Кот Кортасара - Последняя четверть эфира. Ос поминания, перетекающие в поэму
Как этот невроз поднимается все выше. Видишь ли ты? Чувствуешь ли ты, что над ним лишь пустая смерть и вынужденное самоубийство? Я скакал в молодости по всей этой философии как по беллетристике, не вникал и был рад. Но теперь я дошел туда же по-своему. И нет жизни ни внутри, ни снаружи. Я знаю, что скажет эта книга, которую ты откроешь. И всю ту чушь, которую они выдумывают, чтобы возвысить себя, не касаясь этого, я видел - и так часто. Я думаю о том, что не был никогда настолько уверенным в себе и глупым одновременно. Почему же? Ведь всем должна была быть предоставлена это свобода, но меня она обошла - и никто никогда не посмотрит больше на мир с той стороны, с которой я смотрю, на этот мир, в котором каждая мысль - преступление, с этих вознесенных позиций. Они могут давиться и говорить, что понимают в очертаниях взаимодействий их истинную суть, что имеют чутье, но это лишь праздные разговоры. Я не сойду с ума отсюда, я понимаю слишком хорошо, но жизнь моя уже не начнется счастьем.
Чувствуешь ли ты, что цинизм их не связан никак с настоящей мудростью - что он лишь набитые шишки и огромное, гнетущее их, эго? Они скачут с мысли на мысль, но никогда не задумываются, собирают слова в высказывания, которые, как думают, что-то значат. И они строят этот мир наружу и наружу и наружу. Они повторяют, что жизнь их научила - но какие же они идиоты - меня тошнит от этих фраз - ведь жизнь ничему не учит, ведь жизни вне тебя никогда нет - а они вливают в себя этот вакуум и рассуждают о вещах так, словно заслужили.
Я хочу сбежать - видишь ли ты это? Я должен уйти туда, где есть просвещенные, пока не поздно. Мне нужно знание, чтобы разрешить это состояние - я не хочу коллекционировать отвлеченные, не нужные никому факты, которыми они щеголяют как эрудицией, которыми делятся, как думают, в обход - как помышляют себя властелинами мира. Сверхлюди, они воистину, не жалеют никого и не видят дальше своего мизинца, которым им так и тянется запустить куда угодно, радостно восклицая. Испугавшись смерти, я бы, как они, пал ниц и стал бы делать то же, что и они, постоянно поглядывая на часы, постоянно соревнуясь, конкурируя и предвосхищая. Я так хочу упасть туда, свалиться своей мордой и сказать, видите ли? Видите, что стал я такими, как и вы, потому что вы решили не ползти вверх, дальше, был бы у меня этот момент, и я обликал бы все их пороки, пока наконец не стал бы таким же.
6
- Здравствуйте, дорогие друзья, с вами Русалкина Юлия, я рада приветствовать вас на выставке Вячеслава Кентавра. Простите. Вячеславы Кентавр. Вячеслава выставляется не первый раз в нашем арт-музее у моста имени Кашемирова. Прошлая ее экспозиция произвела нешуточный резонанс - каждый, непременно, знаком с такими ее картинами как “Курящая ангелка над взорванным в небе самолетом” и “Промокшая провинциалка умирает от воспаления легких в тяжелом бреду, вспоминая кота, которого как-то приодела в футболку с изображением солиста андеграундной алатырской группы с сигаретой во рту, фотографию с которым выложила в инстаграм.”
Здравствуйте, Вячеслава. Ходят слухи, что именно успех вашей прошлой выставки, в том числе и коммерческий, вдохновил вас на перемену пола. Правда ли это? И связана ли текущая экспозиция каким-то образом с впечатлениями, зародившимися благодаря этому в вашей душе?
- Добрый вечер, Юлия. Прежде всего, хочу заметить, что успех никак не повлиял на мое решение - я всегда хотела узнать, какого это смотреть на мир с позиции женщины и готова уверить всех здесь присутствующих - что едва ли она существует. Но это, конечно, не главное. Всему виной стала моя неудачная любовь - те пять лет, Юлия, когда вы использовали меня как продажную суку - изменяя мне с таким невинным выражением лица. Мне казалось, что мы любили друг друга, Юлия, что понимали друг друга как никто иной. Выставку эту я назвала в честь вас - “Юля” - хоть и с ударением на последнем слоге. Надеюсь, что все идеалистические образы той, которые здесь представлены, никогда не будут иметь с вами ничего общего.
7
Ты думаешь, я не прав в чем-то, виноват перед людьми? Виноват настолько, что женщина на остановке при свете дня предлагает мне взять ее, стоя в отрепьях - настолько отрешенный у меня взгляд? Виноват, что бездомная старуха в просьбах приобрести на мои же сбережения пакетик кофе зовет чертом и бабником, когда я спрашиваю, откуда у нее в зубах золотые коронки? И как она размахивает руками, когда я предлагаю ей взять этот самый пакетик из моих рук - и тогда я оставляю его на скамье, никому не нужный, проделав дыроколом, с которым никогда не расстаюсь, несколько контрольных выстрелов - и как нахожу его сметенным оттуда в порыве ярости. Не буду я никогда подставлять вторую щеку, если же сам и плачу за удары. И этот в конец обнаглевший мир может катиться, куда пожелает.
Как страшны женщины, которые потеряли что-то безвозвратно. Но нет у двадцатилетнего вроде меня перед ними никакой вины и долга - ничего. И мужья, которые их били, были выбраны ими же, и дети, которые навсегда оставили их, были воспитаны, их же рукой. И ни старость, ни бедность, которой они обрастали в смутные времена своего бездействия сотен тысяч таких же, как они, не дают им права превращать мир в маскарад своего имени. Целая жизнь была в их руках, чтобы понять во имя чего они жили и с чем без конца боролись, но в последние минуты они жалко бьются как подстреленные птицы - и даже эти моменты они не в состоянии встретить с гордостью и честью - они бросаются в ноги каждому как к богу, которого никогда уже не обретут.
8
Я планирую закончить жизнеописание в скором времени, как и любые попытки наставлений. Я едва ли уверен, что мои взгляды и миниатюры являются необходимостью. Повествования мои не несут собой социальной надобности, и даже чтение написанного между строк - банально и очевидно - тот спектр проблем и дилемм, которые призваны обратить на себя внимание, не могут предложить однозначного ответа, а логика совпадений и аномалий в сугубо христианских традициях пытается расположить все происходящее как данность, которую невозможно принять без достаточной духовной работы.
Быть может, я уникален в собственных прокламациях, и единственный дух всего сказанного, если он может быть найден, пытается лишь доказать свое превосходящее наличие - но я бы сказал, что у данного документа нет иной цели, как дать проследить ментальное развитие случайного лица в попытках связаться с читателем, как и дать ему свободу решить, в каких положениях и доводах его мировосприятие идентично настроению представленных здесь зарисовок, и в какой мере его позиция в поставленных вопросах разнится с точкой зрения автора.
9
Эта дрожь приходит раз в год со словами “А ты знаешь, все так и есть”. “А ТЫ ЗНАЕШЬ. ВСЕ ТАК И ЕСТЬ.” И ты не можешь бежать. Ахаха! Хоть пачку выкури! Не можешь! Да, пожалуйста, возьмите, распишитесь! Ваша доморощенная увертливость, ахаха, вот она и здесь, на вашей руке! Вся ваша бездна неудач, весь синоним поражений тут собственной, блять, персоной!
Что это у вас на руке? Татуировка? Ахаха! Девушка! Нате! Ваша безнадежная любовь! Бесконечный взгляд в сторону, вашей неудавшейся пассии, который долетел уже до Альфа-Центавры! Тату-мастер, поедатель вашей сердечной плоти! И сердца девушки, которая вас на хую вертела! 1 апреля? Слезы за всю жизнь вперед? Как вы расправляетесь? По-керуаковски “Я вас любил, мы трахнем сворой”? Или по-хемингуевски “Им в лесу было ну очень хорошо, а на утро я не сразу вспомнил”? Былинное что-то? Жеребцовое? Больше не гарант? Прошла эпоха?
Посмейтесь мне тут, под окнами он стоит, татуировку сделать собрался. Прислушайся осторожно, кто там трахается на пятом этаже. Просади себя через все эти похотливые взгляды и нечаянно высокие голоса! Заходите, пожалуйста! Заходите! Вы - пушечное мясо! Вы нам очень помешали!
В это кресло, да! Вот, набей ему меня, но одетую. Как же нравится вам. Бежать собрался, ты не мужчина. Да, вот это поражение, а, может, и победа! Что же ты так, Лазарев. Я же тебя ненавижу. Всегда. Теперь навечно. Смотри, как я улыбаюсь с твоей же руки. Вот он, триумф твоего поражения, ссаная ты скотина. Живи с этим как твоя душа пожелает - не ты герой своего романа, в первый и последний раз. Рыдай сколько влезет. Со мной нельзя сесть. Со мной нельзя жить. Мной нельзя обладать. Я решаю все сама, и попробуй хоть раз перебороть меня, ты попробуй - я теперь на твоей руке, навеки нетвоя. Живи сколько влезет, сволочь.
10
Меня зовут Анатас, и я черт. Самый настоящий и единственный в своем роде. Я живу рядом с вами с начала времен. Я состою из букв, которые редко встретишь в одном слове, а если и встретишь, то звучать оно будет как стена, страна, истина, инсайт и Сталин (несомненно, те есть и в слове saint, но вам об этом лучше не задумываться - да и памятка для русскоязычного населения, в других я иначе выворачиваюсь). Я дал начало красному, желтому и черному цветам, крови, свету и почве соответственно. Синего цвета я не придумывал - сказать по правде, его и не существует (что небесная синева, что морская, представляют собой обман с разложением спектра - иллюзии и зеркала я не выношу, а с аллюзиями мирюсь) - его потом ссинтезировали (синий цвет ссинтезировали!), зеленый вышел смешением синего с моим желтым (на тахионном уровне) - и, знаете, вот это все вот - их проблемы, не хочу углубляться. Число мое отнюдь не 666 (четность, как вы догадались, не мой конек), но 37 - наибольшее из тех, что выходят при его разложении на простые. Не из любимых цифр, но что бог дал (шучу). Я считаю, что чем простота сложнее, тем лучше.