Dmitrii Kazakov - Черное знамя
На мгновение Олегу даже захотелось закричать от радости – они не смогли, все эти жандармы, полицейские и судьи не сумели заглушить голос евразийского колокола, зовущего народы России к истинной свободе!
Так, что там пишут?
«Президент Алексеев побывал на закладке нового крейсера…»… похоже, генерал, уверенно приближающийся к семидесятилетию, собрался пережить не только Российскую империю, но и Январскую республику.
И мы ему в этом поможем.
«Премьер Балашев выступил на открытом заседании Московской городской думы…».
Балашев? Не Коковцов?
- Это что, у нас новое правительство!? – спросил Олег.
Машина мчалась на запад, подпрыгивая на кочках и ухабах, и говорить, чтобы тебя услышали, приходилось громко.
- Да, еще с марта! – отозвался Ортенберг. – Алексеев, наконец, поддался на уговоры. Сколько лет ему дули в уши, что Коковцов слишком либерален, что он чуть ли не марксист, и вообще…
Теперь, значит, Петр Николаевич Балашов, юрист, дворянин, глава Всероссийского национального союза, умеренно правый, что не устроит ни левых, для которых любое подозрение в монархических симпатиях – что красная тряпка для быка, ни оголтелых националистов, коим всякий, кто не готов целовать портрет Николая Второго и ходить крестным ходом – вражина.
Кроме того, человек, начисто лишенный опыта государственного управления.
Одно дело – выступать с трибуны в Земском Соборе, критиковать оттуда действия министров, и совсем другое – управлять этими самыми министрами и выносить нападки дерзких на язык гласных.
Скорее всего, Балашев пытается угодить и нашим и вашим, и долго на месте не усидит.
- Посмотрим, сколько он продержится, - мысли Ортенберга, похоже, текли в том же направлении. – Наши об заклад бьются, что не больше полугода, самые решительные говорят о трех-четырех месяцах.
Олег листал газеты одну за одной, проглядывал заголовки, останавливался на фотографиях. Читать все равно не мог, слишком уж трясло машину, но хватало и обрывков информации, чтобы понять, что творится в стране.
Коковцов ушел, и это хорошо для ПНР, но прочее выглядит не очень славно…
Продолжают активно строить железные дороги, а это верный признак экономического бума… обилие рекламы говорит о том, что люди покупают предметы роскоши, что у них есть лишние деньги…
В такие стабильные времена народ мало интересуется политикой.
Что одна партия, что другая, и какая разница, чем они отличаются в идеологическом плане? Главное, что у меня есть работа, мои дети сыты, жена одета по последней моде, и кое-что отложено на черные времена!
Недовольные если и имеются, то их очень мало… а именно недовольные нужны ПНР.
Да, партия выжила, несмотря на гонения со стороны властей, но вряд ли чувствует себя очень уж хорошо… Хотя наверняка не лучше обстоят дела и у прочих крайних, от Союза Русского Народа до большевиков-эсдеков…
«Новая Россия» косвенно подтверждала догадки Олега.
Она стала куда более спокойной, благопристойно-приглаженной, чем он помнил – никаких шокирующих рассказов о подвигах дружинников, ядовитых фельетонов, зажигательных речей с обличениями; скучный отчет о губернской партийной конференции, описание евразийской благотворительной программы «Зимняя помощь», рассказ Савинкова, при одном взгляде на который сводит скулы.
- А что вождь? – спросил Олег, наклоняясь вперед.
Когда он угодил за решетку, в июне двадцать пятого, Огневский уже находился в заключении, и доводил до бешенства обвинение, выступая с пространными речами прямо в зале суда.
- Все там же, - ответил Ортенберг, сам живое подтверждение того, что в ПНР не все ладно: будь на месте, не уйди в сторону, не разочаруйся в движении более опытные товарищи, никто бы не доверил этому юнцу столь ответственное место.
Хотя, может быть, он исключительно талантливый журналист и организатор?
Но одно вовсе не исключает другого.
В статье «Народная дружина на победной дороге» Олег наткнулся на упоминание о «тысячнике Маркове, главе НД в столице»… Ага, выходит, что Голубова либо еще не выпустили из тюрьмы, куда тот угодил на две недели раньше Одинцова, либо он освободился и отошел от партийных дел…
И то, и другое выглядит неплохо.
Осенью двадцать пятого отставной подъесаул, размахивая нагайкой и брызжа слюной, ворвался в редакцию «Новой России» и пригрозил, что разгромит тут все, если «жидовские писаки» не извинятся за напраслину, возведенную на доблестных дружинников… выяснилось, что тысячнику не понравилась подача одной из «рабочих акций» НД, видишь ли, она была описана излишне реалистично.
Заминать конфликт пришлось самому Савинкову.
Так что Олег не расстроится, если Николай Голубов еще годик-другой посидит или уйдет из ПНР.
- Но ему позволяют статьи писать, гостей пускают, так что наши у него бывают иногда, - Ортенберг рассказывал, в каких условиях содержат Огневского в Петропавловской крепости.
Да, самая известная тюрьма сгинувшей империи стала, похоже, чем-то вроде курорта.
Пока Олег изучал «Борьбу», они миновали пригороды, подняв голову, обнаружил, что автомобиль движется уже по Петрограду. Несколько поворотов, справа остался мост, изогнувшийся над водами Невы, мелькнул в стороне уродливый памятник президенту Витте, поставленный в прошлом году, и машина затормозила.
Строение номер девятнадцать по Разъезжей улице.
Штаб-квартира ПНР в столице республики, не такая внушительная, как московский Черный дом, но все же солидная.
- Приехали, - весело объявил Ортенберг. – Прошу выходить.
В вестибюле за то время, что Олег тут не был, появилась настоящая проходная с вертушкой, будкой вахтера и двумя охранниками - подтянутыми дружинниками в начищенных до блеска сапогах и черной форме без погон, которые президент Алексеев полтора года назад запретил носить всем, кроме армии, жандармов и полиции.
Оружия на виду они не держали, но вряд ли, учитывая привычки НД, стояли тут с голыми руками.
- Вот, товарищ со мной, - Ортенберг предъявил вахтеру какую-то бумагу.
Проходя мимо дружинников, похожих на мраморные статуи, Олег почувствовал себя неловко в старом, потрепанном костюме, десять месяцев хранившемся на вещевом складе Шлиссельбургской крепости.
Но ничего, не одежда красит человека, делает его тем, что он есть.
Хотя неплохо бы было переоблачиться…
Они поднялись на второй этаж, и свернули направо, в ту сторону, где в торце коридора расположена отдельная приемная, предназначенная для прибывающих в Петроград важных партийцев.
Дважды тут появлялся Хаджиев, получивший среди своих прозвище Хан, единожды «разбивал шатер» сам Огневский, приезжали Померанцев, Савицкий, Розин. А вот Штилер, сам коренной петербуржец, не баловал столицу страны визитами, предпочитая ей столицу евразийского движения, древнюю Москву.
Но сейчас он здесь, плетет свою паутину из слов и замыслов.
Дверные петли чуть слышно скрипнули, Олег вступил в хорошо ему знакомую комнату, и не сдержал радостной улыбки – на облезлом диване, обтянутом красным плюшем, сидел собственной персоной Севка Багров, круглый и нахохленный, точно замерзший воробей.
- Так, шеф пока занят, нужно подождать немного, - сказал Ортенберг. – Я позову.
В этой комнате обычно помещались секретари и помощники прибывшего в Питер высокого лица, для него самого предназначался просторный кабинет, расположенный вон за той обтянутой кожей дверью.
Глава сектора печати исчез за ней, а Олег подошел к Севке.
- Ох ты, ничего себе, и вообще! – тот вскочил, радостно обнял бывшего начальника. – Выбрался?! Похудел, конечно, побледнел, но ничего, мясо на костях сохранилось! Рассказывай!
- Не о чем, - Олег покачал головой, думая, что еще годик-другой в одиночке номер «двадцать семь», и ни о каком мясе речи бы не шло, не сойти бы с ума, подобно иным узникам. – Лучше ты.
- А чего я? – Севка пожал плечами, и они опустились на диван.- Работаем понемногу. Сидим все там же, денег у них нет…
Как обычно, Багрова достаточно подтолкнуть, а дальше он начнет болтать сам, только успевай слушать.
За три минуты Олег оказался посвящен в партийные сплетни, еще через пять знал обо всем, что творится в России, и приготовился уже слышать о событиях за пределами родной страны, когда разговор свернул куда-то в сторону.
- Представляешь, - Севка понизил голос и оглянулся, словно их могли подслушать. – Приходил тут к нам в редакцию старичок один, неприметный такой, рукопись свою притащил…
Ну да, жаждущие признания и славы графоманы периодически заходили и в «Новую Россию», хотя обычно предпочитали издания более известные, с большим тиражом и хорошей репутацией.
- Я, как обычно, велел ему оставить, он и ушел, - говорил Севка необычно для себя тихо. – Оказалось, что это был отставной генерал-майор Теплов Владимир Владимирович, командир бригады второй гвардейской пехотной дивизии…
