Андрей Посняков - Царьград. Гексалогия
– Кырк‑Ор, – обернувшись, Фариз Абдул горделиво указал плеткой на город. – Кючюк‑Мухаммед… Кючюк…
Он неожиданно скривился и сплюнул, да и последние слова произнес таким тоном, словно подзывал сторожевого пса или прогонял свинью.
Кючюк‑Мухаммед… Так, вероятно, зовут правителя. Как бы сказал Дюшка – «Кучук‑Махмет‑царь».
А Фариз царя, кажется, не очень любит… Такое впечатление.
Город просыпался, голосил пронзительными воплями, услыхав которые, надсмотрщики во главе с купцом вмиг попрыгали с коней и, достав коврики, принялись молиться.
– Алла илаху Алла‑а‑а‑а…
Фариз Абдул, впрочем, не молился на улице, а вместе с особо приближенными, сняв башмаки, зашел в красивое, украшенное нарядным бирюзовым куполом здание, по обеим сторонам которого высились две башни, напоминающие стоящие на боевом взводе ракеты. Скорее всего – местная церковь. Как ее там? Мечеть, во!
Вблизи город показался Лешке вовсе не таким большим, как снаружи. Убогонький, можно сказать, был городок – несколько красивых зданий, мечети, а остальное – все заборы, заборы, заборы. Разные – из плоских серых камней, из белого известняка, даже кирпичные, только деревянных не имелось, вообще, Лешка давно приметил – дерево здесь было в дефиците. Заборы и хижины. Люди одеты кое‑как – в обносках, словно нищие. А может, это и есть нищие? Сейчас начнут попрошайничать. Хотя… Вот этот вот смуглый парень с большим кувшином – явно продавец воды, а вон тот, с корзиной – лепешечник, а тот – торговец фруктами. Что у него там, за спиной? Лешка повел носом – судя по запаху, яблоки или груши.
Молитва окончилась, так же внезапно, как и началась. Вскочив на ноги, охранники свернули коврики, из мечети вышел Фариз со свитой. Тронулись дальше – по узеньким кривым улочкам, мимо высоких глухих оград. Любопытные мальчишки – полуголые и грязные – словно стая собак, бежали за караваном, крича и кидая камни. Ругаясь, надсмотрщики отгоняли их плетками – еще попортят товар. Улочки то сужались, то расширялись, а местами вообще превращались в лестницы. Наконец, сузившись в очередной раз так, что едва пройти, они вывели караван на большую площадь, окруженную белеными двухэтажными зданиями. Кое‑где над площадью были натянуты разноцветные пологи, под которыми разложили свои товары торговцы. Слепила глаза золотая посуда, рядом продавали дорогое оружие – круглые щиты, сабли, остроконечные шлемы, за оружейным рядом виднелись разноцветные ткани. Впрочем, дорогого товара было немного, в основном продавали глиняные горшки и плошки, виноград, инжир, яблоки, еще какие‑то диковинные фрукты, или, может, ягоды, тонкие лепешки, мясо. Несмотря на ранний час, рынок уже кишел покупателями: они азартно торговались с продавцами, бурно спорили, смеялись, ругались, дрались. На широких помостах под балдахинами пили чай… или какой другой напиток, Лешка точно не сказал бы.
Расталкивая толпу, охранники вывели караван на окраины рынка, туда, где продавали коров, баранов, коз.
– Ну, правильно, – грустно усмехнулся юноша. – И нас туда же… Тоже – скот.
Он сплюнул под ноги и едва не упал, споткнувшись о дышло какой‑то телеги… Нет, это была арба, которую надсмотрщики тут же убрали с дороги, опрокидывая вместе с грузом горшков.
– Вах! Вах! Шайтан! – закричал, заругался плюгавенький человечишко с узеньким сморщенным личиком – видать, хозяин арбы.
Кто‑то из надсмотрщиков небрежно толкнул его в грудь – мол, убирайся с дороги, да поскорей. Отлетев в сторону, плюгавец заплакал, заблажил, закричал тягуче:
– У‑у‑у, шайтан, у‑у‑у!
Окружавшие его торговцы скотом злорадно захохотали.
Невольников загнали в большой сарай – так же, строго по группам – мужики, женщины, дети. Мужиков – включая и Лешку – оказалось мало, всего‑то десятка полтора человек, их отвели в дальний угол, видать, приберегали напоследок. Здесь же, на небольшой наковальне расковывали цепи.
Первыми на торги вывели детей, точнее сказать – подростков лет по двенадцати‑тринадцати, более младшие, похоже, просто не выдержали пути, усеяв трупами долгий работорговый путь. Подростков распродали быстро – как видно, Фариз не жадничал, уступал цену. Вообще, работорговец произвел на Лешку вполне благоприятное впечатление – человек как человек, вовсе даже не злой и не вспыльчивый, наоборот, обходительный даже. Только вот профессия у него такая – людьми торговать, как какими‑нибудь быками или баранами. Уважаемая, судя по всему, профессия.
Странно, но никто из находящихся в сарае девушек и женщин не плакал, не голосил, в отчаянии заламывая руки. Хотя, чего уж теперь? Дорогу выжили, а уж сейчас… Как говаривал бригадир Михалыч – «поздно пить боржоми, когда почки отваливаются». Поздно.
– Выходить! Выходить!
Надсмотрщики шустро, одного за другим, расковав цепи, вывели на утрамбованную площадку мужчин.
Фариз Абдул, улыбаясь и поглаживая бороду, расхаживал среди толпившихся покупателей, словно павлин. Что‑то говорил, кивая на невольников, улыбался, шутил, балагурил, в общем, вел себя примерно как Галкин на каком‑нибудь шоу.
Странно, но Лешка почему‑то вовсе не чувствовал никакого унижения, которое, наверное, все‑таки должен был ощущать. Но нет… Наверное, потому что наконец забрезжил хоть какой‑то свет в туннеле его такой непонятной в последнее время жизни. Теперь вот будет хоть какая‑то определенность. Интересно, кто его купит? Вон тот гнусный старик с лицом, как расплывшаяся книзу груша? Или толстяк с вислым носом? Или веселый молодой парень в сверкающе – гламурном халате? Или…
Услыхав объявленную цену, первым подошел старик. По его просьбе Лешку заставили снять одежду – и парень наконец ощутил запоздалый стыд. Старик ощупывал его, словно лошадь, заглядывал в рот… вот заставил несколько раз присесть, пробежаться… Что‑то спросил у хозяина. Отошел, возмущенно поджав губы. Слава тебе, Господи! Не купил.
Веселый молодой парень, похоже, вообще не проявлял никакого интереса к мужчинам, что и понятно – наверняка ждал, когда на торги выставят женщин. Видать, хотел прикупить себе какую‑нибудь молодую красавицу – халат постирать, песни на ночь спеть, ну и для прочего…
Опа! Исподлобья рассматривая покупателей, Лешка вдруг встретился взглядом с неким чернобородым мужичком в серой чалме. Не высокий, но и не низкий, не толстый, но и не сказать, чтоб худой, мужичок не производил никакого конкретного впечатления. Одет… скорее бедновато, впрочем, похоже, что халат из добротной ткани, просто уж очень засаленный. Возраст… Хм… Неопределенный какой‑то возраст… ну, наверное, лет сорок‑пятьдесят. Лешка и сам не знал, с чего привязался взглядом к этому непонятному типу? Так…
А между тем почти всех мужчин уже продали. К удивлению Лешки, буквально влет уходили отнюдь не самые молодые, а вполне даже пожилые. Ага, наверное, они знали какое‑то ремесло. Тогда понятно. А вот…
К Лешке подошел тот самый, неприметный. Внимательно осмотрел, пощупал, обернулся к торговцу, что‑то сказал, для наглядности подняв два пальца.
– Э‑хе‑хе, Ичибей! – засмеявшись, Фариз показал три пальца.
Короче, как понял Лешка, сошлись на двух с половиной. Или – на двадцати пяти, черт его знает. Монеты были блестящие, но маленькие, чуть больше ногтя. Отразившееся от одной из них солнце ударило юноше в левый глаз. Лешка зажмурился… и почувствовал, как его дернули за руку.
– Идем, – негромко приказал новый хозяин. Оказывается, у него имелся и транспорт – запряженная двумя быками арба, устланная изнутри толстым войлоком. К арбе‑то Лешку и привязали за руки длинной веревкой. Наверное, хозяин опасался, чтоб по пути не сбег. Да, убежишь тут… Главное, было б куда. Ничего, сейчас нужно будет определиться, все рассчитать, обдумать… хорошо б и язык выучить, хотя бы несколько слов.
– Шагай, шагай!
Задумавшись, Лешка едва не споткнулся, тут же получив увесистую затрещину от шедшего рядом слуги – здоровенного мужичаги с бритой наголо головой. Видать, в его обязанности входил присмотр за рабами. Кроме бритоголового, который Лешке сразу же крайне не понравился, в свите неприметного мужичка Ичибея было еще трое человек. Один – мальчик с темными кудрями, – сидя рядом с хозяином, погонял волов, двое – угрюмые тощие парни – тащили на плечах объемистые корзины, те, что не вместились в арбу. Как видно, Ичибей сделал сегодня немало покупок.
Шли молча. Лешке говорить было пока не с кем, да и не о чем, к тому ж – и опасно. Парень уже не раз перехватывал пристально‑злобный взгляд бритоголового. Парни с корзинами, похоже, тоже не отличались особой разговорчивостью, а хозяин Ичибей угрюмо клевал носом в арбе.
Процессия быстро миновала еще одну площадь с красивым фонтаном, охраняемым двумя воинами с длинными копьями, затем арба резко свернула вправо и оказалась у крепостной стены, прямо напротив приземистой башни с распахнутыми воротами. Судя по ржавым петлям и обленившимся толстякам – стражниками, ворота эти не закрывались вообще никогда – нападений врагов тут, похоже, не опасались. Или – надеялись на какую‑то другую защиту?
