Василий Шульгин - Что нам в них не нравится…
Жутко слушать эти голоса послереволюционной ночи. Конечно, страх этот преувеличен и приобретает с нашей точки зрения нелепые и унизительные формы. Но все же это подлинный ужас, настоящая «пытка страхом», которой подвержено все еврейское население.
Власть, поскольку это в ее силах, борется за то, чтобы не допустить убийств и грабежей. Русское же население, прислушиваясь к этим ужасным воплям, исторгнутым «пыткою страхом», думает свою думу.
Оно думает о том, научатся ли в эти страшные ночи чему-нибудь евреи.
Поймут ли они, что значит разрушать государства, не ими созданные? Поймут ли они, что значит добывать равноправие какой угодно ценой? Поймут ли они, что значит по рецепту «великого учителя» Карла Маркса натравливать класс на класс? Поймут ли они, что такое социалисты, из лона коих вышли большевики? Поймут ли они, что такое в России осуществление принципа народовластия?
Поймут ли они, что им надо сделать сейчас?
Будут ли во всех еврейских синагогах всенародно прокляты все те евреи, которые приложили руку к смуте? Отречется ли толща еврейского населения с той же страстностью, с какой она нападала на старый режим, от созидателей «нового»? Будет ли еврейство, бия себя в грудь и посыпая пеплом главу, всенародно каяться в том, что сыны Израиля приняли такое роковое участие в большевистском бесновании?
Будет ли основана «Еврейская Лига борьбы с социализмом»?
Или же все останется по-старому, и после страшных ночей, проведенных в смертельном ужасе, по-прежнему будет создаваться «Лига борьбы с антисемитизмом», своим нелепым отрицанием совершенно ясных фактов разжигающая антисемитские чувства?
Перед евреями две дороги:
Первая — признать и покаяться.
Вторая — отрицать и обвинять всех, кроме самих себя.
От того, какой дорогой они пойдут, будет зависеть их судьба. Ужели же и «пытка страхом» не укажет им верного пути?
Глава III
Будущее
Fortiter in re, suaviter in modo[15]
Так было. Но, может быть, важнее сосредоточиться на вопросе, как будет.
Что политический антисемитизм будет существовать в России, в этом не может быть сомнения. Будет антисемитизм; будет борьба с еврейским засильем. Весь вопрос в том, чтобы перевести эту борьбу на известные рельсы.
В вопросах подобного рода самая вредная доктрина: «или все, или ничего».
Возьмем, например, самую типичную форму борьбы — войны. Скажут: война такое бедствие, что совершенно все равно, как она ведется.
Но так могут говорить только те, кто не имел случая сравнивать разные войны. А вот мы, участники войны мировой и войны гражданской, прекрасно знаем: мировая война велась в грандиозных масштабах, но ее ужасы суть Kinderspiel[16] в сравнении с прелестями войны гражданской.
Жестокость и мерзость последней вне всякого сравнения: она сразу отодвинула нас на несколько веков назад. И потому ошибаются те, кто «уравнивает» войны; наоборот, глубоко правы те, кто утверждает, что можно «и в самой подлости хранить оттенок благородства»; правы те, кто стремится установить более возвышенные обычаи и нравы в деле человеческого взаимоистребления. Нельзя опускать руки ни перед каким бедствием, ибо нет такого положения, которое нельзя было бы улучшить.
Еще типичнее, пожалуй, идея так называемого «поединка». Столкновения между людьми неизбежны. Известные понятия о чести требуют, чтобы некоторые оскорбления смывались кровью. Но вместо диких форм «кровавой мести» рафинированное человечество ввело для таких случаев торжественную и по-своему облагораживающую процедуру. В ней иногда гибнут жизни, но все же зло вражды сводится к какому-то минимуму. Пройдя сквозь фильтр веками продуманного кодекса, косматое безобразие первобытной злобы вставляется в культурную и по-своему красивую рамку.
Но, быть может, еще характернее в этом смысле переведение борьбы из «области оружия», то есть убийства, в область борьбы словом, т. е. в рамки парламента. Мало кто дает себе отчет, издеваясь над депутатами, запускающими друг в друга чернильницами и пюпитрами, — какую поистине громадную услугу эти смешные чудаки оказывают в некоторых странах своим согражданам. Пока спорят, ругаются и даже дерутся в парламентах, пулеметы молчат. Как только эти отдушины замолкают или оказываются недостаточными для бурлящих паров, злоба направляется по другим каналам; тогда граждане хватают оружие и начинают резать друг друга. А как резать, это мы, русские, испытавшие гражданскую войну, знаем, с отнятием носов, ушей и глазоколотием.
Борьба между евреями и русскими будет И это, конечно, — зло. В настоящее время мечтать о том, чтобы это зло вырвать с корнем, не стоит, ибо об этом действительно можно только мечтать. Для того, чтобы не было этой борьбы и внешнего ее проявления — антисемитизма, надо было бы уничтожить причины, сию борьбу вызывающие Об этих причинах речь впереди; здесь же достаточно сказать, что они относятся к категории тех факторов, которые изменяются крайне медленно. Легче оросить Сахару, чем в русских условиях устранить основные условия антисемитизма. Поэтому борьба будет, и это надо признать как факт до поры до времени неотвратимый Это — я позволил бы себе сказать — то, что теософы называют «зрелая карма». Вся вековая история сих двух наций, давя с непреодолимой силой на тех и других, приводит к такому положению, что при совместном жительстве русские и евреи будут находиться в состоянии борьбы. Разумные люди должны думать сейчас не о заключении мира, что еще невозможно, а о том, чтобы война была по возможности смягчена; чтобы в нее были введены некоторые обычаи и неписаные законы, которые уменьшили бы лютость столкновений.
Если из дикой драки, где рвут друг на друге мясо когтями и зубами, русско-еврейскую борьбу удастся перевести на рельсы некоего «поединка», совершающегося в известных формах, то это уже будет великое завоевание. Великое завоевание — и для евреев, и для русских; и еще — для некоего Безликого, которого нельзя увидеть, но который все-таки существует и имя коему — Человек.
Два вида солидарностиНо прежде чем перейти к этой части вопроса, то есть к прокладыванию основных линий своеобразного «дуэльного» кодекса для будущего русско-еврейского поединка, необходимо остановиться вот на чем: почему я считаю, что русско-еврейская борьба неизбежна?
Сие убеждение мое вытекает из качеств евреев и русских.
Что представляет из себя еврейство в России? Несколько миллионов людей весьма энергичных, весьма выносливых, весьма трудолюбивых, очень приученных к работам, требующим большой затраты нервов; исключительно способных в некоторых весьма важных областях, как-то коммерческой, а также в деле политической пропаганды. При всем том эти люди объединены и солидаризированы, как ни одна нация в мире.
Когда я говорю о еврейской солидарности, организованности и дисциплине, то я не хочу этим непременно сказать, что существует тайное еврейское правительство, которое руководит всеми евреями вообще и русскими евреями в частности. Может быть, оно существует, а может быть, не существует. Я не могу ни утверждать, что оно есть, пока я его не нащупал, ни с пеной у рта отрицать, что его нет. В этом вопросе надо выдвигать только то, что знаешь наверное; иначе даже правильные утверждения, но только предчувствуемые, а не доказываемые, лишь компрометируют истину, надолго от нее отвращая.
Поэтому я, между прочим, продолжительное время предпочитал молчать о масонстве, ибо (так я написал даже где-то) «мне не удалось нащупать даже кончик хвоста хотя бы одного масона». Разговоры же о том, что дождь идет или не идет тоже по воле масонов, меня только бесили.
Теперь я знаю, что масонство существует; что масонство есть внушительная организация, к коей считают за честь принадлежать многие сильные мира сего; и более того, что в масонство стремятся попасть именно те, кто жаждет поближе стать к власть имущим. Это понятно. Ибо в масонстве все — «братья»; и брат-каменщик (настоящий каменщик, тот, что стенки кладет) может на равной ноге разговаривать с братом-министром, от которого зависит возведение тысячи и одной стенки. И не только разговаривать будут «братья», а при выборе подрядчиков брат-министр может оказать предпочтение брату-подрядчику; и притом он это сделает так ловко, что внешний мир будет уверен: этот подрядчик избран только за то, что он действительно самый лучший подрядчик. Масонство есть прежде всего грандиозный союз взаимопомощи и протекции. Во-вторых, масонство — солидная школа «уметь держать язык за зубами». Все масоны, даже самые легкомысленные, на голову выше (на предмет владения собой и конспирации) остальных людей, этой школы не проходивших. До недавнего времени масоны давали при посвящении клятву всячески отрицать не только свое личное участие в масонстве, но и вообще существование масонства. Теперь, по-видимому, этот запрет снят; существование масонства более не отрицается; а что касается принадлежности данного масона к масонству… об этом не чирикается на крышах, но из этого не делают особой тайны.
