Ларисса Андерсен - Одна на мосту: Стихотворения. Воспоминания. Письма

У меня — пустые глаза…
Я из тех, кто не знает счастья.
И кого обнесли причастьем,
Для чего-то о нем рассказав…

«Прощай, пиши и будь здорова»…
Полжизни разделило нас —
И даже память утихает,
Лишь ночь глядит в упор, сурово,
Без утешений и прикрас,
И где-то всхлипывает час,
Опять упавший между нами:
Так плачет ветер в проводах,
Так волны черные вздыхают,
Так стонут в поле поезда.
Так побелевшими губами
Мы произносим: никогда.

Всем я рада, и все мне рады:
И домашние, и друзья.
Я для каждого то, что надо:
Вот кто я, а совсем не я.
Для усталого я — подушка,
Для обиженного — жилет,
Развлечение — для подружки,
Для поэта — слегка поэт.
Для животных — защита в драке
И все вкусное, что дают:
Суп и косточка для собаки.
Для кота — молочко, уют.
Я бесформенна и безмерна,
Как вода — разольюсь во всем!
Даже лошадь и та, наверно,
Сочетает меня с овсом.
Так и есть. Я ничто иное.
Я лишь то, что им надо взять.
Вот…
А ночью, в тиши, за мною,
Знаю, кто-то придет опять!
И послышится шепот строгий,
Словно шелест незримых крыл:
— Ты свернула с своей дороги,
Той, что я для тебя открыл.
Расточая свои щедроты,
Опьяненная суетой,
Ты небрежно забыла, кто ты,
Чьи светились в тебе высоты,
Кем доверенная мечта! —
И в отчаянье, чуть не плача,
Я взмолюсь: — Кто же ты, мой бред?
Или я — твоя неудача,
Твой невыполненный обет?..

Всем я рада, и все мне рады,
Но укор твой стоит стеной.
Помоги же сломать преграды
И вернуться к себе самой!

Я верю в тишь и дальние кочевья,
Вот почему в тот вечер голубой
Я вышла в сад молиться на деревья,
Чтоб помирить себя с собой.

Трещал и жмурился костер,
И речка ворковала,
И синий сумрак распростер
Над нами покрывало.
И даже полная луна взошла апофеозно,
Конечно, было не до сна,
А к ужину — и поздно.
Да, будут ждать, смотреть на дверь —
Твой брат, моя подруга,
Но нам не вырваться теперь
Из колдовского круга.
Ночная птица неспроста
В лесу заголосила:
Бывают странные места,
Таинственная сила…
Нет, мы не так уж влюблены,
Мы невзначай попались!
Но в эту ночь в лучах луны
Немножко целовались.
Мы просто заплатили дань
Луне и всем красотам!..
Меня в то лето звали «Лань» —
Наверное, за что-то.
Ты, ловкий кавалер, танцор,
Был «Барсом» вечеринок.
Но ты и с барсом этих гор
Вступил бы в поединок!

Костер давно угас… Но след
На дне души ютится.
И след костра, и голос птицы,
И наши девятнадцать лет.

Это что — весна?
Похоже…
Как ты думаешь?
А ты?
Вот и я не знаю тоже…
Что-то вроде… раз цветы!

Наливное, медвяное, летнее —
Для тебя, золотой, молодой…
Для тебя приносила к обедне я,
Окропляла свяченой водой.
На, кусай. Ах, как звонко ломается,
Дай и мне, откушу и отдам —
Как лукавые рты прижимаются
К обнаженным и влажным следам!
Да, такое же — Евино, грешное,
Но сегодня молились о нем —
Чтобы все преходящее, здешнее
Озарилось нездешним огнем.
Чтобы счастье земное, короткое
Преисполнилось Божьих даров —
Чтоб над ним Богородица кроткая
Улыбаясь, простерла покров.

Я хорошо защищена
Моими бреднями и снами,
Прочна воздушная стена,
Победно облачное знамя.
Его пернатые несут,
Опущен мост, но стражи строги!
Я не к тебе приду на суд
И ты не зван в мои чертоги.
Нет, зря, уверенно смеясь,
Ты предлагаешь мне смириться.
Владетельный, светлейший князь,
В моих владеньях я — царица!

Ногти огромные, желтые,
Волосы — вызов расческе.
Часто в пандан[29] прическе
Ходит с небритою мордою.
Грозно дымя папиросою,
В мир извергает хореи —
Пусть погибают скорее
Все королевы курносые.
Речи — под стать апостолу,
Громы Перуна пуще…
Схемы миров грядущих
Чертит ногтями по столу.
Добрые жители охают —
Знать, с Сатаною дружит,
А сам панихиды служит
Над каждою кошкой дохлою.

Я не страдаю, не бунтую. Я ем и сплю.
Но только краски побледнели. И я — не та.
И тех, кого я так любила, — я не люблю.
Нет веры, небо онемело. Там — пустота.

Почему не в Корею? В Корею — не надо.
Вдруг — огромный отель на скале водопада,
Наведен современный безжалостный лоск:
Освещенье, рекламы, витрины, киоск?..
Вдруг — и наша дорога асфальтом лоснится,
Та дорога, что нам незатоптанной снится…
Вдруг — столбы с проводами торчат у дороги,
Где когда-то в припляс отпечатали ноги
Под напевы играющей, звонкой воды
На камнях, на песке молодые следы.
Где кто жив и кто умер — встречаются вновь,
Где ночами, наверно, блуждает любовь…
Пусть же снится, как было: суровые горы,
Гроздь ночных огоньков, дружелюбные взоры
Керосиновых ламп в аметистовый час
Да реки бесконечный волшебный рассказ.
Это было. Мы этим навечно богаты.
Разве можно отнять то, что было когда-то?
Ничего, что от прошлого «рожки да ножки».
Вот в альбоме засушен цветок таволожки
В знак того, что Корея не сказка, а быль.
Только трогать нельзя — превращается в пыль.

Молчат нахмуренные горы,
Закутываясь в облака.
На небесах — переговоры:
Не время ли спускать снега?
Уже закончена «уборка» —
И листопад, и перелет,
Река шумит, но у пригорка
Утрами серебрится лед…
Но как тепла твоя забота:
Пушистый плед, вязанка дров!
И: «Ты не ужинала что-то…
Вот яблочко… Приятных снов…»
И поцелуй благопристойный.
Совет: закройся на засов!
Ушел… Шаги… И все спокойно,
Лишь слышно тиканье часов.
Переодевшись в рубашонку,
Ныряю с яблоком в кровать
(Воздушный поцелуй вдогонку).
Как хорошо! Но… скоро уезжать.
Туда, где шум, толпа и спешка,
Где каждый бьется за успех.
Где я — лишь выгодная пешка
Чужих расчетов и потех.
Где покупается «веселье»:
Скабрезный смех, бокалов звон…
Где мой партнер, в чаду похмелья,
Не помнит, с кем танцует он.
Где утром я проснусь — скорее
Развеять мой зловещий бред:
Случилось что-то там, в Корее,
Тебя в Корее больше нет!
И наконец дождаться вести,
Что для «отечественных благ»
Тебя с отцом и братом вместе
Упрятали в «родной ГУЛАГ».

Прошли года… Ушли надежды
Вернуться снова в милый край,
Где речка та шумит, как прежде:
Хоть ты живи, хоть умирай.
Мы живы. Врозь. С судьбой не споря,
Но греет память теплый след:
— А помнишь тот закат у моря
Тому назад с полсотни лет?..