Ларисса Андерсен - Одна на мосту: Стихотворения. Воспоминания. Письма

Я отсюда уйду навсегда,
За собой не оставив следа,
Ни в родимой земле… и нигде,
Только всплеск да круги по воде.
Я плясала, писала стихи.
Я грешила, прощала грехи.
Я жалела людей и зверей,
Даже, может быть, стала добрей.
Я бродила весною по лугу,
Обнимала деревья в снегу,
Повидала чужие моря,
И поплакала — зря и не зря.
Но река не направится вспять —
Я, поплакав, смеялась опять.
За моря, за леса, за поля
Я тебе благодарна, земля.
И за радость житейских утех,
За друзей, за пирушки, за смех…
И за ту тишину, ту печаль,
Что зовет в необъятную даль.
Только вот: я о ком-то забыла,
Не прислушалась, мимо прошла,
Осени же, Пресветлая Сила,
Тех, кого я так плохо любила…

Нет, бояться не надо, не надо,
Ведь защитою служит любовь.
Мимо страха, чистилища, ада
Ты войдешь в необъятную новь.
Ясный месяц осветит дорогу,
Бросишь тяжесть и так, налегке,
Ты пойдешь к неизвестному Богу –
Так, как ходят купаться к реке.

Короче дни. И жизнь короче,
Нет больше никаких «потом»…
И дождь занудливо бормочет,
И я одна… с моим котом.
И вновь передо мной былое,
Все, что я сделала «не так»…
А время безучастно злое
Сверлит свое — тик-так, тик-так…
Кому нужны мои тревоги,
Мои ошибки и грехи?
Тут, на земле, святые строги,
А в небе ангелы глухи.
Вот если б я могла слезами
Тебя вернуть, тебе помочь —
То я бы плакала годами,
Как в ту злопамятную ночь.

Жизнь, и город, и дом, и родные —
Все дороже, прощаясь навек…
Помнят лишь старики да больные,
Что здоровый забыл человек.
Говорили о страшной могиле,
О недвижности каменных плит.
О конце. И еще говорили,
Что душа перед смертью болит.
Нет, душа перед смертью крылата —
Вся томление, трепет, полет…
Словно парус, который вот-вот
Встрепенется, вздохнет и куда-то
Уплывет, уплывет, уплывет…

На французском старом чердаке,
В оплетенном паутиной сундуке,
Пролежав в забвенье много лет,
Вышли русские стихи на Божий свет.
О труде напрасном сожалея,
Из России прилетела фея,
Палочкой волшебною взмахнула,
Весь сундук вверх дном перевернула,
Все, что нужно было ей, нашла,
И, смахнув небрежно пыль с крыла,
Ленточкой пакетик обвязала,
И сама тащила до вокзала.
А потом, сказав «адье» французам,
Села в самолете в уголок
(С явным перевесом груза)
И спокойно полетела на восток.

Может быть, стишки увидят свет?
Может быть… А может быть, и нет.

Мы смеемся, хотя и плачем,
Рай-то заперт, другого нет.
«А могло бы быть все иначе», —
Протестуя, сказал поэт.
Так и умер, устав томиться.
Он не мог воплотить мечты.
А вокруг щебетали птицы
И бездумно цвели цветы.
Просто так, от земного счастья,
Здесь, сегодня дышать и жить,
Забывая про все ненастья,
Те, что были и могут быть.

Как ласточка лето мелькнуло — и вот
Осенние листья ведут хоровод.
А ты говорил: — Не горюй, подожди,
Закончатся холод, ветра и дожди,
И мы погуляем по вешним лугам,
Дадим поразмяться застывшим ногам. —
Мы только мечтали. А время ушло,
И лето охапкой на юг унесло.
Теперь паутинки прикажете вить?
Последнее солнце, как рыбу, ловить?

Я едва пробираюсь тропинкою узкой
Меж полями пшеницы, пшеницы французской.
Как в России, синеют, смеясь, васильки,
Васильки васильками – друзья далеки!
Если правда, что можно летать после смерти,
Просто так – обо всем позаботятся черти:
Ни билетов, ни виз – то куда бы сперва?
Закружится, боюсь, у чертей голова.
Так друзей разметало по белому свету,
Что бумаги не хватит заполнить анкету!
На Харбин? На Шанхай? На Мадрас? На Джибути?
На Сайгон, на Таити? Москву не забудьте!
Тель-Авив, Парагвай, Сан-Франциско, Канаду,
Сидней, Рио, Гонконг… И Варшаву мне надо.
И еще… Соловки, Колыму, Магадан…
На метле? Я готова. Тащи чемодан!

Ты не слышишь жизни и не видишь,
Да открой же уши и глаза!
Резво дождик топчется по крыше,
В небе собирается гроза.
Посвежели и так пахнут травы,
Птицы прячутся, и гром гремит.
Как все это, не пойму я, право, –
Ничего тебе не говорит?..

Вот и я стою у порога,
Истекает мне данный срок,
Я надеюсь найти дорогу
На скрещенье твоих дорог.
Чтобы легкой, бесплотной тенью
Я к тебе подойти смогла,
Попросить у тебя прощенья:
Не сумела спасти от Зла.
И припомнить о повороте,
Где прощались глаза в глаза:
– Ничего не имеешь «против»?
– Ничего не имею «за».

Я буду умирать, не споря,
Где и как надо хоронить,
Но жаль, что вдалеке от моря
Прервется жизненная нить.
По имени «морская птица»,
Я лишь во сне летать могу,
А хорошо бы очутиться
На том знакомом берегу.
Быть может, та скала большая,
Маяк с проломленной стеной
Стоят, как прежде, не мешая
Индустриальности земной.
И, примирившись с той стеною,
Вдали от пляжей и дорог,
Играет, как играл со мною,
Дальневосточный ветерок.
Там волны шепчутся смиренно
О чем-то мудром и простом.
И меднокудрая сирена
Лукаво шелестит хвостом.
Ведь море было первой сказкой,
И навсегда остался след,
Меня прозвали «водолазкой»,
Когда мне было восемь лет.
Вот там бы слечь под крики чаек,
Узнав далекий детский рай,
Последним вздохом облегчая
Уход в потусторонний край.
Меня бы волны покачали,
Препровождая на тот свет,
Где нет ни скорби, ни печали,
Но, может быть, и моря нет.

На том берегу – хуторок на поляне
И дедушкин тополь пред ним на посту…
Я помню, я вижу сквозь – слезы, в тумане,
Но всё ж я ушла и стою на мосту.
А мост этот шаток, а мост этот зыбок –
От берега деда на берег иной.
Там встретят меня без цветов, без улыбок
И молча ворота захлопнут за мной.
Там дрогнут и хмурятся темные ели,
И, ежась от ветра, мигает звезда…
Там стынут улыбки и стонут метели,
Нет, я не дойду, не дойду никогда!
Я буду стоять, озираясь с тоскою,
На сторону эту, на сторону ту…
Над пастью обрыва с проклятой рекою.
Одна. На мосту.