Эйлима, с переломленной спиной, без головы, и с ногтями, как кухонные ножи, мечется на четвереньках из угла в угол, и завывает.
Хельги гордо выпрямился.
- Столько приготовлений на это ушло. Сначала я собирал и сушил дурман-траву. Потом спер из ларя старый мамин сарафан. Зашил у сарафана ворот. Потом спер с псарни баранью похлебку. Заманил волкодава Хоппа в пустой ларь для муки и набросил на него и миску сарафан, пока женщины ходили за водой. Залез с дурман-травой на крышу. Когда женщины вернулись, высыпал траву в дымоход над очагом. А тут как раз Хопп доел похлебку и вылез из ларя...
- Да, это было сделано с большим вниманием к мелочам. - признал Горм. - Но надо было Хоппу еще чего-нибудь дать, когда ты снимал с него сарафан. Бегать, ничего не видя, в этом наряде сильно ему не понравилось...
- А ты откуда знаешь?
- Если бы понравилось, вряд ли он бы тебе какнул на подушку на следующий вечер... А ты мог бы эту каку заметить и прежде, чем плюхаться с разбегу мордой вниз на полати... Так что Хопп вышел тоже не дурак на розыгрыши. Но это мелочи - визг в тот вечер с кухни был отменный, и главное - никто ничего так и не понял. Добрую ты сработал подковырку, брат. Память на годы.
- Что правда, то правда, но к чему ты сейчас-то про это?
- А вот к чему. Жены карлов просто так про что-то болтать не станут, но могут перепутать, например, собаку в платье с привидением. А может, услышат писк и возню совенка или барсучонка и решат, что это привидение поменьше. Хотя, с другой стороны, может, мы-то сейчас думаем, что это сова ухает, а это черно-синий драугр9 дерет какую-нибудь еще дохлость когтями и хохочет, перемазав свои гнилые зубы в протухшей крови... - Горм задумался. - Что-то мне расхотелось ночевать в лесу. Давайте-ка мы этого угря съедим, выпьем слабое пиво, и пойдем обратно в Ноннебакке. Кстати, и мать ваша все-таки может вас хватиться. Вы, конечно, сделали очень хорошие чучела на полатях из мешков с крупой, горшков и пакли, но я подозреваю, что она сможет их от вас отличить, если сильно постарается. И про лесной народец, знаете что? Я бы никому ничего не рассказывал. Во-первых, все равно не поверят, а во-вторых, что мы, жены карлов, чтоб языками трепать?
- Никто не помнит, почему поссорились Седна, инуа10 моря, и Силла, инуа воздуха. Давно это было, и Седну рассердить не так просто. Много бедная вытерпела от отца и от мужа, обаче, мужа она все-таки прикончила, так что есть предел и ее терпению. Помни об этом, потому что Седна посылает нам тюленей и моржей на шкуры и на пропитание. Седна правит китами. Правит она и косатками, которые помогают нам ловить китов. Инуа Седны управляет инуа всех морских существ, потому что когда-то киты, тюлени, и моржи были суставами ее пальцев. И когда Седна посылает охотнику тюленя, охотник должен поблагодарить инуа этого тюленя за то, что тот отдает охотнику свою жизнь. Тогда инуа тюленя вернется к Седне, она вдохнет ее в тюлененка, который вот-вот родится, а жизненная сила тюленя перейдет к охотнику.
-Так может Силла или один из меньших инуа, Силле подвластных, нарушил табу и не сказал благодарности?
- Может, так и было. А может, еще что было. Но Седна вызвала из тьмы тупилека - злого духа, чтобы тот преследовал Силлу, и назвала его Тугныгак. Злые духи заводились и до этого, но их вызывали древние шаманы, и они были гораздо слабее, чем Тугныгак. Некоторые говорят, что шаманы тупилеков не вызывают, а создают из всякой дряни - оленьих рогов, рыбьей чешуи, моржовых внутренностей, мертвых детей, и это нарушение великого табу - сотворить нечто без инуа, которая питается другими инуа. Поэтому тупилек рано или поздно обязательно возвращается к шаману, который его создал, чтобы его убить и перестать быть.
- А ты можешь вызвать тупилека?
- Наверное, небольшого, с тюленя, могу. Но зачем мне это? Убивать кого-то мне незачем, и сила моя не смертью питается, я не ангакок11. Но тупилек, которого вызвала или создала Седна был особенный. Могучий ангакок может вызвать тупилека с такой силой, как у косатки или нанука12. А тупилек Седны мог косатку пополам перекусить, или нанука проглотить не жуя. Он мог бы победить Силлу, но Силле на помощь пришел Нааръюк, инуа памяти, кто все помнит. Долго бились Силла и Нааръюк с тугныгаком, и битва их бросала мир то в жар, то в холод. Лед наступал, лед отступал, где раньше был пак, приходило море с шугой, и наоборот. Киты бросались на берег, охотники не могли прокормить свои семьи, кто раньше сытый спал на добрых нанучьих шкурах, теперь голодный мыкался без сна на протухших моржовых. Но понял Тугныгак, что не одолеть ему Силлу и Нааръюка, и решил, как все тупилеки, сожрать инуа того, кто его создал.
