Дмитрий Емец - Череп со стрелой (СИ)
— К сожалению, не могу! — в голосе Родиона действительно было сожаление.
— Почему? — озабоченно переспросил Аркадий. Все-таки он был очень умен, потому что сразу посмотрел на руку Родиона, уже сжатую в кулак. — Не советую, — предупредил он голосом, с которого мгновенно слетела всякая шелуха отеческой ласки. — До сих пор ты не переступал эту грань! Слова я потерплю, но это едва ли!
— И что будет, если переступлю?
— Авансы сразу прекратятся.
— И чем же вы меня авансировали? Деньгами? — заинтересовался Родион.
Руку он расслабил и теперь внимательно изучал костяшки. Тер их большим пальцем левой руки, точно на них налипла грязь.
Аркадий поморщился:
— Деньги — это мелочи, бумажное проявление заботы. Мы авансировали тебя вниманием, доверием, дружбой, если ты способен поверить… Не надо думать, что все ведьмари одинаковы. Я, Диана, еще кое-кто — мы другие. Мы допускаем многообразие, а твои шныры — нет. Мы дарим — они лишь забирают. Не кусай протянутую тебе руку!
— И именно поэтому вы глотали все обиды? Что вы добрые? — уточнил Родион.
Аркадий развел руками:
— Мы относились к этому с пониманием. Ты был как затравленный мальчик, видящий повсюду врагов! Что ж, это тоже стадия, которую нужно пройти. Марсианский десантник, который целится в божью коровку, считая ее смертельно опасной!
— Про десантника — это слова Дианы. И про затравленного мальчика тоже. Она правда очень старалась, чтобы мне было хорошо, — послушно признал Родион.
— Ты действительно так считаешь? — обрадовался Аркадий. — Так значит, ты с нами?
— Да с вами я, с вами. Есть только одна сложность… можно сказать, проблема… — Родион посмотрел на то место, где недавно упала девочка. Он почти ненавидел ее. Хотелось шею ей свернуть. И зачем она притащилась в этот магазин? Если ты калека, так сиди дома!
Лицо Аркадия приняло недоверчиво-радостное выражение:
— Какая сложность?
— Небольшая. Я САМА, — сказал Родион.
В зрачках Аркадия успело еще появиться удивление, почему было использовано женское окончание. В следующий миг палец Родиона приподнялся, привлекая внимание Аркадия к чему-то происходящему на потолке. Может быть, там сидел снайпер. Или муха. Или падала бетонная плита. Аркадий машинально приподнял голову, желая получить уточнение о грозящей ему опасности, и тотчас кулак Родиона врезался ему в подбородок.
Глава шестая
СВОДНЫЕ ЧЕТВЕРКИ
— Ой, птички какие хорошенькие! За нами летят!
— Это вороны. Они ждут, пока мы сдохнем!
Из дневника невернувшегося шныра
Кленовый лист, неведомым чудом переживший зиму, летел вдоль дома и ударялся во все без исключения окна. Необъяснимая живая нелепость, трепетная и прекрасная!
— Ух ты! Ул, ты видел? — Рина бросилась к окну.
Ей хотелось коснуться листа через стекло, потому что он был похож на человеческую руку. Протянуть между ними мостик радости. Лист висел на стекле с противоположной стороны, влажно прилипнув к нему и вздрагивая.
Ул, вовремя услышавший ее «Ух ты!», сделал мгновенную подсечку. Рина упала. Ул преспокойно уселся ей на спину, прижав ее к полу.
— Ох, годы мои тяжкие! Все болит, все ноет! Разве что посидишь на чем-то мягком — вот и утешение! — пожаловался он.
— Ты больной?! Пол грязный! — завопила Рина.
— Пол заплеванный, но не грязный... —уточнил Ул. — В любом случае, пока ты падала, помыть его я бы не успел. Я не Денис, и дара ускорения у меня нет.
— Встал! Быстро!
— Хорошо! — терпеливо согласился Ул. — Но когда я встану, обещаешь не бросаться на меня?
—Укушу!
— Пищевые фантазии, чудо былиин? Ну ладно кусайся! Только сперва потрогай свой листик, но не рукой, а... хм... ну хоть бы этим! — Ул сунул ей обломок швабры.
Все еще готовая порвать Ула в клочья, Рина недоверчиво ткнула лист обломком. Лист мгновенно вытянулся, через стекло просочился в комнату и, пробежав по швабре расстояние с пару ладоней, осыпался пеплом. Палка осыпалась с ним вместе, оставив в руке у Рины небольшой огрызок длиной в три шариковые ручки. Взвизгнув, Рина отбросила его.
— Вот так как-то! А теперь шустренько шевелим ножками! Я бы даже сказал, рвем когти, но боюсь вызвать панику! — сказал Ул.
— Зачем?
— Обратная связь. Раз их магия сработала, ведьмари поняли, где мы... Через минуту в этой комнате будет полная стерильность от всего живого! И от нас в том числе.
Схватив Рину за ворот, он торопливо вытащил ее на лестницу. Они успели подняться на один пролет, когда внизу что-то дрогнуло. Запахло кварцем и чем-то таким же медицинским.
— Сбылась твоя мечта! Теперь там идеально чистый пол! Можно на нем спать, можно с него есть — ни одной вредоносной бяки! — сказал Ул.
Все же возвращаться они не стали, а поднялись еще на этаж и скользнули в большую трешку, где их дожидались остальные шныры. Все сидели так, чтобы не заметили из окон. Даню задвинули в глубь квартиры, а шнеппер отобрали якобы для того, что-бы хорошо стрелявший Макс имел запасное оружие.
— Вы люди с низким порогом эмпатии! Жлобы без парения и полета! — горько жаловался Даня. — Своим недоверием вы угнетаете мое эго и превращаете меня в мизантропа-ипохондрика!
Макс, замаскировавшись, залег на балконе и, подготовив себе удобный упор, чтобы не стрелять с рук, старательно выцеливал двор из тяжелого арбалета.
— Как дела? Было что-то интересное? — спросил Ул.
— Мертвая птица пролетала. Пытались ее глазами просмотреть дом, но мы залегли, — отозвалась Яра. — А у вас?
— Да тоже ничего особенного! — отозвался Ул, великодушно покосившись на напрягшуюся Рину. — Ведьмочки по-мелкому балуют, а прочие тянут резину... Эй, Яр! Что за дела? Ты что, сидишь на холодном?
— Я лежуна холодном! Это разные вещи! Лежать на холодном — закаливание! — успокоила его Яра и, перевернувшись на спину, стала изучать потолок. На штукатурку через трафарет была баллончиком напылена муха. Надо же! Из квартиры давно все съехали, подросток, рисовавший муху, вырос и где—нибудь работает, а муха осталась и будет сидеть, пока дом не снесут.
Ул остановился сбоку от окна и, прижавшись спиной к стене, осторожно выглянул. Все это он видел еще с улицы. Обычная пятиэтажная хрущевка. Довольно длинная, в семь подъездов, она несколько скруглялась и сверху, должно быть, напоминала неуклюже выпрямленную подкову. Пару лет назад, выселив жителей, дом определили под снос. Но снос почему-то затянулся, и хрущевка так и стояла с заколоченными подъездами и пыльными стеклами. Кое-где сохранилась брошенная мебель. Мгновенно населившие дом бомжи стаскивали ее в самые теплые из квартир, устраивая себе уютные лежбища.
Так продолжалось около года. А потом в один не прекрасный и даже не летний день сюда пришли хмурые берсерки и, кратко поговорив с населением, забрали дом под тренировочный центр. Бомжи быстро исчезли. Выпестованная опытом интуиция подсказала им, что бояться надо не того, кто орет, и даже не того, кто грозит, а просто того, кого надо бояться.
***
Именно сюда берсерки привезли захваченных шныров и выгрузили их из машин. Оружие у них отобрали с самого начала. Даже Ул с Максом разоружились без сопротивления, зная, что иначе пострадают новички и девушки.
Берсерки стояли полукругом. Четыре сводные четверки. Боевые ведьмы толпились отдельной кучкой. Ведьма первой четверки была рыхлой дамой с опустелым взглядом и широкими запястьями. В зубах она сжимала глиняную трубку, а в руках держала кошку. Кошка была огромная, стерилизованная, и звали ее, разумеется, Мася.
Другая ведьма, худая, смуглая, постоянно пребывала в нервическом движении. То вскидывала руки, то гладила себя по лицу, то непонятно чему улыбалась.
Из-под ее желтоватой дубленки выглядывали
бусы из птичьих черепов. Рядом с ней застенчиво улыбалась молоденькая девушка, в длинные волосы которой были вплетены тонкие полоски фольги. Кроме того, имелся и некий молодой человек, мало похожий на берсерка. Впрочем, он пока мелькал за спинами, возникая лишь изредка. Нос у него был какой-то особенной благородной формы.
Ведьм представлял лично Дионисий Белдо, порхавший между ними как птичка. Безопасность «птички» обеспечивали опытнейшие Млада с Владой и три арбалетчика из личной охраны Гая ,спокойные, как удавы. По тому, как они смотрели на шныров, охватывая их фигуры как-то в целом, без фиксации на лицах, ощущалось, что людей для них не существует, а есть только мишени.
Белдо был доброжелателен, легок и изящен. По изрытому строительными ямами, засыпанному рыхлым снегом дворику он порхал, как устроитель бала по сияющему паркету. Эх, как не хватало ему парика! Как нужны были туфли с бантами и камзол! Но и без того весенняя каша не пачкала его легких ног, словно признавала Дионисия Тиграновича стоящим много выше слякоти.
