Иван Сабило - Крупным планом (Роман-дневник). 2007.
- Кто? - спросил Куняев.
- Ладно, не буду называть его имени, он потом погиб под колёсами автомобиля.
- И что зал?
- А в зале из предпоследнего ряда поднялся Михаил Константинович Аникушин и сказал: «Только совершенно далёкий от этой проблемы человек не понимает, что предлагает Сабило. Если сегодня мы не защитим русский язык, завтра никто не будет защищать нас, творческую интеллигенцию».
Поставили вопрос на голосование. Незначительным числом голосов противники обращения победили, и предложение не прошло. Тогда мы его приняли на общем писательском собрании и отправили в Москву. А сразу после этого я обратился в Генеральное консульство Франции в Петербурге, и они мне тут же дали свой закон. В первой его статье говорится: «Являющийся государственным языком Республики в соответствии с Конституцией, французский язык представляет собой основной элемент исторического лица и наследия Франции. Он служит языком образования, работы, обменов и услуг в государстве. Он является основной связью между государствами, составляющими Сообщество франкоговорящих государств...» Во, помню!
- Хорошо сказано, - оживился Куняев. - А где у тебя эта статья?
- В Москве, в книге «Приговор». Закон Франции - в Питере. Вернёмся в Москву, я тебе дам книжку.
- Я не еду в Москву, я отсюда - прямо в Белгород. Но хорошо, что ты мне это рассказал. Кстати, видел в Интернете сообщение о выдвижении твоей книги на Союзную премию. Это хорошая премия.
Мне боязно поддерживать разговор о премии, тем более что целый год будет приниматься по ней решение. В прошлом году её вручили Куняеву - за перевод средневековой поэмы белоруса Миколы Гусовского «Песня про зубра».
- Хорошо бы, - сказал я, - только до этого ещё надо дожить.
- Вот именно. Мне ведь тоже не с первого раза вручили. Первый раз там какие- то дамочки запаслись голосами членов жюри из тех, кто не принимал участия в голосовании, и прокатили.
Туман сгущается. Дождик слабый, и порой кажется, вот-вот перестанет. Приехали в Члоу - море людей. И Президент Абхазии С. Багапш с ними - высокий, атлетически сложённый. Обычно возле президентов суетится свита - министры, помощники, телохранители. Здесь этого нет. К нему подходят люди. Здороваются за руку, разговаривают. Поздоровались и мы.
Нас пригласили в Дом-музей Шинкуба - всё просто: фотографии на стене, кабинет, письменный стол, просторные комнаты, ничего лишнего. Много книг, много света, несмотря на то, что за окнами туманный, дождливый день. Подумал: как много делает писатель! И как неприхотлив он в жизни, в быту. Каким минимумом обходится он, преодолевая путь, который ведёт только в небо.
Торжественно открыли музей. Выступал министр культуры Абхазии, произносили речи писатели, читали стихи поэты. Я говорил о детях, о нашей ответственности перед ними. После выступления спустился вниз, стал прохаживаться по лужайке, под деревьями. Дождь кончился, и туман уже не такой густой, как час назад. Народу много, но все легко уместились в заранее возведённом гигантском шатре с деревянными скамейками и столами. На столах угощения - ешь, пей на здоровье в память славного сына Абхазии Баграта Шинкуба.
Рассказывали, что накануне грузино-абхазской войны высокопоставленные грузинские деятели обращались к Шинкуба и к первому Президенту Абхазии Владиславу Ардзинбе с предложением занять грузинскую позицию, обещали золотые горы, но получили отказ.
Сергей Васильевич Багапш и его министры тоже за столом. Тамада произносит тост и тут же передаёт микрофон тому, кто пожелает что-то сказать. Когда предложили поднять бокалы (белые одноразовые стаканчики) за дружбу Абхазии и России, все встали. Чокнулись без звона и выпили. Я подумал: как же теперь не хватает нам красивой лирической песни. И вот группа абхазов, сидевших за столом у входа в шатёр, запела. Красивое пение, многоголосое. И не требуется перевода - всё про тебя, про твою жизнь.
14 мая. С утра - чистое небо, солнце, ласковое море. После завтрака вышел на пляж - вода по-прежнему 12 градусов, но всё же выкупался. Недолго поплавал - и на берег. Нашёл камень, килограмма четыре, и позанимался. Море и пляж пустынны. Всё время в памяти - моя жизнь здесь более чем двадцатилетней давности: жена, дочка, бородатый, ироничный Радий Погодин, маленький, комичный Эдвард Радзинский в светлых шортах и с теннисной ракеткой в руке. Ничто не предвещало той жути, которая начнётся с так называемой перестройки. Сколько сломанных судеб, сколько крови и несчастий принесёт она. Была черноморская жемчужина - Абхазия, а теперь что? Разбитые, сожжённые дома, чёрные провалы окон, тлен и разруха - вот апофеоз «перестройки». И не скоро ещё вернутся сюда покой и порядок. А до процветания и того дольше.
За теми из нас, кто желает посетить Новый Афон, прикатил маленький автобус. Желающих немного: Онанян, Парпара, Широков и я. И наш экскурсовод Галина.
Я ещё не был в Новом Афоне, знаю только, что это большой посёлок, где величественный православный храм, построенный в XIX веке при мужском монастыре. По дороге к нему я искал глазами - не продают ли цветы? Но так и не увидел.
Приехали, вошли на территорию монастыря. Из храма навстречу нам вышел бородатый человек. Он сказал, что сегодня понедельник и все службы выходные. Заметив, что мы огорчились этому обстоятельству, предложил показать нам немногое из того, что здесь построено.
- Сейчас идёт реставрация, - сказал он. - Меня зовут Нодар, я художник, один из тех, кто восстанавливает это святое место.
Вошли в храм - размеры его впечатляют. Убранство недорогое, сейчас Нодар воссоздаёт утраченные во время «большевизма» (так он выразился) ценности храма. Работы много. Средств отпускается крайне мало, отсюда медленный темп и недостаток специалистов.
После храма он привёл нас в свою мастерскую, показал макеты воссоздаваемых атрибутов храма - всё в дереве, всё красиво.
Мы недолго ходили по монастырю. А когда спросили Нодара, как нам пройти к могиле Александра Бардодыма, он улыбнулся:
- Саша был моим другом. Идёмте, я покажу.
Мы спустились к пруду и подошли к невысокому обелиску, на котором написано:
АЛЕКСАНДР ВИКТОРОВИЧ БАРДОДЫМ 1966 — 1992
- Двадцать шесть лет было, когда он погиб, - сказал Нодар. - Талантливый был человек.
- Мне рассказывали, будто бы его застрелил алчный чеченец, чтобы завладеть каким-то особенно хорошим автоматом, - сказал я. - А ранее по телевизору объявили, что его сразила случайная пуля, когда он ехал на машине.
- Всё не так, - сказал Нодар. - Дело в том, что он был одним из тех, кто занимался поставками оружия в Абхазию. Точнее, был посредником в этих делах. Благодаря ему абхазы приобретали оружие значительно дешевле, чем у других поставщиков. И конкуренты не могли ему этого простить.
- Имел ли к этому отношение Шамиль Басаев? - спросил я.
- Не думаю. Басаев воевал на стороне абхазов. Это был ещё не тот Басаев, который потом станет убивать женщин и детей.
Я отошёл в сад, сломал две веточки каких-то мелких растений, похожих на цветы, принёс и положил их на могилу. Сфотографировались у обелиска, после этого я пригласил всех в кафе, что посреди озера, - помянуть свояка. Заказал водки, яблок и маслин, и мы поговорили о войне и бренности человеческой жизни.
- Почему именно здесь он похоронен? - спросил я.
- Он поэт, он предчувствовал свою смерть, - сказал Нодар. - Когда он погиб, в его вещах обнаружили завещание, где он просил похоронить его в Абхазии, в Новом Афоне... Сюда приезжают его родители-художники. Горькая у них доля. И лишний раз подумаешь, какому страшному риску подвергаем мы себя, когда выпускаем на свет только одного ребёнка. Вы их знаете?
- Нет, я с ними незнаком, - сказал я. - Знаю только его тётку, Татьяну Григорьевну Сабило, что живёт в Минске. Она - вдова моего двоюродного брата Петра. И когда-то рассказывала, что в Москве у нее есть племянник Саша Бардодым, поэт, куртуазный маньерист. И что ей нравятся его стихи.
Выпили за здоровье его родителей и тётки Татьяны...
15 мая. Готовимся к отъезду. Пришёл на берег моря и, хотя купаться не хотелось, заставил себя поплавать. Выходя, поцеловал море в лицо в память о прежних поездках сюда. На берегу неуютно и холодно, хотя светит солнце. Наверное, от потянувшего прохладного ветра.
Позавтракали и в путь, в аэропорт.
Солнце печёт по-летнему. Особенно палит оно на границе с Россией. Вышли из автобуса, предъявили таможенникам документы - всё в порядке, пропускают. Потом долго на жаре ожидали, когда досмотрят и пропустят наш автобус. И вот мы благополучно прибываем в Адлер.
Здесь полно дорожной техники - расширяют, удлиняют взлётно-посадочную полосу. Сочи готовится к зимней Олимпиаде-2014. И правильно, лично у меня нет сомнений в том, что Олимпиада состоится именно здесь. Тем более что в мире нет страны, которая могла бы предъявить столь же внушительные достижения в зимних видах спорта, как Россия. А ранее - Советский Союз.
