МИХАИЛ - СУПОСТАТКА
лицо, помедлило пару секунд, и отпрянуло; следом по лицу загуляли упругие сочащиеся
сосцы, рисуя неведомый орнамент, и заливая его, как форму, молоком.
Губы размякли, я смог их приоткрыть и сделать глоток ринувшего в рот молока. В
следующее мгновение - точно не могу сказать, то ли Настя это провернула, то ли я
бессознательно, как дитя, ухватился, - губы сомкнулись на тугом сосце...
Смейтесь, смейтесь, но я, здоровый 35 летний мужик, точно сосунок или телѐнок
присосался к титьке. Божественное ощущение струящегося по гортани парного молока не
передать словами... я одновременно словно таял в неге, и воспарял в неведомые
высоты...
Смутно помню, как насытился, как по телу с теплом растекались силы, как тело
сопротивлялось дергающей боли...
А потом вкрадчиво подступил сон, бережно укутал в нежное одеяльце...
И ещѐ: где-то далеко-далеко на задворках сознания тряпицей трепыхнулось - на
земле валяешься, простудишься...
12. СУПОСТАТКА
Очнулся, когда уже занимался рассвет. Первое, что почувствовал и увидел, уже
знакомая мизансцена: по бокам, стиснув меня, лежали телята, на мне распласталась
Раечка, в головах Настя.
Вокруг господствовала удивительная предутренняя тишина, прохладная и влажная.
Дождь, похоже, ещѐ ночью кончился.
51
Боль, словно дожидалась моего пробуждения: едва начал себя осознавать, как она
тотчас вогнала свои шипы в моѐ многострадальное тело. И не просто вогнала, а ещѐ
садистски ковырялась в ранах.
Я не сдержал стона. Тут же все зашевелились. Легко соскользнула с меня Раечка,
поднялись телята. Настя, прежде чем встать, обдала моѐ лицо жарким дыханием,
вопросительно мукнула.
Я не в силах был выдавить даже полслова, поэтому тоже промычал, точно и
вправду был еѐ третьим телѐнком.
Светлело на глазах. Вскоре я отлично рассмотрел своѐ тело. Раны раздуло и они
имели неприятный сизый вид. С великим трудом, искусав в кровь губы, приподнялся,
чтобы поближе рассмотреть раны.
Причиной нарывов явились остатки дерева - занозы. Я совсем упал духом:
самостоятельно мне их не вытащить. Итог известен: сепсис, заражение крови, гангрена.
Одним словом, каюк...
Разбухшие ноги не желали подчиняться, впрочем, как и руки. Меня лихорадило:
трясло и корѐжило, порой, казалось, что некто разделывает меня, как птичью тушку.
Стиснув зубы, я выл...
Надо мной мукала Настя, точно беспокойно спрашивала: "Что? Чем тебе помочь?"
Ей вторили телята: "Мама, ему плохо. Помоги же!"
Милые, родные мои сестрѐнки-братишки, вы ничем не можете помочь. Что могли,
уже сделали... спасибо...
Меня швыряло в ледяную бездонную пропасть, но на полпути острый крюк ловил, и
резко выдѐргивал на поверхность...
В минуты просветления почувствовал, как Раечка слизывает крупный пот с моего
лица, затем, спустя вечность, кладѐт рядом с моей головой тушку молодого гуся...
Ах, Раечка, если бы это помогло, я бы вонзил зубы в твой дар... но, увы, увы, увы...
Некто опотрошив моѐ тело, оставив одну боль, вновь швырнул в пропасть. И опять
крюк поймал, но неудачно: тело сорвалось и понеслось вниз, на ходу превращаясь в
ледышку...
... и вдруг явственный голос, грубоватый, девичий:
- Слушай, ты, одноухая, завязывай. Я ведь могу рассердиться и по морде съездить.
Или второе ухо отчекрыжу. Ну, чего шипишь? Я твоему хозяину помогла? Помогла. Скажи
спасибо, и затухни. Что? Дичь вашу взяла? Я должна есть, как ты думаешь? А хозяин
твой в отключке, ему не до жаркого.
Боли не было! тело необычно лѐгкое, будто оболочка, наполненная воздухом, там,
где были раны, щекотно холодило, словно в отверстия вырывался воздух. Веки тяжѐлые -
глаз не открыть. Шевельнул рукой, затем ногой - действуют!
Прохладный мех тронул обнажѐнное тело.
Я умер? и где-то на полпути к конечной цели? Почему же так чѐток девичий голос и
явственно пахнет жареным мясом? Треск дров в костре, угрожающее шипение Раечки...
Еѐ-то здесь не должно быть: живая ведь...
Спустя пару минут тяжесть в голове рассосалась, и я смог открыть глаза. И не
просто открыл, а распахнул до предела, поражѐнный увиденным: у загона стояла
расѐдланая лошадь и обнюхивалась с любопытными телятами. Под навесом весело
потрескивал костѐр, над ним на вертеле жарился гусь. Рядом, на корточках, сидела
плотная девчонка... в одеянии киношной амазонки. К стоящей поодаль чурке прислонѐн
каплевидный щит, копьѐ и меч.
Я зажмурился, встряхнул головой, вновь открыл глаза: виденье не исчезло. На глюк
не похоже: слишком живой выглядела девчонка. Она как раз потянулась щепочкой
проверить готовность гуся, щепочка переломилась, и пальцы девчонки ткнулись в
гусиную тушку - девчонка отдѐрнула руку, ругнулась ("Зараза!"), и сунула обожжѐнные
пальцы в рот.
Что же тогда, если не глюк?
Лѐгкий шорох - и в следующее мгновение на меня уставились глаза Раечки.
Мордочка еѐ была до комичного обиженной, весь еѐ вид, буквально, говорил: "Ты тут
52
прохлаждаешься, а какая-то нахалка слямзила гуся, которого я тебе принесла. И ещѐ
грозится по морде съездить... За что?"
"Счас разберѐмся, успокойся, счас проясним, кто в доме хозяин".
Я медленно приподнялся, сел. Раны не беспокоили, ну, разве что слегка зудели.
Закутавшись в меховую накидку, поднялся.
Девчонка быстро глянула через плечо, затем резво вскочила, отступив к своему
оружию.
-О, хозяин поднялся. Привет. На каком языке будем общаться?
-Желательно, на русском.
Девчонка икнула, судорожно сглотнув, грузно осела на чурку.
-Вы... это... Где я? Какое сейчас время?
-Это один из островов будущего Петербурга. А время, думаю, начало нашей эры.
-И... что вы здесь делаете?
-Встречный вопрос: как ты здесь оказалась?
-Долгая история, - девчонка уже справилась с минутной растерянностью. - Не фига
себе сказала я себе! Что угодно ожидала, но чтобы... такого же встретить...
-Какого такого?- Я подошѐл к костру, Раечка замерла столбиком в двух шагах от
меня, явно в ожидании сцены, когда я прогоню нахалку.
-Ну, из будущего. Вы из какого?
-2006.
-Не фига себе! - Девчонка тоже приблизилась к костру. - Я из 1973-го. Вперѐд только
в 79 была, а потом... древний мир. Гусь, наверно, уже готов. Поедим? Есть охота жуть...
тыщу лет крошки во рту не было...
Пока девчонка ходила в дом за посудой, я подкатил к костру три чурки - две чтобы
сидеть, третья вместо стола. Затем девчонка препроводила гуся на поднос, вынула из
сапога древний нож и ловко разделила мясо на равные куски. Один кусок наколола и
швырнула Раечке:
-Держи, фыркалка.
-Еѐ Раисой Фѐдоровной зовут. Раечка.
-Как?! Раиса Федоровна? У нас химичка была, Раиса Федоровна.
Пришло время мне икать и судорожно сглатывать.
-Что? Не верите?
-Ты откуда... начала путь?
-Из Нижне-Чуйска. Вы о таком и не слыхали.
-Ты права: не фига себе, сказал я себе. Я родился в Нижне-Чуйске, и до армии жил
на Зелѐной улице.
Девчонка распахнула глазища, вернула гусиный окорочѐк на поднос.
-Не фига себе! И я на Зелѐной, в последнем доме.
-Силина?
-Д...да, Рита. А вы?
Я сказал. Рита вздрогнула, странно хмыкнула.
-Офигеть! Я же вас знаю. Вы с Надькой, сестрой моей, ходили. Не помните, как я вас
в баньке застукала: целовались взасос, уже раздеваться начали?.. Офигеть не встать!
Как такое может быть?
-Я бы тоже хотел знать. Ладно, Рита, давай спокойно поедим - разговоры потом.
Времени у нас для разговоров немеряно.
-Да уж...
Мы, действительно, молча приговорили гуся, кости бросали Раечке, которая съев
первый кусок, недоумѐнно взирала на добротно обглоданные кости: что происходит? Эта
нахалка-чужачка ест мясо, а мне швыряют пустые кости? Где справедливость?
Вообще-то мне сейчас было не до терзаний Раечки. Ел я чисто машинально,
погрузившись в мысли. Подумать было о чѐм. Появление Риты круто меняло привычный
ход моей жизни. У неѐ, по-всему, "часы" в рабочем состоянии, значит... есть шанс
вернуться домой...
-Не получится,- вдруг обронила Рита, вздохнув.
-Что? Ты читаешь мысли?
53
-У вас на лице всѐ написано. Вы хотите вернуться? Сломалась моя машинка, сдохла.
Пока вы были в отключке, я хотела по-тихому смыться, но... как видите. И у вас не
фурычит?
-Не фурычит. Грустно получается, Рита.
-Ерунда. Мне нравится такая жизнь. Надоело мотаться... то греки, то скифы, то
вообще какие-то чурки узкоглазые. Ни поговорить по-человечески, ни расслабиться.
Чтобы день прожить, приходилось и мечом махать и копьѐ метать...
-Амазонка...
-Это по-гречески. Вообще-то они сарматки, родственники скифов. Офигенная
житуха... Поначалу нравилось, многому научилась... Потом насмотрелась крови,
