Наталья Уланова - Лиса. Личные хроники русской смуты
Лиса запаниковала ещё больше.
— Сколько нас здесь?..
— С тобой — десять, — ответила мама.
— Десять…
Лисе захотелось домой. Захотелось немедленно уйти из этой убогости, от чужих незнакомых людей. Захотелось нестерпимо. Ей вдруг пригрезилось, что ото всех коек доносятся и повторяются упрямым злобным эхом страшные в своей беспощадности слова: «Воду можно только завтра. Только завтра… завтра… завтра…»
Захотелось потребовать ответа на самый главный на настоящий момент вопрос: «А сегодня, как мне быть сегодня?» — но даже его, этот вопрос, озвучить не было сил…
Потом мама долго гладила тихо плакавшую Лису по голове, и от этих ласковых, но беспокоящих душу касаний некуда было деться…
Чувство беспомощности, горькое и обидное, оглушало. Отчуждало от всех. Отныне и она попала в категорию людей, которым указывают, что им можно делать, а что нельзя, с которыми могут делать всё, что угодно. Которых жалеют. А ей теперь остается одно — слушаться и подчиняться. Подчиняться и слушаться. И вдобавок ко всему невыносимая боль, которая с каждым тщательно собранным глотком слюны разносится по всему телу. Всё дальше и дальше. Ну как тут не заплакать?..
Хорошо хоть слюна снова появилась. Только вот больше её раньше имелось или нет — было совершенно непонятно.
Ночь прошла тяжело. У Лисы выгнало температуру, и она с трудом вникала в происходящее вокруг. Раздражал какой-то особый, как потом оказалось навсегда врезавшийся в память, запах больничного неблагополучия. В полночь она не выдержала и попросила открыть окно, за которым ей послышался дождь. Ночь казалась бесконечной, было ощущение, что она продлится всю оставшуюся жизнь… Под самое утро пригрезившийся ей дождь и в самом деле пошёл. Он падал сплошной стеной, густо шелестя по веткам росших за окном тополей и платанов, навевая лёгкий исцеляющий сон и наполняя душу тихим, умиротворяющим звучанием. Под шелест дождя окончательно измучавшуюся Лису сморила чуткая беспокойная дремота.
Утро принесло заметное облегчение. Приободрившаяся Лиса силилась улыбаться, чтобы всем сразу было понятно: ей уже лучше и она раздумала умирать. Пришёл весёлый доктор и остался очень доволен своей больной. — Умничка! Так и надо!!! Скоро через весь город на свиданки будешь бегать! — заявил он на всю палату и рассмеялся, когда смутившаяся девочка зарделась.
Дождавшись маму и принесённый ею горячий куриный бульон, Лиса пожаловалась на шуточки «бессердечного» доктора. Рассказала про всё: и про «пиво», и про «котов-людоедов», и про «свиданки». Но мама лишь помогла ей усесться, подложила под спину подушку, заботливо подоткнула одеяло и, улыбнувшись, промолчала. Она была благодарна балагуру-доктору, который своими «глупыми шутками» отвлекает пациентов от излишних переживаний и страхов.
* * *Всё бы хорошо, если бы не бесконечные уколы… Каждые три часа толстая тупая игла беспощадно пробивает кожу. Каждый раз это как маленькая казнь, как ни зажмуривайся, ни кусай губы, ни отворачивайся — не отвертеться.
На следующий день начались наполненные «охами» и «ахами» посещения с поцелуями и вручением заботливо завёрнутых свёртков. Потом, после ухода посетителей, эти свёртки было не вскрыть — плотная упаковочная бумага не поддавалась ослабевшим после операции пальцам.
Ближе к обеду в палату влетела по обыкновению шумная Инка. Обняла, больно навалившись, запричитала, про то, как она, бедненькая Лиса, тут оказалась, а потом, выговорившись и напричитавшись, принялась жалостливо нацеловывать свою подругу, умильно роняя слезы. Целовала как неживую. Словно куклу. На прощанье оставила книжку Анатолия Алексина.
— Там рассказы хорошие, почитай… — со значением сказала она. — Всё равно тебе теперь больше делать нечего!
Интуитивно почувствовав неладное, Лиса с подозрением уставилась на книгу, но всё же вежливо поблагодарила и как только подруга ушла, открыла первую страницу. Чтение затянуло. Оторваться от сюжета, в котором рассказывалось о молодом человеке, умершем от перитонита, оказалось невозможно. Невольно ассоциируя главного героя с собой, перепуганная и оттого разозлившаяся Лиса лежала в испарине и шептала: «А я не умру! Ни за что не умру! Вот увидишь, гадкая Инка! Назло тебе не умру!!!» Подруга опять показала своё истинное лицо, но каждый раз Лиса ей прощала и знала, что простит и теперь… Будет и дальше страдать и терпеть вместо того, чтобы возненавидеть или отвадить раз и навсегда.
Вечером снова пришла мама.
Увидев заплаканные глаза дочери и осторожно её расспросив, возмутилась:
— Сколько я тебе талдычу: не дружи с ней! Не дружи!!! А ты не слушаешь! Ну какая из неё подруга?!
Лиса нахмурилась и замолкла.
Эх, мама, мама, неужели забыла: когда ругают близкого человека, его же защитить хочется!..
На третий день доктор разрешил подняться с постели.
Легко сказать «подняться», когда просто сесть — сложнейшая задача! Палата плыла перед глазами, хотелось лечь обратно и больше уже не вставать. Никогда и ни за что. Шатало, как от хорошего ветра. Но доктор смотрел с такой иронией что…
«Не дождётся!» — решила Лиса и, собравшись с духом, встала и пошла.
Первые шаги — они всегда самые трудные. Бредущая в туалет Лиса на всякий случай придерживала бок. Ей казалось, что от любого неосторожного движения шов непременно разойдётся и все её внутренности вывалятся прямо на недавно помытый и ещё пахнущий хлоркой покрытый кафелем пол. Пару раз Лисе попытались помочь, но она отказывалась.
— … я сама… — и упрямо сжимала дрожащие губы.
* * *Почему-то часто хотелось в туалет. В один из таких уже ставшихся привычными «походов», Лиса, через распахнутую дверь соседней палаты, абсолютно случайно, заприметила копошившегося возле общего холодильника симпатичного парня. Заприметила и невольно застыла на месте. Парень тем временем нашёл то, что искал, скользнул по ней совершенно незаинтересованным взглядом и исчез из виду. Правда, он успел улыбнуться.
То ли ей, Лисе, то ли какой-то своей мысли.
А Лиса, неожиданно для себя самой, вдруг смутилась, смешалась. Ей стало стыдно за свою скрюченную фигуру, облачённую в мешковатый, выцветший больничный халат.
Вечером опять нагрянули одноклассники. В этот раз — большой компанией. Они облепили кровать со всех сторон, и, окружённая этими гомонящими непоседами, Лиса лежала, как в люльке: вся в заботе, внимании, шутках и последних известиях.
— Не смешите меня, — взмолилась она вскоре. — Я не могу смеяться, мне больно…
Но кто её слышал?..
Впрочем, чего там скрывать, ей теперь было хорошо. С души буквально упал камень. Раз пришли, причём практически все, значит, никто не считает её виноватой перед Светкой!
Они так галдели, что возмущённые соседи Лисы попросили не умеющую себя вести молодёжь убраться из палаты подобру-поздорову. Лиса вышла их проводить на площадку. Там, на площадке, сквозило, но с одноклассниками было так весело, что — плевать на холод и последствия!
Возвращаясь в палату, Лиса снова увидела его…
Как же она хотела, чтобы и он обратил на неё внимание!
Но есть, есть и у Лис свои ангелы-покровители!!!
С недавних пор этот молодой человек стал частенько показываться в коридоре. Стоял с совершенно мечтательным видом и улыбался… Довольная этим обстоятельством, Лиса то и дело косилась в его сторону и прятала улыбку за тёмно-зеленой обложкой толстой Инкиной книги. Она стеснялась, что, впрочем, не помешало ей заметить светившиеся нешуточным интересом глаза парня. Их лучи кололи сердце посильнее переставших быть страшными уколов.
* * *В один из визитов мама вдруг обнаружила, что на Лису дует от окна и, на следующий день, как только на противоположной стороне, у стены, освободилось место, принялась за переселение дочери. Очень активно принялась. И поначалу никак не могла понять, отчего та упирается и отказывается…
— Мне и тут хорошо… Я здесь привыкла…
— Да никуда он не денется! — наконец догадалась о причине её упрямства мама. — Когда мужикам надо, они тебя из-под земли достанут!!!
— Кто не денется? Кого достанут? — переспросила порозовевшая Лиса, старательно изображая непонимание.
— Понятно кто, — ответила мама, деловито выгружая её вещи из тумбочки. — Самцы!
В палате сразу же перестали разговаривать и захихикали, а Лиса покраснела окончательно. Она разозлилась на неделикатность соседок — могли бы сделать вид, что ничего не слышали! Ну чего им стоило?
На новом месте Лиса чувствовала себя не так удобно… Самое неприятное заключалось в том, что было совершенно не видно происходящее в коридоре!
Ещё немного такой жизни и снова поднимется температура! Непременно поднимется!!!
Мама вскоре ушла, а раздосадованная Лиса осталась лежать. Настроение было отвратительнейшем. Раздражённой девочке даже книга стала казаться жутко тяжёлой. Причём не только в прочтении, но и для рук тоже.
