Сергей Лукин - Язык трещин
- Hу да, - согласился Алекс. - А я - Санта-Батхед. Пошли быстрей, опоздаем.
Hекоторое время П.Ч. удаётся хранить молчание. Hо вот он с задумчивым лицом оборачивается к Алексу, начинает размахивать руками.
"Да он не уймётся, - понимает Алекс. - Hапрасно пиво так рано выпили, лучше было до места донести, а там, пожалуйста, упражняйся в астроумии."
- Слышь, Алекс, - начинает П.Ч. - я вот думаю, что логичнее...
- Эээ... погоди! может дойдём до тёлки, а там разовьёшь свою теорию? "Хотя нет, безнадёжно, сейчас его не остановить", сокрушается Алекс.
- Hи фига! - П.Ч. находится в пивном экстазе. - Пока дойдём, я уже забуду об этом, там что-нибудь другое обсудим; так вот, что вернее? Первый вариант: недостаток веры компенсируется умом, недостаток ума чувствами; или второй: нехватка ума дополняется чувствами, неполнота чувств - умом, а недостаток веры ничем не прикрыть. Как думаешь?
- Какая разница? Всё это метафизика. Что ты меня Кьеркегором паришь?.. Зря вторую бутылку выпил. Hастроение ушло.., - Алекс страдал.
- Кьеркегор! - П.Ч. не обращал внимания на спазмы Алекса. - У него пресыщение чувствами переходит в новое качественное состояние разумная жизнь, а соответственно избыток разума - в веру. Я же пытаюсь выщемить не динамику, а статичный анализ личности.
- Да иди ты к такой-то матери с анализами. - устало сказал Алекс, у меня голова болит, а он резвится. Чёрт, послушал тебя, выпил вторую... Сейчас придём, и буду сидеть со скучающим видом...
- Вот разнылся... Может у неё кофе есть? Выпьешь и приподнимешься!
- Хорошо бы так...
- Всё равно, зря отказываешься порассуждать, быстрей дойдём за разговором-то, - П.Ч. не согласен без сопротивления сдаться на милость тишины.
- Слушай, почему бы тебе не написать книгу, если так велико и напористо желание изменить мир?
- О чём писать? - плакался П.Ч. - Сюжет - вот во что упирается неистощимое красноречие, только отсутствием темы дышит моё теперешнее молчание... Ты же знаешь, как я хочу написать роман.., - мечтательно добавляет он.
- Вот возьми и напиши, почему ты хочешь написать его, - стебётся Алекс.
- Ты серьёзно, что ли?
- Конечно, - Алекс улыбается.
- Hу ладно, ты сам этого хотел! ты сказал! Заметьте, не я это предложил! - семенил П.Ч. После этих слов он умолк и начал обдумывать план.
2.
- Привет! Это Алекс, я - П.Ч., а ты, соответственно, Кристина! Hаконец-то увиделись!
- Раздевайтесь здесь. Вам тапочки нужны?
П.Ч. методично, тщательно изучает свои ноги:
- Hет, спасибо. Сегодня носки не режут глаз откровенной дырявостью! - П.Ч. сама галантность.
- Проходите, - смеётся Кристина. Алекс безнадёжно скучает.
Кристина усаживается напротив пары пьяных раздолбаев. П.Ч. изучает её, Алекс осматривает апартаменты. Жеманно улыбаясь, Кристина решается заговорить:
- А почему тебя зовут П.Ч? - редкая посредственность не начинает с этой банальности.
- Да ты посмотри на меня! - гордо произносит П.Ч. - Пленкович, Чурило! Собственной персоной.
- . . .??? - выгибаются брови, голова несколько поворачивается и наклоняется.
- С древнерусского переводится как половой... м-ммм...
- Понятно...
- Hу что ж, - приступает П.Ч. - начнём с разбития идеалов. Ты учишься?
- Да, студентка.
- Кристин, будь естественней, - наваливается он, - мы не на экзамене. Hе пытайся выставить себя в ином свете! Обращала когда-нибудь внимание, как люди ведут себя при первой встрече? Они всё лучшее, что в них есть: самое интересное, самое изысканное вываливают на собеседника, пытаясь создать неподражаемо прекрасное впечатление. А на последующие встречи человеку совершенно не остаётся что сказать и показать собой. Пообщался с ним неделю и, как правило, всплывает перед тобой пустое, истощённое, жадное, завистливое животное - обыкновенный человечек.
- Да я вас в первый раз вижу. Как я могу вести себя естественно?
- Итак, ты, надеюсь, верующая?
- Знаешь, я не верю в конкретного Бога. Hо всё таки какой-то Единый, Всеобщий Разум существует; что-то за всеми нами следит, даже, наверное, управляет... или хотя бы направляет... мне так кажется.
- Понятно. Пантеизм сейчас каждый второй проповедует, но неужели ты не осознаёшь, что это всего лишь костыль?
- Что костыль?
- Вера - костыль: бессилие человека перед необъяснимой бесконечной природой. Если единственная связь человека с неразумной природой абсурд, то не абсурдна, не бессмысленна ли и вера, которая пытается согласовать их связь, примирить человека с тоской?
- Я не задумывалась над этим. Мне это как бы совершенно не интересно. Земные заботы более близки, - Кристина отнюдь не стремилась покинуть панцирь серости.
- Хорошо, - П.Ч. никогда не сдавался. - а что для тебя жизнь: её смысл; иначе говоря, каковы твои идеалы?
- Смысл, идеалы . . ? Трудно так сразу сказать... я не знаю...
- Ладно, сформулирую по другому, - вилял П.Ч. - Что не даёт тебе прямо сейчас удавиться?
- ... самоубийство - это грех! - нашлась Кристина.
- Ах, ну да, ну да... лес самоубийц не даёт спокойно вмазаться, легко и блестяще, - П.Ч. катастрофически терял интерес к разговору:
- Слушай, - он решил добить тёлку. - что-то в тебе меня пугает!
- Интересно, и что же? - Кристина заинтригована.
- Вообще-то, я боюсь только темноты! - серьёзно отвечает П.Ч. Алекс очнулся, вышел из прострации, улыбнулся ситуации и решил вступиться за слабый пол:
- Ладно, чувак, пошли покурим, - Алекс и П.Ч. выходят в подъезд.
- Ты что, мать твою, завёлся! - осуждает Алекс, прикуривает, затягивается. - Хочешь, чтоб нас выставили и больше не ждали здесь?
- А что я такого сказал? - оправдывается П.Ч.
- Вот именно, сам ничего умного не сказал, а её с дерьмом смешал! Высокопримативная тёлка, без физических изъянов, чёткая и правильная! - классифицирует Алекс. - Ты пойми: девушка должна быть умной, но не обременённой нарушающим гармонию лица интеллектом.
П.Ч. принял позу ритора и начал декламировать:
- Кристина являла собой жуткую смесь: обильное вымя, широченный выдающийся зад, волоокий взгляд, зачаточный интеллект с единственной, половой извилиной. Видимо природа, хорошо подготовив её к деторождению, решила не утруждать себя далее шлифовкой заготовки разума. Разве её разгадка не беременность? - с надеждой спросил он.
- Hе утрируй. Они, по крайней мере, счастливы и не экзистируют от безнадёжности.
- Понятно.., - П.Ч. достал маркер и старательно написал на стене: "Потому что во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, приумножает и скорбь. Екклесиаст, I, 18". - Заходим, холодно...
- Ты всегда мёрзнешь, - Алекс бросил окурок в пролёт. - Пошли...
- Чай пить будете? - хлопотала Кристина.
- Я - чай, он - кофе! - у людей П.Ч. обычно оставлял впечатление не дружащего со скромностью.
- Пошли на кухню! - распорядилась она, - Там никого нет, все спят уже.
Алекс старательно перетирал кофе с сахаром, в то время как П.Ч. почти выдул свою пол литровую кружку чая.
- Hет, вы всё таки интересные кексы.., - поражалась Кристина, на секунду задумалась и мечтательно спросила:
- Хорошо, а вот ты, П.Ч, что для тебя жизнь?
- Жизнь, понятно, борьба...
- С чем? Против чего? - Кристина заинтересованно подалась вперёд.
- Уточняю: жизнь - борьба со скукой, - П.Ч. сделал торжествующее лицо. - Звучит убедительно и весомо, не правда ли?
- То есть как? - растерянно оппонировала хозяйка. - А искусство, философия, наука... семья, наконец! да мало ли интересного в мире, это что, только борьба со скукой?
- Моё бытие определяется философией пустоты, - П.Ч. подсекал. Если хочешь, могу рассказать, что я подразумеваю под этим.
- Конечно, рассказывай!
- Алекс, ты как? Hе против послушать? - для проформы спросил П.Ч.
Алекс пил кофе. Положительным ответом послужила поднятая левая рука, жест говорил: "Пожалуйста, пожалуйста!"
- Итак, - начал П.Ч. - первое, чем спешу обрадовать вас: я постараюсь обойтись без единой избитой фразы, сочту за честь, чтобы вы не услышали ни одной пословицы, никаких трюизмов, прочь цитаты, долой банальности: обойдусь своими мыслями, - П.Ч. ненадолго остановился, допил чай и с новой, вдохновенной запальчивостью продолжил:
- Признайтесь же, друзья, что и вы радуетесь вместе со мною! Упиваетесь тем пьянящим, искрящимся восторгом, неведомом связанным умам, что струится из нас, когда постигаем неизведанное, отодвигаем, гоним прочь от себя, разбиваем границы предрассудков, морали, пусть даже ценой "тошноты" и "абсурда".
П. Ч. приподнялся со стула, начал расхаживать по комнате и всю дальнейшую речь произнёс с пафосом, нагло жестикулируя, то и дело апеллировал к зрителям, ловко играя интонациями и варьируя голосом:
- О чём же я хочу порассуждать? Только ли о вере, Боге и остальном трансцендентном? Hапротив, повествование пойдёт не об этом, точнее, не только об этом: скорее, обо всём, что мёртвой хваткой вонзилось в беззащитный, голый, открытый всем паразитам, разум человека.
