К.С. Бадигин - Три зимовки во льдах Арктики
Было около 9 часов вечера. Легкий мороз покалывал щеки. Небо подернулось тучами. Оно было сумрачное, неприветливое. Летчики, получившие с острова Котельного сводку, что там погода ухудшается, нервничали и спешили в обратный путь. Мы торопливо выгружали присланные из Москвы вещи - какие-то тяжелые тюки, ящики, бидоны. Пассажиры один за другим скрывались внутри самолетов. Нас оставалось все меньше и меньше. Лишь горсточка людей стояла там, где еще так недавно шумела и волновалась толпа.
Первый самолет вырулил на старт и помчался на взлет. За ним - второй. И через несколько минут мы потеряли из виду воздушные корабли.
* * *
В вахтенном журнале ледокольного парохода «Георгий Седов» в этот вечер появилась запись:
«20 часов 45 мин. Самолеты звена Героя Советского Союза тов. Алексеева «Н-172» и «Н-170» сделали посадку.
21 часов 50 мин. Самолеты улетели.
Сего числа вылетели на материк 25 зимовщиков ледокольного парохода «Г. Седов». Экипаж оставлен в следующем составе:
1. Капитан - Бадигин К. С.
2. Старший помощник - Ефремов А. Г.
3. Старший механик - Розов Н. Н.
4. Второй механик- Токарев С. Д.
5. Радист - Полянский А. А.
6. Врач - Соболевский А. П.
7. Матрос - Буторин Д. П.
8. Матрос - Щелин В. А.
9. Повар - Шемякинский В. С.
10. Машинист - Алферов В. С.
11. Кочегар - Шарыпов Н. С. Всего 11 человек».
Лагерь тридцати трех
Только теперь мы увидели, как, в сущности, мал наш коллектив, оставшийся на дрейфующих кораблях. Еще вчера по снежным тропам сновали десятки людей. Слышался смех. Звучали песни.
И вот все сразу оборвалось. Опустели твиндеки. Редко-редко мелькнет на льду одинокая фигура - это магнитолог вышел на работу в снежный домик или боцман отправился на аэродром собрать уже ненужные флажки. Тишь. Такая тишь, что слышно даже, как у борта соседнего корабля сошлись двое моряков и один у другого попросил закурить.
Зимой мы ввели шуточное административное деление наших многолюдных «населенных пунктов»: «город Садко», «деревня Малыгина» и «село Седово». Теперь и город, и деревня, и село были в лучшем случае хуторами...
Но скучать нам по-прежнему было некогда. На нас, тридцати трех зимовщиках, лежала нелегкая задача - заменить выбывших на материк. Надо было продолжать в полном объеме все научные наблюдения, подготовить корабли к навигации, вести необходимые работы по текущему ремонту.
В первую очередь следовало доставить на корабли грузы, принятые с самолетов, подсчитать все жизненные ресурсы и разделить их поровну между тремя экипажами. Это была трудная работа, если учесть, как мало людей осталось на судах.
Всего на аэродром было выгружено несколько тонн грузов. Их нужно было перевезти на примитивных ручных санках за 7 километров. Мы взваливали железную бочку или громоздкий ящик на полозья, окружали сани со всех сторон и с гиканьем и уханьем толкали вперед. В такие часы никто не жаловался на холод.
Но и в самом деле становилось теплее: близилась полярная весна. И хотя температура воздуха все еще держалась ниже нуля, черные металлические корпуса кораблей быстро нагревались. Образовавшийся за зиму в трюмах и твиндеках лед таял и отваливался пластами.
27 апреля, когда мы находились на 80°00',9 северной широты и 147°32' восточной долготы, я в первый раз увидел птичку. Взглянув в бинокль, чтобы получше рассмотреть нашу гостью, я убедился, что птичка эта не морская, а сухопутная. Какие далекие рейсы совершают эти маленькие существа! Что привлекает их в эти высокие широты?..
Накануне Первого мая мы провели генеральную уборку на корабле. Сбросили с палубы шлак, подмели мусор. Вымыли внутренние помещения.
Зимой седовцы жили в твиндеке, угрюмом и мрачном помещении, железные стены которого были покрыты инеем и льдом. Теперь мы переоборудовали под кубрик красный уголок, находившийся в деревянной надстройке корабля. Вымытые стены выкрасили белилами. Открыли иллюминаторы, и сквозь них круглые сутки светило солнце. Сразу стало светло и уютно.
Здесь поселились Буторин, Шарыпов, Алферов, Щелин и Шемякинский. Над койками прибили коврики. Развесили фотографии. Посреди кубрика поставили настольный биллиард. Так как людей на кораблях осталось немного, и количество жилых помещений сократилось, мы смогли увеличить нормы расходования угля на отопление. В каютах и кубрике стало теплее.
- Теперь жить можно, - с довольным видом басил Алферов, неохотно вспоминавший тяжелую зимнюю ночь, проведенную в холодном твиндеке.
Я и Андрей Георгиевич Ефремов разместились в апартаментах, состоявших из двух кают, которые в обычном плавании предоставлялись капитану. Розов с Токаревым поселились в помещении, предназначенном для старшего механика. Для доктора мы оборудовали целый лазарет из двух кают, тщательно вымытых и окрашенных белилами. Можно было бы отвести новое комфортабельное помещение и для радиста Полянского, нашего уважаемого дяди Саши. Но он наотрез отказался покинуть свою радиорубку, в которой провел всю зиму. Большим торжеством явилось открытие новой бани. Старая баня «Седова» пользовалась широкой известностью как объект для острот и насмешек. В стенных газетах каравана изображали седовцев моющимися в меховых шапках и валенках. Это было недалеко от истины: старая баня помещалась в одном из отсеков корабля, у железной стены, которая в зимние холода неизменно обледеневала. Я сам не могу без содрогания вспомнить, как в один из первых дней жизни на «Седове» мы с Андреем Георгиевичем отправились помыться в это банное заведение и едва не отморозили себе ноги.
Ледяная баня была немедленно закрыта. Взамен ее оборудовали новую в помещении ванной, предназначенной для командного состава. Здесь установили камелек сложной конструкции. В бочку из-под керосина вделали железный бочонок поменьше - из-под масла. В большой бочке разжигали огонь, а в малой кипятили воду. Железная труба, отводившая дым, обычно нагревалась докрасна, и любители попариться могли всласть пользоваться этим удовольствием. А для того чтобы удобнее было раздеваться, поставили небольшой мягкий диванчик.
Но водолазу Щелину и этого показалось мало, и он перетащил туда четыре зеркала, развесив их на всех стенах.
Оставалось привести в порядок кают-компанию. В ней нам предстояло питаться, проводить часы досуга, собираться на занятия. Между тем после долгой и трудной зимовки кают-компания «Седова» мало напоминала культурное помещение корабля. Мы тщательно вымыли и выскребли все уголки, выбросили вечно дымивший маленький чугунный камелек и заменили его новым, выкрасили стены масляной краской, привели в порядок мебель. Все блестело и сияло. Теперь людей тянуло сюда выпить чашку чаю, посидеть на мягком диване, побеседовать о разных разностях. А это невольно сближало нас между собой.
* * *
1 мая 1938 года мы встречали уже за 80-й параллелью, в Центральном Арктическом бассейне. Под нами лежал океан, прикрытый ледовой броней. Материковая отмель осталась позади, и, для того чтобы взять пробы грунта, гидрологу «Садко» Чернявскому приходилось опускать приборы на глубину свыше 1300 метров.
В этот день погода стояла на редкость. Легкий ветер шевелил гирлянды флагов, поднятых над кораблями. На ослепительно синем небе ни облачка. На высоких голубоватых торосах можно было заметить первые капли соленой влаги. Поверхность снега кое-где покрылась легким хрустящим налетом, похожим на лепестки слюды.
В 10 часов 30 минут утра от кораблей отделились кучки людей. Тридцать три зимовщика шли с флагами и портретами вождей на праздничную встречу. Шли с песнями, построившись в ряды. Но как это было не похоже на многолюдные демонстрации минувшей зимы! Все время казалось, что кого-то не хватает, что вот-вот от кораблей должны подойти новые колонны демонстрантов. Но никого вокруг нас на тысячи километров не было. Мы были одни в полярном океане.
Все же первомайские праздники на кораблях прошли оживленно и весело. Радисты приняли целые пачки приветственных радиограмм. Нас поздравляли с Первым мая руководители Главсевморпути, зимовщики арктических станций, пионеры - члены кружка юных полярников, родные, знакомые и вовсе незнакомые люди.
Мы честно заработали право на хороший отдых, и в течение четырех дней работы на кораблях не производились. Команды судов по очереди ходили в гости друг к другу. Сначала был дан праздничный ужин на «Садко», потом на «Малыгине» и, наконец, на «Седове». После отлета 184 зимовщиков у нас поубавилось артистических талантов. Все же и мы не ударили лицом в... снег!
Старшие помощники капитанов - Румке, Кучерин и Ефремов - изобрели какой-то невероятный «танец старпомов». Глядя на них, мы часто вспоминали нашу медведицу Машку, которая примерно с такой же грацией топталась на льду.
Зато наш доктор Соболевский блеснул. Схватив в зубы кухонный нож, он лихо закручивал усы и вихрем проносился по кают-компании, кружась и приседая. Пожалуй, доктор был самым северным в мире исполнителем лезгинки.
