Олехнович Борисовна - КНИГА ОЛЕХНОВИЧ
мои недоработки, раскладывая их по полочкам. Я одномоментно обижалась, но, ворочаясь
вечером с боку на бок и вспоминая её замечания, признавалась себе в том, что она была
права, старалась прислушаться к её словам и исправить ошибки. Любовь Николаевна
обладала врождённым чувством собственного достоинства. Уже в те времена, задолго до
перестройки и демократии, она говорила, что преподаватели не должны застилать постели
студентам и встречать их чаепитием в общежитии по приезде, что это унижает достоинство
преподавателя, что советские педагоги должны себя ценить и отдаваться тому делу, которому
предназначены, – преподаванию. Я писала в те годы к капустнику один из вариантов романса
«Калитка»:
Лишь только вечер затеплится синий,
В общежитье дежурить иду.
Все студенты меня кастеляншей
Называли в прошедшем году.
64
Постелю мавританцу простынку,
Нигерийцу заклею окно,
Принесу я из дома им коврик –
Дома я не живу всё равно.
Лишь только утро в окошко заглянет,
Иностранцев иду я учить.
Только то, что я преподаватель,
Очень трудно теперь объяснить.
Отворю потихоньку я двери
И войду в тихий свой кабинет.
Никому никогда не поверю,
Что прекраснее есть факультет.
1983 г.
Только спустя десятилетия, уже во времена перестройки, обычай обслуживать
приезжих иностранных студентов силами преподавателей был отменён, и мы ещё раз
убедились в мудрости и дальновидности Любови Николаевны, но тогда её уже не было…
Любовь Николаевна регулярно проводила заседания секции математики, очень разумно
и продуктивно обсуждала открытые занятия, делилась опытом и держала свою секцию
на должном деловом и дружественном уровне. Она беспокоилась о своих выступлениях
и выступлениях коллег-математиков в Воронеже, Астрахани, Ереване, к которым
готовилась серьёзно и ответственно. Осуществляя как завсекцией контрольные посещения
преподавателей математики, она критиковала не человека, а недоработки в занятии, не
забывая при этом похвалить за педагогические находки и удачи. Если её что-то веселило,
то она хохотала так искренне, громко и заразительно, что «детский» леваденковский
смех стал нарицательным на кафедре. В те годы на капустнике ходила частушка:
Леваденко так смеётся – дом у Рыжкина трясётся!
А жильцы всё это слышат, на студентов письма пишут.
Дом будущего ректора РИСХМа А.А. Рыжкина был напротив подфака и общежития №3
для студентов-иностранцев, и постоянный шум беспокоил жильцов дома. Её смех иногда
было слышно через стенку из преподавательской в кабинете заведующего, и даже занятый
серьёзными делами В.Н. Землянухин начинал улыбаться.
Математика – наука точная.
Дела на кафедре опять же срочные.
И Никанорыч за столом
О цифры мудрым бьёт челом.
Но стоит только услыхать
Весёлый хохот через стенку,
Как молодеет он опять,
Краснея, просит не смущать,
Хотя б в полсилы хохотать,
Чтоб «детским» смехом Леваденко
Авторитет не подорвать.
При этом над столом нагнётся,
И сам нет-нет и улыбнётся.
Из посвящения Любови Николаевне Леваденко, 1977 г.65
Любовь Николаевна праздновала на кафедре своё 60-летие. Кафедра подарила ей сервиз,
и каждый член кафедры подносил ей кто блюдечко, кто чашечку, кто чайничек. Нам казалось,
что она совсем пожилой человек. Теперь, когда многим из нас перевалило за шестьдесят, в
воспоминаниях она смотрится гораздо моложе.
Одевалась Леваденко одновременно строго и нарядно, со вкусом, в сшитые ею самою
вещи – от платьев до пиджаков. Как-то с каким-то делом она побывала у меня дома и
сказала мне настолько приятные в её устах слова, что я вспоминаю их с теплотой и
благодарностью до сих пор: « Людмила Борисовна, раньше я вас просто уважала,
а теперь ещё и люблю»… Будучи искренним человеком, Любовь Николаевна
оценила мою добросовестность в работе, а увидев скромную домашнюю обстановку
и отношения с родными, поняла мои ориентиры, по-человечески созвучные ей.
Одной из первых Леваденко получила медаль «Ветеран труда». Она спросила меня: « Это
вы подавали мою фамилию на медаль? «За ветхость» называется. Если б хоть квартплату
за неё снижали или проезд в транспорте. А так…ничего». И опять она оказалась права: через
много лет наше государство стало давать денежную дотацию ветеранам труда за квартиру
и транспорт.
Л.Н. Леваденко часто говорила сотрудникам кафедры и хорошее, и плохое,
иногда на чуть повышенных тонах. Она была как бы не очень удобным человеком,
но никогда никто не пожаловался на неё, считаясь с её опытом, мудростью и
искренностью. Она работала на кафедре до тех пор, пока были силы и здоровье.
Я очень благодарна Г.А. Шегуровой за то, что она, встретив, (правда, случайно) Любовь
Николаевну в одной из больниц, уделила ей человеческое внимание. Хоронили Любовь
Николаевну родные и наша немногочисленная кафедра.
У меня до сих пор ощущение, что я ей чего-то недодала, не сказала при жизни самых
важных слов. А она успела, сказала. Простите меня, Любовь Николаевна, если можете… Вы
были настоящим Человеком и Учителем.
ИСПАНСКИЕ МОТИВЫ МАТЕМАТИКА ЛЮДЫ ПЛЁНКИНОЙ
Людмила Николаевна Плёнкина
У Плёнкиной Людмилы
На вид не сыщешь силы,
Но в математике она,
Как Попенченко, сильна!
Для славы и для блеска
Стань, Люда, Ковалевской!
Из посвящения Людмиле Николаевне
Плёнкиной,1976 г.
Секция математики в 70-80-е годы была представлена
ещё двумя преподавателями: Людмилой Николаевной
Плёнкиной и Жанной Абрамовной Кузьмичёвой. Люда
Плёнкина была моложе всех в секции. Умненькая,
спокойная, с мягкой женственной улыбкой, она была
сильным, образованным математиком, прекрасным
педагогом, доброжелательным и коммуникабельным
человеком. Когда заседала секция математики, со стороны
было приятно наблюдать, какой в секции человеческий и
66
профессиональный контакт: заинтересованные аккуратные головки женщин–математиков
дружно склонялись над чем-то понятным только им – очередным заковыристым примером
или задачей. Вопросы педагогики и математики решались в секции на равных. Ещё бы!
Ведь это были Т.Я. Пападмитрий, Л.Н. Леваденко, Люда Плёнкина и Ж.А. Кузьмичёва – все
думающие и постоянно растущие над собой, как образно выражалась Тамара Яковлевна.
Поработав на Кубе, Люда влюбилась в эту страну и в кубинцев, которые ей подошли
по открытости и лёгкости общения, а Куба – по незабываемой тропической красоте и климату.
В те времена за границу (даже на социалистическую Кубу) ездили только избранные:
дипломаты и их жёны, часто малообразованные, а также посланники с других подфаков, но
те, которые могли танком пробиться и обойти своих менее расторопных коллег.
Наш факультет – другое дело. Руководство его было таким, что всё решалось по справедливости.
На Кубе Люда попала в окружение «совьетикос» совсем другого типа, чем она. На кафедре
хранится её открытка с Кубы – крокодилий питомник и подпись с другой стороны: «В таком
коллективе я буду встречать Новый год...»
Л.Н. Плёнкина с иностранными студентами
Молодость, профессионализм и приятность в общении Л.Н. Плёнкиной не могли оставить
равнодушными иностранных студентов, особенно латиноамериканцев, с которыми она стала
работать по приезде, тем более что к её преподаванию математики присоединился испанский
язык. Люда, ничего не объясняя, принесла заявление об увольнении по собственному желанию
замещающей меня в должности завкафедрой на время моей командировки на Кубу Г.А.
