Эммануил Райс - «Хочется взять все замечательное, что в силах воспринять, и хранить его...»: Письма Э.М. Райса В.Ф. Маркову (1955-1978)
По поводу этих ваших работ надеюсь сказать кое-что и о самом футуризме, о моем к нему отношении, как и к Вам, на что, надеюсь, не посетуете.
Статьи предполагаются длинные, страниц по 15–20, — дал бы только бог времени. Боюсь, как бы дела снова не зажали меня на неопределенный срок.
А пока для всего этого читаю Вашу книжку о футуристах с необыкновенным увлечением, почти что не меньшим, чем Ваши статьи по-русски, в доброе старое время в «Гранях» и в «Новом <журнале>». Конечно, все-таки жаль, что это не по-русски, что цитаты — в английском переводе и т. п. Но на этот счет я надеюсь на обещанную Вами, в числе многого другого, в предисловии, обещания издать «А Comprehensive anthology of Russian Futurist poetry, prose and literary theory». Насчет «literary theory», Вы уже издали у Чижевского прелюбопытнейший сборник. Остаются «poetry» и «prose»… Бумаги не жалейте!
За «Эпиграфы» Ландау будет большое спасибо — их тут никто не знает.
Есть ли в «Утреннем свете» что-либо не вошедшее в присланные Вами мне прежние его сборники?
Евгении Ивановне наше с женой сердечнейшее сочувствие и приветы.
Сердечно Вас приветствую искренне Ваш
Э. Райс
39
Париж 21-III-69
Дорогой Владимир Федорович.
Большущее Вам спасибо за «Эпиграфы». Я Ландау знал и ценил за «Сумерки Европы»[219], написанные до Шпенглера (в основном) и во многом оказавшиеся пророческими. Среди русских реакционных мыслителей XX века ему принадлежит одно из видных мест.
Но, право, я не ожидал, что он на самом деле окажется таким умным! Он — умен, в этом его главная характеристика, независимо ни от какой идеологии. А в «Эпиграфах», пожалуй, что уже и об идеологии-то говорить нельзя. Что это все-таки не философия, возможно, даже хорошо. После Д.П. Мирского Вы — первый, кто о нем вспомнил.
Теперь так: пришлось (гл<авным> обр<азом> по профессиональным соображениям) мне приобрести громоздкую махину для фотокопии на дом. Она дает неплохие оттиски и (я это старательнейшим образом проверил) нисколько не вредит оригиналу.
Если бы Вы на то изъявили свое согласие, это нововведение могло бы внести новую эпоху в наш с Вами обмен материалами: я могу, отныне впредь, фотокопировать для Вас любые имеющиеся в Париже материалы, которые я смогу заполучить на дом. Это сразу исключает фонд Национальной библиотеки, откуда по закону книги не выдаются на дом никому ни за какие коврижки, а также и те другие материалы, хозяева которых откажутся мне их доверить, хоть на 2–3 дня.
Все-таки, как Вы понимаете, возможность для меня поставлять Вам материал расширяется, таким образом, в весьма существенной мере. Одно дело разрешить послать книгу в Америку, другое — дать ее на дом на очень короткий срок.
Я, конечно, буду рад доставлять Вам все, что только будет возможно.
С другой стороны, это, м. б., облегчит Вам сообщение материалов мне. Напр<имер>, вот, «Эпиграфы». В понедельник я получаю махину (сегодня пятница), так что во вторник-среду «Эпиграфы» смогут уйти к вам назад заказным.
Это же, м. б., решит задачу «Утреннего света». Судя по присланному Вами оглавлению, в нем немало текстов, не вошедших в присланный Вами мне в фотокопии сборник 1935 г. Похоже, на глазомер, что в нем текстов раза в 2 или даже в 2 1/2 больше.
Если бы Вы могли мне его послать заказным, то после 2 дней работы (прибл<изительно>) я Вам его верну заказным же назад.
Креме того, в Вашей английской книге про футуризм Вы указываете на такое множество других интересных текстов, что, вообще, м. б.,… хотя не хочу чрезмерно заглядывать вперед, помня лафонтеновскую молочницу, статуя которой, по словам Комаровского, стояла в Царском Селе[220] и, след<овательно>, Вам, наверное, достаточно знакома.
Что касается статьи о Вашей книге в «Возрождении», то А.О. Гукасов нездоров, а в его годы (94 г.) даже самое ничтожное недомогание опасно в высшей степени. Пока С.С. Оболенский мне предписал работу над статьей прервать, впредь до выяснения положения. Но прошу, чтобы это оставалось между нами. Журнал все-таки надеется выжить, а разговоры об его кризисе могут многое напортить.
Конечно, остаются «Грани» и «Русская мысль». Но Вы ведь видите, что «Грани» все более ориентируются на «самиздат», а «Р<усская> м<ысль>»… Вы заслуживаете намного большего и лучшего, чем подвал в «Р<усской> м<ысли>» (максимум, на который можно рассчитывать). Кроме того, там ишачит терапьяница, могущая из ревности испортить. Она — «парижская» школа. След<овательно>, тут футуризм не у места. Мне, конечно, Шаховская не откажет в подвале для Вас, и в одобрительном. Но я знаю тамошнюю кухню и ее вкусы: по сути дела, академизм.
Будем надеяться, что «Возрождение» все-таки выплывет. Если Ламарк писал правду, что «функция создает орган», подразумевая под «функцией» крайнюю необходимость, то «Возрождение» должно выжить.
От всей души буду рад любым от Вас известиям, особенно радостным. Сердечный привет Лидии Ивановне и Вам от жены и от меня.
Искренне Вам преданный
Э. Райс
40
Париж 23-VII-69
Дорогой Владимир Федорович.
Действительно, очень и очень перед Вами виноват, что так задержался с афоризмами Ландау. Дело оказалось не таким простым, как я подумал сразу: оказалось, что фотокопировать надо было научиться. Конечно, «наука» эта не такая трудная, как, напр<имер>, скажем, изучение венгерского языка, но все-таки то, что я думал сделать в течение 2–3 недель, потребовало 2–3 месяцев, приблизительно столько же, как и управление автомобилем. Особенно для таких технических тупиц, как мы с женой.
Но теперь все это позади, и позавчера я Вам уже выслал заказным воздушной почтой Вашего Ландау, с большой благодарностью и с не меньшими извинениями за неаккуратность и несдержание слова, пусть временное.
Текст — действительно очень интересный. Ландау, по-моему, недооцененный эссеист, умнейший и своеобразнейший человек, хотя и немного по-фройдовски gehemmt[221] — в нем немало сдавленной горечи из-за неудавшейся жизни. Уже его «Гибель Европы» была замечательна и во многом оказалась пророческой. Но помимо этих двух книжек (а м. б., были еще), я помню, в разных тогдашних газетах, журналах, всякого рода сборниках и т. п., много бывало его несобранных статей, заметок, даже больших работ, почти всегда живых и своеобразных. И в то же время он никогда не оригинальничает нарочно: в его мысли всегда заметна серьезность и ответственность. И его, м. б., следовало бы отобрать и издать — хотя бы сборничек «избранных» essays, напр<имер>, в издательстве Finck, где Вы с Чижевским все-таки уже издали немало драгоценнейших вещей. Это было бы не только исправлением несправедливости (пусть посмертным), но и открытием для русского читателя, особенно для тамошнего, ценного явления, при небогатой в целом русской эссеистике.
Поэтому могли бы только благополучно закончиться все готовимые Вами с Чижевским чудеса! Мне думается, что он не виноват, что не по нерадению он запустил Ваш 3-й том Хлебникова, а, как здесь говорили, по болезни — он ведь уже немолод. Так что пока тем лучше, если он приналег — след<овательно>, можно надеяться, что осенью, к возвращению с травки, уже будут готовы и 3-й том Хлебникова (с особенным нетерпением ожидаю приготовленное Вами приложение совсем неизданного или несобранного), и Лившиц (надеюсь, с «Полутораглазым стрельцом» и с несобранными в «Кротонский полдень» поздними стихами), и Кузмин, и Хрисанф[222], а м. б., и Зданевич?
А насчет Хрисанфа, дело было так. После Вашего предложения я было твердо решил непременно с ним встретиться. Но временно был перегружен работой и переутомлен и не звонил к нему. Но потом Вы мне написали, что он меня ожидал и написал Вам, что недоволен моим отсутствием (если память мне не изменяет и если я правильно понял Ваше тогда замечание в письме ко мне). Я тогда это Ваше замечание понял так: «Я тебе дал ход, ты его не использовал. Теперь конец. Тем хуже для тебя». Поэтому я после того Вашего письма больше к Хрисанфу не пошел, даже когда появилось нужное для этого свободное время.
Потом, в Вашей английской книжке о футуризме, я снова прочитал о Хрисанфе и так заинтересовался, что стал искать своих путей, не Ваших, к нему. Но пока безуспешно.
Так что если он на меня не обиделся и встреча продолжает быть возможной, то я прошу Вас снова написать мне его адрес (и, если можно, телефон) и осенью, по возвращении с травки (я уезжаю в воскресенье, прибл<изительно> до 15 сентября), непременно постараюсь с ним встретиться.
Из-за тех же каникул, теперь тут идущих полным ходом, я сейчас уже не могу ни добраться до Маркадэ[223] (лично я его не знаю, а дама, всех тут знающая и могущая меня свести с ним, уже уехала до осени), ни до машинописных материалов Хлебникова, о которых я Вам писал, потому что и С.Г. Лафитт, имеющая к ним доступ, тоже уже на травке.
