Андрей Посняков - Царьград. Гексалогия
Надо сказать, выглядел он довольно убедительно, по крайней мере, сволочуги, хоть, кажется, и не понимали русского, но тем не менее поспешили исполнить столь настойчиво высказанную просьбу.
Наклонились, положили камни и, льстиво улыбнувшись, вытянули вперед руки ладонями вверх. Да, еще и глаза скосили, ну ясно – на надсмотрщика. Вовремя тот появился, ничего не скажешь!
Перед самой темнотой бритоголовый внимательно осмотрел притащенную с отрогов кучу и недовольно скривился. Один из парней что‑то сказал ему, указывая на Лешку. Надсмотрщик кивнул и, подойдя к юноше, с размаху отвесил ему такую увесистую плюху, что Лешка кубарем полетел наземь. А два урода смеялись, сволочи! Впрочем, досталось и им, но куда в меньшей степени.
Пошатываясь от усталости, Лешка зашел в хижину и молча повалился на старую солому. Злая обида жгла грудь, не хотелось ни есть, ни что‑либо делать.
– На, похлебай, – уселся рядом Владос. – Поешь, говорю, иначе завтра не сможешь работать.
– И что тогда?
– Тогда либо забьют камнями в назиданье другим, либо сбросят в пропасть. Хозяин не любит, когда его рабы бездельничают.
– А кто он, этот хозяин? – Лешка и сам не заметил, как втянулся в беседу. И в самом деле, любопытно стало, да и что отмалчиваться, коли подвернулась хоть какая‑то возможность прояснить ситуацию?
– Ичибей Калы – самый богатый человек в округе, – с нарочитой – как показалось Лешке – гордостью произнес Владос. – Семь сыновей – все, как огонь, джигиты – двое погибли в земле урусутов, пятеро вновь ушли в набег.
– Понятно, – Алексей скрипнул зубами. – И не надоест им воевать?
Невидимый в темноте Владос явственно усмехнулся:
– Сердце воина – схватка, дом – седло, а жена – поверженная пленница. Джигитам хорошо – они не знают и не хотят другой жизни. Рабы – это богатство и хорошая, достойная жизнь. А где взять рабов – конечно, на войне, в набегах на земли поляков, литовцев, руссов. Хороший джигит – удачливый джигит.
– Мне кажется, – заметил Лешка, – богатства можно достичь и иначе. Не за чей‑то счет.
– Я согласен с тобой, можно, – Владос тихонько засмеялся. – Как у нас, в Константинополе.
– Где?
– Боже! Такое впечатление – ты первый раз услышал!
– Да нет, – тут же соврал Лешка. – Много хорошего слыхал, конечно.
– Хорошего? – собеседник хмыкнул. – Странно. Обычно никто сейчас не хвалит нашу дряхлую империю. Даже мы сами.
– А как… Как ты оказался здесь?
– Видишь ли, мой отец, умирая, оставил мне шесть керамических мастерских…
– Ничего себе! Так это же здорово!
– И в придачу к ним – немереное количество долгов. Вот за них‑то и ушли мастерские. Я, конечно, пытался занять деньги и у евреев, и у генуэзцев… Но – проценты, проценты – для них я какой‑то впавший в нищету грек… К тому же у меня не было поручителей.
– Знакомая история, – Лешка слушал с большим интересом. Вот, оказывается, в Константинополе‑то – почти как в России, в той, его России… – И что ты?
– А что я? – усмехнулся грек. – Нанялся на корабль к одному торговцу. Не матросом, упаси Господь – управляющим грузами.
– Ага, по‑нашему – логистиком.
– Надо же! – хохотнул Владос. – Вот не знал, что и в русских княжествах до этого же дошли. Ты из каких земель?
– Из‑под Мценска…
– Не слыхал, – подумав, признался собеседник. – Новгород слыхал, Москву, Киев… Впрочем, Киев – это уже в Литве.
– Да кто тебя сказал, что Киев – в Литве? – возмутился Лешка. – Отродясь такого не слыхивал!
– В какой же дыре ты жил, что не знаешь общеизвестного? Ну‑ну, не обижайся… Приятно поговорить с тобой… Здесь вообще не с кем…
– Ладно, проехали… Так ты, говоришь, нанялся на корабль?
– Ну да, на «Гордость Никеи», так он назывался. Большая такая скафа с четырьмя мачтами, обширными трюмами и каютами для пассажиров. Ходили на Крит, в Александрию, в Кафу… Как‑то раз попали в бурю – пришлось войти в Смирну… Там и попались туркам. Те продали перекупщикам – и вот, Владос Костадинос – здесь, в рабстве у гнусного скряги Ичи‑бея! В краю, столь далеком от цивилизации, что… гм… не знаю, как и выразить…
– Что хоть три года скачи, ни до какого государства не доскачешь, – охотно подсказал Лешка. – А еще можно так: если и есть у Вселенной хоть какой‑нибудь центр, то… блин, дальше забыл. Да ты что, сам не помнишь? Это про планету Татуин. «Звездные войны» смотрел?
– Звездные войны? – удивленно переспросил грек. – Красивое название. Нет, не видел. Это что, новая драма?
– Драма? – Лешка закашлялся. – Ну, можно сказать и так.
– А в каком театре шла?
– В самом продвинутом!
– А, в том, что на форуме Быка! Постой… – Владос осекся. – Откуда знаешь? Ты же ведь не был в Константинополе!
– Слыхал, – отоврался Лешка. – Ты про местные порядки обещал рассказать.
– Ага. Слушай. Итак – здесь, как ты уже успел заметить, все рабы вкалывают… ну, за небольшим исключением. Работа тяжелая, трудная, тупая… Не хочу тебя расстраивать, но здесь всегда так. Теперь о людях.
Ну, хозяина ты уже знаешь, о сыновьях его я тоже уже говорил, есть еще его жены, дочери и мальчишка Алныз – ты его тоже видел, – но все они вряд ли до тебя снизойдут. Кроме того, имеются еще скотники – рабы‑грузины, сторож – армянин Легост, русских, кроме тебя, нет… как и ромеев…
– Кого?
– Ой, Али… Не слишком ли ты… как это? Тупишь! Есть такое слово?
– Да есть, – Лешка шмыгнул носом. – Только оно обидное.
– Хорошо, не буду больше его к тебе применять.
– А этот, бритый?
– Кызгырлы? Он тоже невольник, но злобен и предан хозяину, словно пес. Правда, Кызгырлы честен и даже способен иногда проявить благородство. И все же, опасайся его. Впрочем, не только его – всех, здесь каждый готов въехать в рай на горбу ближнего.
– Да я уже заметил. Эти двое горбоносых парней, что таскали камни, они…
– Каим и Гаша. Они не очень хорошие люди, Алексий… Я бы даже сказал – подлые. Скоро они заявятся, и мы не сможем больше разговаривать.
– Они тоже понимают по‑русски? – удивился Лешка.
– Нет. Но обязательно доложат хозяину о том, что мы с тобой имеем привычку много разговаривать. Это очень – очень плохая привычка, по мнению нашего скряги.
– Так наш хозяин скуп?
– Не то слово. За медяху удавится. Ты заметил, как он нас кормит? Поистине в Константинополе последняя собака лучше питается.
– Да‑а, – согласился юноша. – Этак недолго и ноги протянуть. А ты, Владос… Ты где работаешь? Скотник?
– О, нет, – грек расхохотался. – Я, видишь ли, хороший керамист… э‑э… как это по‑русски? Горшечник! Еще в детстве научился, пока у отца были мастерские. Кстати, там работало много русских, с тех пор я и знаю язык.
– Вы держали рабов?
– Хо, рабов! Как же! Наемный рабочий – так вернее сказать. Они очень неплохо зарабатывали, бывало, и по несколько солидов в месяц, правда, не все, только самые умелые. Вообще, в Константинополе живет много русских. Ну, отдельных кварталов они не составляют, так, как, к примеру, евреи или генуэзцы, но все же их достаточно много.
– Вот бы побывать в твоем городе!
Владос на это ничего не ответил, лишь вздохнул. Лешка тоже замолк и больше ничего не спрашивал, тем более что в хижину пришли Гаша с Каимом. Не вовремя приперлись, уроды!
На следующий день с раннего утра невольников выгнали на очередные работы. Владос ушел в гончарную мастерскую на заднем дворе, из соседней хижины отправились по хозяйским делам скотники, ну и, так сказать, разнорабочие тоже не остались без дела – на этот раз бритоголовый Кызгырлы погнал их копать канаву – отводить со двора водосток. Земля здесь оказалась твердая, каменистая, и большей частью приходилось орудовать не лопатой, а киркой, выгребая руками камни. Лешка на этот раз действовал похитрее – экономил силы. И – точно так же, как и его горе‑напарники, Гаша с Каимом – зорко следил за надсмотрщиком. Как только тот отходил – так откровенно филонил.
– Эщщ! – как‑то по‑звериному осклабился Гаша (или Каим, они были чем‑то похожи). – Ти, урусут! Работай! Работай1
Лешка перехватил кирку поудобней и ухмыльнулся:
– А не пошел бы ты к белой верблюдице в зад?!
– Ащщ! Щякал!
– Ну, что прищурились, уроды? – разозлился Лешка. – А ну, подходи под раздачу! Что, неохота?
Оба парня опасливо попятились – видать, хорошо помнили вчерашнюю драку. А Лещку уже несло: зло прищурив глаза, он выбрался из выкопанной наполовину канавы и, размахивая киркой, пошел, словно в последний бой.
– Стой!
Лешка обернулся: невдалеке стоял Кызгырлы и целился в него из лука.
– Ну?! – повернувшись к нему, закричал юноша. – Давай, гад, стреляй! Чего ж ты не стреляешь? А, не хочешь погубить хозяйское добро?
– Положи кирку, Али, – вдруг опустив лук, невозмутимо посоветовал бритоголовый. И где он так выучился русскому? Надо же – весь акцент пропал!
– Положи, отдохни и работай, – спокойно продолжал Кызгырлы. – Ты, конечно, будешь потом наказан. Как и эти два ишака! – надсмотрщик бросил злобный взгляд на Кайма с Гашой. Те виновато потупились.
