Эл Оспрей - городские рассказы
Полицейский достаёт из нагрудного кармана рубашки блокнот и что-то записывает в него, время от времени поднимая взгляд на задние двери «скорой».
Белобрысый врач достаёт их кабины папку, достаёт оттуда бланк и начинает его заполнять.
Из любой ситуации всегда есть выход. Всегда есть выход.
- Вот здесь распишитесь… - врач протягивает лист и ручку бомжу. - Да не здесь! Вот тут! Ниже!
К бомжу подходит молодая женщина:
- Папа! Всего одну ночь! Соглашайся! Я завтра к тебе приду! Обещаю!
Полицейский возвращается в фургон, достаёт блокнот, кладёт его перед собой на сидение, листает. Полицейские уезжают.
- Я тебя прошу, папа! Поехали!
Подходит сосед и тоже что-то говорит.
«Скорая» стоит, но все внутри автомобиля.
- Ну, что мне делать?! - молодая женщина закрыла лицо руками. - Папа, поехали! Я не могу тебя сейчас взять домой! Я завтра сделаю документы!
Бомж в ответ мычит едва различимое:
- Не поеду!
- Хорошо! Тогда я ухожу! И больше ты меня не увидишь!
Женщина начинает уходить.
- Ангелина! - рычит бомж.
- Что, Ангелина? - молодая женщина возвращается. - Ты поедешь в больницу?
- Нет.
Молодая женщина несколько раз подходит к соседу, стоящему около «скорой», стоит, молчит, закрывает лицо руками, говорит что-то коротко, смотрит в боковое окно в кабину «скорой», а потом снова идёт к отцу уговаривать его поехать в больницу «всего на одну ночь».
Загораются задние фары «скорой», и автомобиль медленно трогается с места и уезжает на очередной вызов.
Дочь подходит к заборчику, на газоне лежит её бомжующий отец, вряд ли отдающий отчёт своим поступкам.
- Оставь меня здесь! - рычит он.
- Я не могу! Мне, что, здесь с тобой оставаться? У меня мама в реанимации лежит! Я не могу! Что мне делать? - она закрывает руками лицо, она борется с желанием разрыдаться. - Что ты делаешь?
Отец рычит:
- Оставь меня здесь?
- Что ты делаешь, папа?
И она решается:
- Всё! Я ухожу! Я хотела тебе помочь!
Бомж что-то говорит Соседу, но тот только отмахивается от него рукой:
- Аа! - что-то вроде, разочаровал! не мужик!
И они уходят, в сторону метро, которое давно закрылось, в сторону больших проспектов и улиц. Уходят так же медленно, как уезжала «скорая» и фургон полиции.
Из любой ситуации всегда есть выход. Всегда есть выход. Выход. Он всегда есть. Узкий, как врата рая. Как ушко иглы. А смерть - это выход?
Снова летнее утро. Ещё не так душно, как днём. Поют птицы. Маленькая чашка крепкого кофе с сахаром. Бомж лежит в кустах шиповника. Рядом полиэтиленовый пакет и чёрная трость на четырёх ножках.
Днём к бомжу подошла пьяненькая женщина и долго с ним говорила, присев на корточки, и всё время слышалось: « …бля… бля … бля …».
Проходящие мимо бомжи оставили ему на бумажной тарелке хлеб.
Хромой бомж попытался утащить бутылку воды, пока бомж спал. Поставил свой огромный баул и прицелился на бутылку, но откуда-то сверху раздался голос:
- Немедленно поставьте бутылку на место! Я ещё раз повторяю, поставьте бутылку на место!
Хромой бомж уходит ни с чем.
Дочь так и не вернулась.
Всегда есть выход. Из любой ситуации. Смерть у всех на глазах - это и есть наша жизнь. Мы называем это жизнью. И по праву. И найдём выход. С этой мантрой на устах: «Выход есть».
Жаренные крылья.
Двух выпотрошенных куриц везли из Петербурга, Андрей держал на коленях большую чёрную сумку с надписью латинскими буквами “SPORT”, и в ней они лежали. Людмила Львовна выбрала побелее, сказала, что белая кожа - признак, что в них мало жира.
- Неизвестно чем кормят, вот и жир, - резюмировала она.
И начисто отвергла идею купить куру-гриль, мотивировав это тем, что их делают их куриц, у которых вышел срок годности.
Вера с сыном Андреем долго рассуждали, сидя в электричке, о прелести крылышек в KFC. Андрей сладостно закатывал глаза и говорил, что для него это как для кота валерьянка.
- Не могу пройти мимо спокойно, - расписывал он свои удовольствия глядя в скучающие глаза Людмилы Львовны.
Людмила Львовна молчала и молча смотрела на Веру - свою младшую сестру и её сына.
- А мы не хуже сделаем,- сказала Андрею Вера,- специями натрём, пожарим, тоже будешь глаза закатывать. Перец на даче точно был.
Собственно, они ехали открывать сезон.
- Самое вкусное в курице - это грудка, - серьёзно сказала Людмила Львовна и добавила, - и полезное. Я раньше ножки жаренные очень любила, только кожу никогда не ела.
- Жаренная кожа - это самая вкуснятина! - заметил Андрей.
- Всё это вредно. Я тоже в молодости не думала об этом.
- Надо, тётя Люся, поесть в молодости так, чтобы когда по здоровью будет нельзя, не сожалеть.
По дороге от железнодорожной станции к дому решили, что Вера с Андреем займутся уборкой мусора, принесут воды, а Людмила Львовна приготовит суп из курицы и пожарит куринные крылья.
- Что в них есть? - удивлялась выбору младшей сестры и её сына она. - Кожа да кости.
- Люся, ты ничего не понимаешь,-весело отмахивалась Вера.
Андрей наносил воды, потом пошёл помогать матери убирать мусор с участка. Сжигали его в бочке, которую специально держали для этого, выкатили из сарайчика ещё две для сбора дождевой воды, поставили прямо под сливы с крыши над крыльцом. Людмила Львовна стояла за столом, резала на разделочной доске, большим ножом сбрасывала это в кастрюлю, которую было не видно с улицы в окно, но движения были понятны, как и помешивания. Андрей отдыхал, усевшись на крыльце, и чувствовал сладкий запах жарящейся курицы и чеснока. Он думал о крылышках и подгонял время к обеду. Он знал, что за работой оно проходит быстрее.
На крыльцо вышла Людмила Львовна с белым полотенцем в руке и сказала, обращаясь к Вере:
- У меня всё готово можем обедать.
Мыли руки под умывальником, громко гремя железным клапаном. Андрей по домашней привычке посмотрел под крышку сковороды и увидел две румяные хорошо прожаренные куринные ножки.
- Мама! - позвал он. - Что это?
Вера тоже увидела под крышкой ножки. А что там могло быть, если Людмила Львовна пожарила именно их, а крылья бросила суп.
- В них хоть мяса много,- безапелляционно сказала она.
- Люся!- едва не взвыла Вера.- Какие ножки?! Мы же договорились.
Когда-то давно Людмила Львовна, уже будучи девушкой, ездила в гости к дяде Саше и тёте Вере и часто брала с собой маленькую Веру, совсем не похожую на ту, что из фильма. Своих детей у дяди Саши и тёти Веры не было, и Веру они очень любили, да и Люсю тоже. И всегда были очень рады их видеть у себя в однокомнатной квартире на шоссе Революции. У дяди Саши был фирменный обман, он говорил наивной Вере, что умеет делать из одной курицы четыре жаренные ножки. И Вера даже будучи взрослой не верила Люсе, что это был розыгрыш и куриц было две.
Во всём виноваты…
Коля не хотел засыпать, а потом не хотел просыпаться, все выходные провёл, как на иголках, всё время вспоминая пятничный вечер. И вот понедельник. Утро. Об этом его известил будильник в «фуфоне» (так ласково Коля называл свой «iphone»).
И дёрнул же его чёрт начинать этот разговор с Глафирой Юрьевной Черновой! Кто же знал, что она так отреагирует. А она сказала:
- Вы страшный человек, Николай!
Чёртов Гальяно!
И что теперь делать? Какой подлянки ждать от Глафиры …Юрьевны? Начальника! Блин!!!
А было всё так:
Решили сходить после работы в кафе, посидеть. Коля не горел желанием идти вместе с двумя пятидесятилетними тётками, лысым мужиком и весьма юной особой по имени Кристина куда-либо вечером и никогда не хотел. Но от коллектива тоже не хотелось откалываться, тем более был повод - одно важное решение висело на волоске, а они долбили-долбили всем отделом и всё-таки добились своего. Рассказывать долго, но очень похоже на выигранный матч с трудным соперником.
И вот они, как победители, сели в кафе вокруг столика, долго решали, что заказать, обсуждали, шутили. Кто-то пару раз пробовал суши-роллы, кто-то был знатоком, кто-то не хотел их и пробовать,- пять человек и столько мнений. Ещё заказали пиво.
Пока ждали заказ ещё раз посмаковали свою победу, делились, кто о чём думал и в какой исход верил, отмечали какие-то мелкие нюансы и в пылу борьбы незамеченные полутона.
Принесли заказ, и тема еды надолго увела разговор к своим воротам. Все названия, кажется, давно выучены, и грудные дети запомнили, что брать надо либо «Филадельфию», либо «Манхеттен - 2», и обсуждать остальное - это топтаться возле главного. Но все всё ровно обсуждали, запивая пивом, «что это у меня такое?», кто-то не умел есть палочками и это тоже всех заботило.
