П.А.Сарапульцев - Homo
- Очень мне за Вас обидно, мистер Айн, Вы же потом всю жизнь себя корить будете, если не сможете товарищам по борьбе помочь. Надо бы Вам как-то поактивнее подлечиться. Я вот читал, что наши предки очень хорошо свои суставные болезни геотермальными водами лечили. Почему бы и Вам этот метод на себе не испробовать?
- Да где же их взять-то во вневременьи, мой юный друг, - улыбнулся я ему. — Придётся, видно, мне мучиться до тех пор, пока на Земле от фантомов не избавятся. Ничего не поделаешь. Судьба!
- Суперэрги, конечно, Вам подлечиться не дадут, - поддакивает мне с сокрушением этот хитруша, - но можно, например, в такое прошлое забраться, когда о фантомеризации даже и слыхом не слыхивали. Вот ведь как всё взял да вывернул!
- Ну, это, - говорю я ему, - пожалуй, только Вашему дедушке и по силам!
- Почему же, - не сдаётся он, - для этого только надо ножницы специальные сделать, чтобы они время свободно разрезать могли и распорку соорудить покрепче, чтобы не давать разрезу раньше времени затягиваться. Если Вы не против, то я к завтрашнему утру попытаюсь их изготовить. А пока спокойной ночи.
Я только рот раскрыть от изумления смог, даже забыл, что полагается на пожелание “доброй ночи” отвечать, так и остался сидеть полоротым. А утром чуть свет появляется этот скороспелый и показывает мне обыкновенную дверь во вневременье врубленную.
- Вот, - говорит - сделал, как обещал, можете отправляться куда пожелаете, только когда ногу через порог будете переносить назовите четко время и место, где бы Вы очутиться захотели,
Ну, уж нет, чтобы я в такую авантюру себя втравить позволил? Ни за какие коврижки!
- Простите, Маленький Джон, но без доказательства абсолютной безопасности этого эксперимента я своей жизнью рисковать просто не имею права. Вы же сами сказали, что Ваш многоуважаемый дедушка на мою помощь весьма и весьма рассчитывает.
- Это Вы правильно подумали, мистер фон Айн,- сумел понять-таки мою осторожность этот выскочка. - Я сейчас сам свою дверь опробую.
С этими словами он преспокойно открыл свою дурацкую двери и стоя на пороге произнёс:
- Хочу оказаться в деревне, где жил мой дедушка в то время, когда он ещё был совсем маленький.
Мне показалось, что он почти одновременно вошел и вышел из абсолютной темноты, зиявшей в проёме открытой двери, только в руках у него оказалась глиняная кружка, наполненная чем-то белым.
- Это мне моя прабабушка кружку парного молока налила, - совсем по детски похвастался маленький несмышленыш, со вкусом прихлёбывая из кружки. - Ой, под вашим взглядом, мистер фон Айн, молоко в йогурт превратилось,- внезапно запищал он при следующем глотке. Вот спасибо, а то я уже давно простокваши не пробовал.
- Чтоб тебе самому кисло стало, - только и смог я подумать в ответ, поворачиваясь, чтобы поскорее запереться на своей половине.
Но, проведя ночь в бессонных размышлениях, я понемногу успокоился и даже стал е некоторой симпатией подумывать о затее этого молокососа. Ну что мне, в самом деле, мешает подлечить свои несчастные суставчики где-нибудь подальше от нашего тревожного телепатического мира. А уж вылечу я их или не вылечу, вернусь я, наконец, из спокойного далека, или нет, это, в конце-то концов, только моё дело, а не старого выжившего из ума заговорщика Джона и не его маленького совалки внука. Тем более что со своими способностями я нигде не пропаду и ни кого не испугаюсь. Если древнегреческий эколог Дионисий, желая подчеркнуть удивительную жизнестойкость грифа-ягнятника, писал, естественно метафорически, что он ест “кости и камни”, то я-то могу есть эти камни не только в фигуральном, но и в натуральном виде, причём для меня они как внешне, так и во вкусовом и калорийном отношениях будут ничуть не хуже, чем блюда из лучшего парижского ресторана “Максим”.
Продумав всё это, я потихоньку телепатировал самого себя к пресловутой двери и только успел взяться за ручку, как рядом со мной выросла из темноты фигура этого прощелыги Фэста.
- Ты знаешь, Айс, - похлопывает он меня по плечу, - а я тоже надумал подлечить сваю лысину ультрафиолетом где-нибудь на экваторе, прежде чем ввязываться в это мордобитие с фантомами и призраками.
- Ах ты, старый шпион, - зашипел я на него, - вынюхал всё-таки мои мысли, раз своих не хватает!
- Да не кипятись ты, Айс, не то лопнешь, - ещё больше ехидничает он. - Тебе-то уже всё равно будет, а мне придётся, вместо лечения, нашего малыша успокаивать, да для тебя надгробный памятник в виде воздушного шара сооружать.
Другой бы на моём месте остатки волос у него на голове повыдергивал, а я так спокойненько ему отвечаю:
- Это хорошо, Фэст, что ты старого друга не забываешь, ну да и я ведь, поверь мне, никогда не забуду тебе при удобном случае хорошенькую гадость сделать. Будь спокоен.
Плюнули мы друг на друга, да делать нечего. Посовещались немножко, куда нам с ним на лечение податься, и решили попросить у двери, чтобы она нас забросила в XIX век на какой-нибудь малообитаемый остров с горячими источниками поближе к экватору. Взялись за руки, повторили просьбу почётче и… оказались на чудненьком вулканическом островке под названием Кракатау, как раз посредине Зондского пролива, разделяющего Яву и Суматру. Все эти подробности и точные временные координаты (август 1883 года) мы узнали, конечно, немного попозже, прочитав мысли у высадившихся зачем-то на остров специалистов вулканологов. Нам они, правда, нисколько не помешали: остров был почти сплошь покрыт труднопроходимым тропическим лесом, да к тому же при желании мы, на худой конец, могли и вообще сделаться невидимыми для простого человеческого взгляда. Только нам это не понадобилось.
Всё случилось как-то совсем неожиданно. Сижу я себе спокойненько около горячего источника, рядом с фумаролой (так у вулканологов, оказывается, разогретые свыше ста градусов воздушные струи называются), и скучаю. Взял да, от нечего делать, стал океан вокруг острова разглядывать. Смотрю, а где-то километров за 30 отсюда воздух волчком закрутило и чёрным столбом воду с облаками соединило: вихрь образовался. Тут-то меня и осенило:
- Ах, ты, - думаю, - прилипала несчастный. Сейчас я тебе удружу: лысину-то твою почищу до блеска!
Взял я и стал легонечко силовым телекинетическим полем столбик—то к нашему острову подворачивать. Да посильнее закручивать, так чтобы он не одну водичку в себя вобрал, а и рыбок да крабиков разных позахватывал: мне ведь для хорошего человека ничего не жалко. Ну и вдарило по лысине Фэста! Будь это простой человек - от него и кусочков бы не осталось. Уж на что мой соседушка крепок и ловок и то, пока он вокруг себя силовой экран соорудил, водичка-то его с ног до головы измочила, а остатки волос, как пылесосом повыдергало. Красота ослепительная!
Но за ним, однако, не задержалось. Не успел я и глазам моргнуть, как он океанической плитой магму из под континентальной евразийской плиты прямо через жерло вулкана, на котором мы поселились, взял да и выдавил. Если Вы хоть когда-нибудь видели, как из разогретой бутылки с шампанским пробка вылетает, и шипящая белая пена весь стол вокруг заливает, то Вы легко представите то, что я увидел тогда вокруг себя. Только пробка из обломков давно застывшего базальта не на пару метров, а на тридцать километров вверх взлетела, да и пена вокруг была не белая, а красная и золотая. В общем, от прежнего островка за каких-нибудь три часа почти ничего и не осталось. А какие орхидеи в его джунглях росли — я их и через сто лет забыть не смогу. Такую красоту проклятый Фэст порушил! Варвар, да и всё.
Я то, правда, в отличие от него оказался куда как попроворнее, и не только сумел вовремя вокруг себя силовое поле создать, но ещё и так его линии свил, что они меня как в качалке на воздушных и лавовых струях раскачивали — больную ноженьку мою убаюкивали. Сначала-то я просто на окружающую меня красоту лупоглазил, насмотреться не мог, а потом, как наскучивать стало, огляделся и подальше. Если бы вы видели, что творилось на Яве и Суматре от нашего извержения, то Вы, верно, все животики бы от смеха надорвали. Там такая тьма разлилась, что людишки, не удосужившиеся инфракрасным зрением обзавестись, наверняка, себя как слепые котята чувствовали: бегают, друг на друга натыкаются, лбы себе в темноте о косяки разбивают, а тут еще двери сами по себе хлопают, стёкла вылетают, лампы от горячего воздуха гаснут. Смех, да и только!
Хохотал я, хохотал, да вдруг призадумался:
- Как же это я такую промашку дал и своим бездействием Фэсту удовольствие предоставил? Он ведь плохо ли, хорошо ли, а своего, получается, добился: лишил меня возможности минеральные ванны принимать, здоровье подкачавшее подправлять, к борьбе с суперэргами по мере сил готовиться.
Взыграло тут во мне, можно сказать, святое патриотическое чувство:
- Надо, - думаю, - этому негодяю настроение подпортить, отнять у него возможность солнышку свою плешивую голову подставлять!
